Константин уже успел добраться ртом до ее груди, сбросив мешающий бюстгальтер на пол. Да и сам он к этому времени остался без одежды, так что…

Карина, в ответ, видимо, попыталась опять провернуть ту штуку со своими ступнями и его пахом, которая, надо признать, действовала безотказно. Потому Костя и не позволил. Сегодня он собирался продержаться достаточно долго, чтобы дать Карине кое-что большее.

Поймав ладонью ее ступню, он с усмешкой поднес ту к своим губам и начал медленно целовать пальчики сквозь чулок. Карина выгнулась и, совершенно определенно, задохнулась. Прекрасно, но на этом он не собирался останавливаться, плавно продвигаясь языком и губами к лодыжке. И дальше, выше, или ниже, в зависимости от угла обзора. Она попыталась извернуться, с некоторой неуверенностью в глазах наблюдая за его действиями.

— Зачем? — С искренним недоумением, да что там, едва ли не страхом прошептала она. — Что ты делаешь? — Карина старалась приподняться.

Что ж, Костя не сомневался, что ее таким и не баловали. Честно говоря, он и сам обычно был не особо щедр на подобные ласки для своих любовниц. Но с ней… Ему хотелось доставить своей жене максимум удовольствия. Дать то, о чем никогда не заботились другие.

— Не думаю, что ты не понимаешь. — Он блеснул в темноте усмешкой, и не думая останавливаться. — Кстати, шикарное белье, — заметил он, добираясь до кружевных трусиков, имеющих весьма пикантный разрез в самом откровенном месте. — Надеюсь, ты оформила карту постоянного покупателя там, где это купила? — Раздвинув кружева, Костя с удовольствием припал ртом к нежной плоти. — Нет, знаешь, у меня есть идея получше. — Легко надавив ладонью ей на живот, пресекая попытку извернуться, продолжил он восхищаться. — Давай, просто купим этот магазин.

— Почему не фабрику сразу?

Наверное, она собиралась сказать это с издевкой, а вместо этого — простонала, как-то обессиленно вжав бедра в стол. Будто и хотела отодвинуться от его губ, но и признавала, что желает остаться на месте.

— Хочешь? — Константин спорить не собирался. Определенно, не в этот момент. — Фабрику, так фабрику. — Согласился он немного невнятно, так как вернулся к прежнему занятию.

Она же только снова застонала, наверное, в ответ на его щедрость.

Константин настойчиво, но неторопливо и с тщанием воплощал в жизнь свое намерение, несмотря на то, что сама Карина, то и дело, продолжала попытки выскользнуть из его рук.

Не на того напала, девочка.

Он прекратил целовать, посасывать и давить на ее плоть только тогда, когда дрожь, сотрясающая ее, стала судорогой оргазма, и Карина хрипло закричала, закрыв глаза и полностью отдавшись его рукам и губам.

От этого крика, от того, как она растянула его имя, протяжно выдохнув: «К-о-о-о-стя», у него снесло остаток сдержанности. Но бешеное желание не заставило Константина отступить от своего плана по развитию доверия в их отношениях. Распрямившись, он подхватил ее и, перевернув, уложил на стол животом, пока по телу Карины еще пробегали волны удовольствия.

Не то, чтобы Карина хоть раз отказывала ему в какой-то позе или желании. Но всякий раз, даже просто обнимая ее со спины, Костя ощущал мимолетное, но от этого не менее горькое напряжение, отдающее паникой и страхом.

— Не бойся. — Пользуясь ее дезориентированностью, прошептал Костя ей в ухо, накрыв руками ладони Карины, распластанные по лакированному дереву столешницы. — Меня не бойся никогда. Не причиню боли, обещаю. — Продолжал сипло шептать он, осторожно, но настойчиво проникая внутрь ее пульсирующего тела. — Никогда, моя хорошая.

Теперь уже и он с трудом сдерживал стон, понимая, что в этом темпе придерживаться медлительной тактики не удастся. Ее прежние крики и то, как Карина извивалась под его губами, распалили Костю не меньше, чем возбуждало нынешнее собственное скользкое и влажное движение внутри ее тела.

Но так как его затея, похоже, удалась, во всяком случае, Карине сейчас, определенно, не было страшно, и она не застыла в его руках, Константин позволил себе больше не сдерживаться. Единственное, на языке вертелось «Даша». Но Костя, помня ее страх, что он видит в ней лишь обиженную девочку, не позволял тому сорваться, продолжая целовать ее плечи и затылок. И двигался, двигался, двигался…


Карина старалась не шевелиться. Даже дышала медленно и осторожно, контролируя каждую мышцу. По непонятной ей причине, Костя просыпался сразу же, стоило ей только попытаться сесть в кровати. А Карине сейчас не хотелось, чтобы он бодрствовал. Она нуждалась в пространстве и возможности подумать.

