– Может, – равнодушно согласилась я. – Всё бывает в первый раз.

И в тот же момент я увидела через стеклянную перегородку, как дверь со стороны пассажирского сидения открылась, и в лимузин сел Трэвис. Выдохнув, я откинулась на мягком кожаном сидении, закрыла глаза и вздохнула.

– Думаю, мне стоит выписать тебе что-нибудь. Не слишком сильное, но такое, что позволит тебе хорошенько поспать всю ночь.

Вспомнив о Броди, я ответила:

– Прошлой ночью я хорошо выспалась. Мне просто хочется, чтобы всё это побыстрее закончилось.

Она похлопала меня по руке.

– Всё уже почти закончилось.

Я ничего не ответила, меня одолевали сомнения. Почти закончилось, а закончилось ли? Машина тронулась. Мы двигались неспешно, и я почти сразу заскучала по тому, как быстро ездил Трэвис. Мне пришло в голову, что если бы они с водителем поменялись местами, Стюарт бы уже давно надёжно покоился за мраморной стеной.

Должна ли я была чувствовать вину за смерть Стюарта или за его страдания?

Я представила себе его таким, каким видела сотни раз за последние девять лет. Представила его сидящим в том кресле: самодовольное выражение на его лице, когда он, наконец, позволял мне снять повязку и наушники. С самого начала я знала, что когда он приказывал мне снять их, всё моё внимание должно было быть сконцентрировано только на нём.

Прошлое.

Поднявшись с кресла, он подошёл ко мне, и сел на краешек кровати. Его голубые глаза сияли.

– Тори, моя Тори… – ласково шептал он, стирая большим пальцем мою размазанную тушь. – Не нужно слёз. Ты просто чудо! Наш друг был невероятно доволен.

Я никогда не знала, что мне отвечать на такие слова. Хорошо? Ура? Или быть честной? Плевать я хотела, мать твою. Я ненавижу каждую секунду, проведённую здесь. Подходящего ответа просто не было.

Его рука опускается к моему влагалищу: его пальцы ласкают мои припухшие губы, массируют клитор.

 – Ты охрененно красивая, когда кончаешь. Видела бы ты, как возбудился наш друг от твоего маленького пре-шоу. У него встал ещё до того, как он коснулся тебя.

Я закрыла глаза. Повязка на глазах была благословением. Этого я видеть не хотела. Не хотела быть частью происходящего.

– Посмотри на меня.

В душе клокотали стыд и отвращение, но я открыла глаза.

– Я уже говорил тебе, чтобы ты не стыдилась реакции своего тела.

Руки Стюарта путешествуют по моему обнажённому телу и останавливаются, чтобы поласкать мои чувствительные соски. Стоило ему только прикоснуться к ним, как я невольно вздрогнула. Его рот тут же накрыл сначала один сосок, потом второй. Его губы и язык нежно ласкали их. И, против моего желания, они затвердели.

Его дыхание учащается.

– О, чёрт! Ты такая отзывчивая. – Его голубые глаза смотрят вопросительно. – Грудь болит?

– Да, – хриплым голосом ответила я. Это было первым моим словом за последние два часа.

– Прости, милая. Наш друг оставил зажимы чуть дольше, чем мы рассчитывали. Он просто очень увлёкся остальными частями твоего тела, например, этой вожделенной киской. – Его большие ладони накрыли каждую из грудей.– Позволь, я сделаю так, что им станет лучше. Откинься на кровать. Я сделаю так, что тебе станет лучше.

Мне не хотелось откидываться на кровать. Мне хотелось принять душ и уехать отсюда. Но это не входило в планы Стюарта. Он наслаждался вторым раундом не меньше, чем первым. Его нежный голос и забота не могли сбить меня с толку.  Я знала своё место. Пока мы находились внутри склада, я играла навязанную мне роль. Я была его шлюхой. Мне было дозволено ответить это кроткое «да» только лишь потому, что Стюарт задал мне прямой вопрос. Не спроси он ничего, не имели бы значения ни боль, что я испытывала, ни моё душевное смятение – мне не разрешалось говорить. Дома я могла заигрывать или касаться своего мужа сама. Могла проводить пальцами по его широкой груди или плечам. Могла обвить его ногами, пока он загонял в меня свой член. Дома, или во время наших путешествий, я могла вылезти из кровати и пойти в туалет или ванную, чтобы привести себя в порядок. Но не здесь. Здесь я ждала, когда мне прикажут.

Откинувшись назад, как мне было сказано, я оставила руки лежать по бокам, молясь, чтобы они там и остались.

– Моя умница. А теперь, возьмись за изголовье кровати.

Я покорно подняла руки, и боль в плечах заглушила боль в сосках.

– Держись крепче, милая. Не закрывай глаза. Я хочу, чтобы ты смотрела на меня, твоего мужа. Это и отличает нас от твоих встреч с нашими друзьями. У нас, Тори, особенная связь. Твои серые глаза говорят куда больше слов. И я хочу видеть в них каждую твою эмоцию.

Он взял зажимы для сосков и поднял их над моей головой. Мои глаза округлились от испуга. Какого хера? От них точно не станет лучше.

– Не нужно, – с укором произнёс Стюарт. – Никогда не смотри на меня со страхом. Я не собираюсь снова использовать их, не сегодня.

Он пососал каждый сосок.

