Медленно и методично Константин поставил пистолет на предохранитель и аккуратно тот спрятал. Мрачный Никольский, маячивший в дверях, и старающийся не смотреть в комнату, с кем-то разговаривал по телефону.

— Лихуцкий отследил последние разговоры по его телефону. — Слабый кивок в сторону трупа. — Он еще не отследил все линии, но есть ниточки, которые ведут в Киев.

— Картов? Шамалко? — Константин задумался над тем, что стоило бы раздобыть где-то чистую рубашку перед тем, как ехать к Карине.

Борис передернул плечами.

— Возможно Картов. Точно пока сложно сказать, но его люди мелькают.

— Ладно. Он хотел войну, он ее получит. — Соболев принялся расстегивать пуговицы сорочки. — Позвони Максу, скажи, чтоб завершил все дела, которые есть с Картовым. Мне без разницы как, и что он будет говорить. Мы завершаем все сотрудничество. Остальное решим завтра. — Сжав в руке испачканную рубашку, Соболев пошел к выходу.

— Соболь. Не торопись. У меня к тебе разговор есть.

Константин обернулся и поднял бровь, требуя, чтобы Боруцкий говорил быстро.

— Хочу предложить один вариант. — Вячеслав жевал фильтр от сигареты. — Я помогу тебе с этим. — Он кивнул на тело. — И с заварухой твоей могу подсобить. У меня есть кое-какие ходы. Ты же не попрешься Картова, как этого, своими руками…

— А в обмен?

— Помоги мне с Шамалко.

— Конкретней? У меня с Виктором свои счеты. Так что, я не отказываюсь. — Костя оперся плечом о косяк двери. Здесь было прохладно. — Но хотелось бы знать поточнее…

— У Шамалко мой человек. — Боруцкий отвернулся от него. — Я готов вытащить его любой ценой. Но потом, Виталий мне заплатит…

Константин выпрямился. Все они игнорировали наличие в комнате тела, словно того и не было.

Он знал, что Виктор едва не убил Борова. Честно говоря, Костя до сих пор не понимал, как тот выжил. Ну, да ладно. Ему от этого было больше пользы. И он мог понять желание Борова отомстить и за свой позор, и за все остальное. К тому же, как ему казалось, он догадывался, о ком говорил Вячеслав. Была под его «крылом» одна молодая певица, которая вдруг исчезла после той заварушки. А спустя полгода, если верить данным Никольского, объявилась в столице. Он не вникал раньше глубоко. Но теперь придется, видимо.

— Агния?

Боруцкий помолчал пару секунд, словно сомневался, а потом кивнул.

— Она моя жена. — Так, словно выдавил это из себя, просипел Боров.

Константин ругнулся. Час от часу не легче.

Он не знал этого и, судя по вытянувшемуся лицу Никольского, об этом, вообще, мало кому было известно. Начиная помогать Вячеславу, они с Борисом перерыли все, что смогли, собирая данные.

— Удивил? — Боров хмыкнул. И впервые за это время зажег-таки свою сигарету. — Да, я и так не трубил об этом. А потом… я убрал всех, кто знал. Кроме Федота, ему можно верить. Но не успел. Щур… падла…

Боруцкий сплюнул и затянулся. Костя больше не спрашивал. Точную информацию по тому трупу, которого когда-то называли Щуром, Борис ему приносил.

— Ладно. Разберемся. И с твоим. И с моим. — Подвел итог Константин. — Завтра. Сейчас мне надо домой. И еще переодеться. — Добавил он, глянув на скомканную в руке сорочку.

— Пошли. Я дам. — Боруцкий скривился. — В бизнесе ты, все-таки, сечешь лучше. А тут, доверься мне, Соболь.

Он прошел мимо него и Бориса, направившись к лестнице.

Глава 33

Территория вокруг дома была залита светом. Константин и раньше не пренебрегал охраной, сейчас же Борис увеличил ее количество втрое по его приказу. Не столько потому, что Константин, действительно, ожидал еще одного нападения этим вечером. Нет, это больше было сделано им для того, чтобы внушить чувство уверенности и спокойствия Карине. Впрочем, он не знал, выглядывала ли она наружу, чтобы увидеть все это.

Бросив машину во дворе, Соболев стремительно поднялся по лестнице и на секунду замер, с удивлением рассматривая открывшуюся ему картину.

Станислав сидел на стуле в коридоре второго этажа, чуть наискось от двери в их спальню, и следил за Валентином. Психотерапевт же, проигнорировав наличие второго стула, устроился прямо на полу, и правда, на самом пороге их спальне, как и описывал Стас по телефону. В руках он держал чашку. И сейчас разговаривал с кем-то, судя по всему с Кариной, о направленности внешнеполитической стратегии правительства. На взгляд Кости тема показалась довольно оригинальной. Однако, уже не имея нужды убеждаться в профессиональности Валентина, Соболев решил, что тому виднее, о чем говорить.

Стас заметил его почти сразу, и тут же поднялся со своего стула. Костя остановился около него, кивком головы и приветствуя, и интересуясь, как тут у них дела.

