Тот зашипел, хорошо бы от боли. И, прищурившись, глянул на Константина. После чего, хоть вымученно, но ухмыльнулся.

— Нет, — Никольский стоял в дверях комнаты, наблюдая за происходящим с каменным выражением лица.

Соболев продолжал рассматривать этого человека. Увидев его, запечатлённого на кадре камеры наблюдения в отеле Алексея, он не увидел ничего знакомого. Нельзя сказать, что и сейчас Соболев вдруг понял, кто это. Хотя, рассматривая лицо живого человека, а не зернистую картинку с увеличенными пикселями, пусть это лицо и было уже подпорчено чьими-то кулаками, что-то, смутно знакомое, Константин уловил. Где-то он того точно видел. Где?

— Что, проблемы с памятью? — Прохрипел мужчина, попытавшись отползти от его ноги.

— Уверен, ты мне ее освежишь. — Константин придавил ногой простреленное плечо своего «собеседника», чтоб не рыпался.

— Везучий ты, все-таки, гад, Соболев. — Отдышавшись, сипло выплюнул тот. — Вечно выкручиваешься, никак тебя не достанешь. Жаль, я так и не успел твою сучку отодрать. Хоть немного отомстил бы…

Наклонившись, Костя присел на корточки, и с размаху ударил его прикладом своего пистолета по челюсти. Справа. Синяк, за синяк. Хотя, и перелому он не расстроится.

— Не советую тебе даже упоминать мою жену. Тем более, в таком тоне. — Холодно заметил он, продолжая волей контролировать бешенство.

Он за все отплатит. Но сначала Константин получит ответы.

— Вечно ты шлюх спасаешь. — Мужчина закашлялся, отплевываясь кровью. — Только в этот раз успел, к сожалению.

В памяти словно щелкнуло.

Костя дулом надавил на скулу Павленко Андрея и посмотрел тому в лицо. Снайперу, служившему с ним в Афганистане. Сержанту, которого трибунал приговорил к тюремному заключению за изнасилование двенадцатилетней девочки из мирного населения. Она умерла от побоев, которые Павленко ей нанес. Того это, впрочем, не остановило, а может он и не заметил, что насилует уже мертвого ребенка. Соболев был тем, кто застал Андрея, он наставил на него свое оружие и так отвел его к командиру, где и рассказал все.

— Смерть тебя, как-то, уж чересчур поменяла. — Отстраненно заметил Константин, все еще успешно контролируя ярость. — Мне говорили, что ты умер на зоне еще семь лет назад.

— Ага. Умер. — Павленко осклабился разбитыми губами. — Мне помогли «умереть». Те, кто понимают толк в том, что я умею. А морду пришлось подлатать, тебе спасибо. Слишком приметной стала, после того, как ты позаботился, чтоб моим сокамерникам сообщили, за что я посажен. — Павленко глянул на него с чистой, ничем незамутненной ненавистью.

Настолько выраженной и яростной, словно бы это он был сейчас хозяином положения.

— А ты говоришь, тебе отдать. — Константин поднялся и глянул на Никольского, который, похоже, не очень понимал, о чем они сейчас разговаривают. — Я эту мразь уже садил раз. Романтик был. Все по закону делал. И вот, — развернувшись, он резко ударил Андрея в живот. Так, что тот со стоном согнулся, вновь сплевывая кровью. — Чего мой романтизм стоил Карине.

Борис отвел глаза.

Вячеслав, молча наблюдающий за всем происходящим, только хмыкнул. Достал из кармана пачку сигарет и, вынув одну, зажал зубами. Жестом предложил Константину. Тот раздраженно дернул головой, отказываясь. Хоть именно в этот момент курить хотелось, как никогда сильно. Вместо этого он еще раз ударил Павленко.

— Кто заказчик? — Глядя, как тот откашливается, потребовал он ответа.

Андрей скривился.

— Я. Захотел тебе отомстить.

— Врешь, мразь. Сам ты ничего не сумел сделать. — Он придавил ему горло ногой, не сильно, просто не позволяя отвернуться. — Кто заказал Карину?

— Я.

— Слышь, Соболь. — Боруцкий, так и продолжая жевать незажжённую сигарету, похлопал его по плечу. За секунду до того, как Костя снова планировал Павленко ударить. — У меня ребята в этом плане поопытней тебя будут. Кого хочешь разговорят. Давай, лучше они этим, — Боров качнул головой на Андрея. — Займутся. А мы послушаем. А то ведь, пришибешь, ненароком, раньше времени.

Константин хрустнул суставами, глянул на покалеченную ладонь Вячеслава, который сейчас, тремя оставшимися пальцами на правой руке, мял сигарету, вместо того, чтоб ту курить. И после снова взял в зубы. Глубоко вздохнул, и кивнул. Несмотря на многое, в этом Боров прав, не поспоришь. Так, как эти люди, он Павленко прижать не сумеет.

Довольно хмыкнув, Боруцкий вышел в коридор мимо молчаливого Никольского.

— Федот! — Негромко позвал он кого-то, и вернулся в комнату.

Через минуту на пороге появился невысокий, крепкий, жилистый мужик, может, лет на пять младше самого Боруцкого. Через весь лоб и по носу у того шел некрасивый, белесый шрам. Молча обведя комнату глазами, этот Федот подошел к Павленко и, ухватившись за цепь наручников, рывком подтащил того к стене, игнорируя хрип Андрея.