– Признаюсь, когда я понял, что зажимы всё ещё на тебе, мне захотелось увидеть твои глаза, когда он снял их. Мне захотелось узнать, что ты почувствовала. Мне не хватает этого, когда твои глаза закрыты. Я скучаю по тому, что могу увидеть, о чём ты думаешь.

Если бы он только знал, о чём я думала. Хотя он с нежностью ласкал мою грудь, болезненные ощущения не исчезали. Я сжала зубы, чтобы не заплакать.

– Должно быть, когда кровь приливает обратно, она вдыхает жизнь в твои соски.

Вдыхает жизнь?

Это чудовищно больно! Поэтому размазалась моя тушь. Я могла сдержать слёзы, вызванные унижением, этому я научилась. Но слёзы, которые вызывала физическая боль, сдержать порой было невозможно.

Кровать дрогнула, Стюарт поднялся.

– Я очень горжусь тобой, детка. Это был очень важный друг, и он хочет посетить нас снова. Ты даже представить себе не можешь, каким счастливым это меня делает. Ведь мы хотим, чтобы и наши друзья были счастливы, правда?

Хотел ли он получить ответ на свой вопрос? Если да, то я бы ответила: «Ни хрена!» Его дружки могли поискать счастье в каком-нибудь другом месте.

Раздеваясь, Стюарт сказал:

– На мне слишком много одежды по сравнению с моей красавицей-женой. Ты только посмотри! Твоя киска всё ещё не насытилась. Мне нравится наблюдать за тем, как ты кончаешь. И когда сейчас ты снова будешь кончать, то будешь выкрикивать моё грёбаное имя. Ты сделаешь это для меня, Тори? Будешь выкрикивать имя своего мужа?

Я ненавижу тебя, мать твою!

– Да, Стюарт, я буду выкрикивать твоё имя.

Он взял свой член в обе руки и провёл одной из них по всей его длине, вновь оказавшись на кровати и встав на колени рядом с моим лицом.

– О, милая, я буду трахать тебя в твою мокренькую киску до тех самых пор, пока ты не закричишь моё имя. Но я не буду кончать в тебя, не в этот раз. Я кончу на твои восхитительные сиськи. А потом буду смотреть, как ты втираешь мою сперму в свои соски. – Он наклонился ближе, утыкаясь носом в мою шею. – Видишь, детка, я же обещал, что им станет лучше. Ничто не облегчит твою боль так, как порция спермы твоего мужа. Правда?

Он размазал блестящую жидкость с головки его члена по моим губам.

– Оближи свои губы, Тори. Дай мне увидеть твой язычок.

Я сделала, как он сказал. Его солоноватый вкус, присущий только ему одному, помог мне забыть об особом друге. Это было ненавистно мне, но одновременно я хотела большего, чтобы изгнать друга из памяти. И Стюарт помогал мне в этом, помогал забыть.

Я ненавидела его, но нуждалась в нём.

– О, чёрт, – продолжал он, – теперь передо мной стоит дилемма: оттрахать тебя в рот или в твою киску. Слишком много вариантов.

И снова он начал водить членом по моим губам.

– Открой рот пошире, начну с твоих прекрасных аккуратных губ. Ты хорошо поработала с нашим другом. Каждый раз, когда ты сглатывала, я возбуждался всё больше.

Он встал на колени над моим лицом и протянул надо мной руку, чтобы взяться за изголовье кровати. Я открыла рот и выставила вперёд подбородок, чтобы подстроиться под его размеры.

– Чертовски хорошо. – Он стал двигаться, его знакомый запах помог мне расслабиться, и моё тело стало непроизвольно реагировать. Желая, чтобы всё это побыстрее закончилось, я начала сосать сильнее.

– Детка, не жадничай. Ты же не хочешь, чтобы я кончил сейчас. Твоя киска тоже ждёт своей очереди.

– Вик?

Я открыла глаза и повернулась к сестре.

– Что?

– Я говорила с тобой, но ты отключилась.

– Прости. Погрузилась в свои мысли.

Нет, мать вашу, меня ни капельки не огорчала ни смерть Стюарта, ни его страдания. И плевать мне хотелось на то, что сказал Трэвис. Стюарт заслуживал каждой минуты боли и страданий. Когда дверь грёбаного склепа закроется, глубоко внутри я буду ликовать. И если кто-то хотел, чтобы я продолжала заниматься тем, чем занималась, что ж, они не знали настоящую Викторию Харрингтон. Настоящая Виктория Харрингтон не была шлюхой. Оглядев своё чёрное платье, чёрные чулки, чёрные туфли и чёрную сумку, я распрямила плечи и тут же почувствовала вес чёрной шляпы с широкими полями. Нет, я была чёртовой вдовой – чёрной вдовой, и я не собиралась сдаваться без боя.

Уголок моего рта бессознательно поднялся. И тут же я поймала взгляд Трэвиса в зеркале заднего вида.

Знал ли он? Казалось, он знал почти всё. Но известно ли ему, что я убийца?

– Вик? Ау?

Я снова посмотрела на сестру и вздохнула.

– Вэл, я в порядке, правда.

– Нет, ты не в порядке. Ты перенервничала. Я поеду к тебе домой. Мне не нужно в больницу до завтрашнего вечера, так что я останусь. И я собираюсь дать тебе снотворное, такое, что не только поможет тебе уснуть, но и хорошенько выспаться.