— Физически она почти не пострадала. Синяк на подбородке, да пара царапин на ногах. Я их обработал, хоть и не могу сказать, что Карине это далось легко. Психологически, я имею в виду. И как только я закончил, она очень вежливо попросила меня выйти из комнаты. Филипп этот, ваш, сидит там, как Цербер, притащил себе какой-то пуф, и уселся у кровати, кажется, подозревая и нас в чем-то. — Криво усмехнувшись, доложил его врач. — Ну, а Валентин Петрович, сам видишь. Он пытался аккуратно уговорить ее рассказать о том, что случилось, но Карина не желает об этом говорить. Тогда он перевел разговор на ремонт в здании клиники, она чуть более охотно включилась в диалог. Теперь вот, пьют чай и обсуждают политику. Твоя жена в этом вопросе очень подкована. — Стас улыбнулся чуть более искренно.

— Круг общения обязывал. — Константин хмыкнул. — Что на счет беременности?

— Что-что, я не знаю ничего больше того, что уже тебе сказал. — Стас скривился. — А в виду того, что меня и в комнату не пускают, я не уверен, что она и тест из моих рук возьмет, чтобы хоть как-то определиться.

— Ну, есть же какие-то методы, я не знаю, ты же врач, в конце концов! — Негромко вспылил Костя, позволив вырваться напряжению и неопределенности.

Да, он нервничал. Потому что понятия не имел, как Карина может воспринять положительно подобное известие после сегодняшнего нападения. Пока он этого представить не мог. И упрекнуть ее — не имел бы права.

— Как? — Так же раздраженно рыкнул в ответ Станислав. — По глазам этого не видно, знаешь ли. Не по ее, по крайней мере. — Вдруг, задумавшись, поправился Карецкий. — Есть такие женщины, на которых глянешь — и сразу понятно, не спрашивай как. Просто так бывает. Из них словно льется это понимание и состояние. Не твоя жена. Карина — замкнута, и я сомневаюсь, что она позволит увидеть окружающим хоть каплю своего внутреннего мира, даже подсознательно.

Константин ругнулся. Пару дней назад он почти поверил, что они уже благополучно миновали этот этап замкнутости.

Сильно захотелось иметь возможность воскресить Павленко и убить этого мерзавца еще раз. Только теперь медленно и мучительно. Но, в виду отсутствия дара воскрешения, пришлось засунуть свой гнев подальше, в «депозитную ячейку» памяти так сказать, для Картова.

— Опираться на сроки и фазы цикла — тоже проблематично, учитывая то, сколько лет она была на гормонах, их отмена может спровоцировать задержку менструации или сбой цикла.

Стас пожал плечами.

— Варианты? — Костя устало помассировал лицо.

— Предлагаю или сделать сейчас тест, самый элементарный, не гарантия, но уже что-то. Или завтра в клинике проверить.

— Завтра. — Решил Костя. — А может и позже. Определимся по ее состоянию.

Станислав не спорил.

— Только, тогда, никаких таблеток я не оставляю.

— Хорошо. Я понял. Но, ей что, вообще, ничего нельзя? Травы там, какие-нибудь, я не знаю… — Он вопросительно глянул на Стаса.

— Можно. Валериану, ромашку. Только она не будет, Костя. Я тебе говорю, и Валентин Петрович подтвердит, если хочешь. — Стас косо глянул на психотерапевта. — Когда Карина поняла, о чем я ее спрашиваю и, осознав, допустила вероятность беременности… — Стас хрустнул пальцами, словно пытался подобрать слова. — Я не скажу, что она счастлива и рада. Нет. Но она готова отодвинуть все свои интересы, травмы, боль — на самое последнее место, лишь бы с вероятным ребенком ничего не случилось. Знаешь почему? — Врач глянул на него как-то грустно.

Константин молчал.

— «Костя хочет ребенка», вот что она сказала, когда это поняла. — Стас хмыкнул. — Она чем угодно пожертвует, лишь бы дать тебе то, что ты хочешь. Даже если сама, определенно, не в восторге от этой новости.

Он знал, что сжал челюсти слишком сильно, и наверняка, Стасу видно, как «ходят желваки», выдавая состояние Константина. Ну и хрен с ним! В этот вечер, как Косте казалось, ему было простительна некоторая невыдержанность нервной системы.

Кивнув, Соболев ничего не сказал Стасу, и пошел к спальне.

Валентин поднялся с порога, едва его увидел и молча пропустил Костю. Он кивнул и ему, благодаря за то, что тот делал для Карины. Посмотрел на жену, которая, подобрав под себя ноги, сидела в постели и смотрела на него испуганными и растерянными глазами.

Он мог бы поспорить, что она, как минимум — догадывается, а то — и точно знала, что он делал в то время, пока был не с ней. Но ее страх имел отношение совсем к другому.

Вздохнув, Костя глянул на подскочившего при его появление Фила.

— Проводи людей. — Велел он эконому.

И, не дожидаясь, пока все уйдут, подошел к Карине и сел около нее. Протянул руку, осторожно погладив синяк на подбородке. Кожа казалась холодной на ощупь. Видимо, Карина прикладывала лед.

— Сильно болит, хорошая моя? — Обхватив пальцами ее затылок, Константин потянул жену на себя. И, подхватив, усадил себе на колени.

— Бывало и хуже. — Карина напряженно улыбнулась.

А потом отстранилась и с затаенным страхом посмотрела ему в глаза.