Поскольку его роль теперь свелась к вопросам, Константин отошел к подоконнику и, опершись на тот, постарался немного утихомирить ярость, пока не получит ответы.


Минут через двадцать, когда Павленко, чью стойкость и упрямство нельзя было не отметить, продолжал отрицать наличие помощников, у Константина включился мобильный. На дисплее высветилось имя Стаса. А, поскольку, он оставил и того, и Валентина у себя дома, на случай потребности Карины в помощи, пока его не будет, Костя сразу же ответил, отвернувшись к окну и игнорируя глухие звуки ударов и стоны.

— Да?

— Карина проснулась. — Отрапортовал врач.

Косте не понравился его голос.

— Как она?

Карецкий вздохнул.

— Не знаю, чем ты там занят, но советовал бы тебе поскорее вернуться. Нас она не особо к себе подпускает. Ну, кроме этого… — Карецкий прокашлялся. — Филиппа, кажется. Его Карина в комнату пустила. Валентин сейчас сидит на пороге вашей спальни и пытается с ней поговорить. Не могу сказать, что она идет на диалог. Короче, Костя, ей нужен кто-то, кому она доверяет. А как понял я, таких на Земле аж один человек.

— Я скоро. — Пообещал Константин, в отражении треснутого стекла наблюдая за тем, как Федот ломает Павленко пальцы. Тот сдавленно мычал, но никаких фамилий не называл. — Ты не можешь, пока, уговорить ее выпить еще одну таблетку снотворного? Скажи, что я попросил.

— Она отказывается, Костя. — Стас как-то нервно прочистил горло.

— Скажи, что это моя просьба. — Напомнил он.

— Не уверен, что поможет. Понимаешь, — Карецкий, кажется, прикурил. Что ж они его все доводят? Стас же больше года назад бросил, вроде! — Карина говорит, что не хочет пить лекарства. И я склонен с ней согласиться.

— Почему? — Константин проследил взглядом, как Никольский вышел в коридор.

— Она утверждает, что вы больше месяца не применяли контрацепттивы. — Кажется, Стасу было неловко.

Константин прищурился, не разбирая, что видит в отражении.

— И? — Хрипло уточнил он. — Она беременна?

— Я не знаю. — Карецкий кашлянул. — И она не знает. Просто ответила на мой вопрос, когда я пытался выяснить, что она принимает или не принимает, чтобы подобрать лекарство. А Карина поинтересовалась, можно ли пить те таблетки, что она пила, в таком случае.

— И? — Рыкнул Соболев, понимая, что самообладание подводит.

— Нет, их — нельзя! — Так же раздраженно бросил Стас в ответ.

— Ты можешь выяснить, вообще?!

— Как?! По ауре?! Она меня ближе, чем на три метра к себе не подпускает. В комнату не даст войти. Просто, доделывай то, чем ты там сейчас занимаешься, и давай сюда, к жене! И нам, и ей будет легче, беременная Карина, или нет!

Зло отчитал ему Карецкий и бросил трубку.

Пульс стучал в ушах, как щелчки маятника. Телефон уже отключился, а Константин все еще держал трубку у уха. Если она беременна…

«Никто не знает, что будет с ним завтра. Никто не может быть уверен в том, что сумеет защитить своих детей…»

Так она говорила? Или что-то подобное?

Ярость и бешенство, так упорно контролируемые им в последний час, вдруг рванули, ударили, прорвав заслон воли и сдержанности. Вина, которая никуда не ушла от ее признания, стала сильнее. Беременна Карина, или нет — сама такая возможность в совокупности с нападением на нее этим вечером, превращала Соболева в безумца, способного только на ярость, требующую уничтожения того, кто был повинен в воскрешении самых глубоких страхов любимой им женщины.

Жар ударил в голову. Он прекрасно понимал, что делает. Это не было похоже на помешательство. Наоборот, он предельно четко понимал, что делает. Сунув телефон в карман, и не отмечая этого сузившимся сознанием, он развернулся, и ничего не говоря, в несколько шагов пересек пустую комнату. Все стало неважно, даже имя заказчика.

Федот, видимо, сразу поняв намерение Константина, быстро отошел в сторону.

Боруцкий вновь положил ему руку на плечо после третьего выстрела в упор в голову Павленко. Или того, что от той осталось.

— Все, Соболь. Хватит. — Вячеслав немного встряхнул его. — Он мертв.

Нет, он не считал, что хватит. Но больше, и правда, палить смысла нет.

— Тебе не понять. — Константин отпустил курок и отвернулся.

— Ой, ли? — Боруцкий зло сплюнул и отвернулся, резко сдернув свою руку с его плеча.

Константин промолчал, признавая, что мог быть и неправ, он не особо знал, что там было у Борова в прошлом с такого ракурса.

Вячеслав достал очередную сигарету, выбросив прежнюю, измочаленную до невозможного, и сунул в зубы.

Константин отошел в центр комнаты. Ему доводилось убивать людей и раньше. Там, на войне. Но, если честно, никогда он не испытывал от этого кайфа или удовольствия. Наоборот, его мутило от этого. Однако сейчас… Пусть он будет самым последним чудовищем, но Константин ни на секунду не пожалел о том, что сделал.