С первым было весьма туго, так как Соболев, продолжая спать, крепко обнимал ее, прижимая к своему телу. А вот с мыслями, даже их избытком — дефицита не наблюдалось. И Карина думала. Вспоминала тот дурацкий разговор с девчонкой, когда ей следовало бы сдержаться и просто уйти. А она, вконец разболтанная непониманием того, что творится с ней и ее жизнью, практически опустилась до уровня той дурочки. И все из-за желания напомнить себе, что не бывает чудес и сама Карина была и остается лишь содержанкой и шлюхой.

Только вот последовавший за тем разговор с Костей и то, что было потом, на столе…

Она зажмурилась, ощущая, что начинает задыхаться.

Боже. Боже. При всем ее опыте, то, что сделал для нее сегодня Костя…

Никто не делал для нее такого. Что, впрочем, было бы удивительно ждать от насильников. И на какой-то миг она даже разозлилась на Костю. За то, что и правда, вынуждает, заставляет ее поверить в то, что кажется нереальным и невозможным.

Мог ли Костя ее полюбить? Мог ли, вообще, такой человек, как Соболев, полюбить кого-то? Тем более, кого-то такого, как она?

Ответ очевиден и прост.

Только вот теперь, Карина со страхом понимала, что не только стала допускать существование самой любви, пусть и как феномена, но и готова дать совсем нереальный и абсурдный ответ на предыдущий вопрос. Более того, если бы кому-то сейчас пришло в голову поинтересоваться, что же она сама ощущает к этому мужчине, спящему рядом, Карина вполне могла дать еще более безумный ответ.

Впрочем, в ее случае, даже привязанность и доверие к мужчине казались сумасшествием. А разве Константин не сумел добиться от нее всего этого?

Глава 27

— В такие моменты я начинаю думать, что жить на несколько этажей выше своего офиса, не так уж и плохо. — Борис посмотрел на ухмыляющегося Соболева, стряхивая со своей головы холодные и противные капли.

Как и обычно весной, погода менялась с поразительной быстротой, и вместо вчерашнего солнца за окном лил дождь вперемешку с мокрым снегом. Любой, кому пришлось выбираться из дома сегодня, наверняка, проклинал чертову погоду. Во всяком случае, он так точно ее ненавидел. Пять минут от двери до машины, и минута под открытым небом здесь — и он уже мокрый «як хлющ».

— А кто пару дней назад утверждал, что не выдержал бы такого, потому как тебе продыху подчиненные не давали бы ни днем, ни ночью? — Продолжал посмеиваться над ним Константин. — Принесите кофе и пару сухих полотенец. — Велел он уже в коммутатор кому-то из помощников.

— Будто они так мне покой дают. — Продолжал ворчать Никольский.

Однако, мысль о том, что уже через несколько минут он насухо вытрет голову и согреется горячим кофе, несколько примирила его и с погодой, и с фактом сухости и довольства Соболева.

— Ладно, прекрати. — Все еще улыбаясь, Константин вышел из-за стола и принялся прохаживаться по кабинету.

Зная его достаточно долго, Никольский призадумался. Соболев о чем-то размышлял и, определенно, что-то задумывал. Впрочем, угадать его замыслы зачастую оказывалось просто невозможно, так что оставалось лишь ждать распоряжений.

В этот момент на пороге возникла одна из девчонок, которых Шлепко именовал «украшением вестибюля». Имени ее Борис не знал, так как Максим менял их с завидной регулярностью, заявляя, что никак не может найти таковых, которые бы выглядели достаточно смазливыми и не раздражали при этом ни его, ни самого Соболева откровенно глупым, по их мнению, поведением и поступками. Вообще, Макс отличался половым шовинизмом, считая, что девушке стоит находиться только в одном месте, и регулярно перепроверяя данный тезис со всеми этими «украшениями». Борис, посмеиваясь, не раз указывал на это Соболеву, предрекая, что рано или поздно все девчонки, побывавшие под Шлепко за обещания повысить их в карьере, объединятся, и оторвут Максу голову, или чего-то поважнее. Но Константин только пожимал плечами, приводя веский аргумент, что на работе самого Максима это пока не сказывается, и ладно.

— Что там со вчерашним? — Поинтересовался Соболев, пока сам Борис вытирал волосы, вдыхая прекрасный аромат, обещающий ему благодатное тепло.

Уточнений не требовалось, за исключением одного инцидента, открытие здания прошло, как по нотам.

— Она умаслила одного из охранников самого здания, сам понимаешь как. Парня уволил, Марии довели до сведения, что ей здесь не рады.

Константин кивнул, остановился у дивана и отрешенно принялся рассматривать картину, появившуюся в его кабинете недавно. Впрочем, Борис не сомневался, что Соболев уже знает на той каждый мазок и штрих. Иначе и быть не могло, если судить по тому, сколько времени Константин проводил перед этой картиной с тех пор, как привез ту из квартиры Карины.

— Она, кажется, где-то училась? — Не оборачиваясь, уточнил он.

— Да, местная Академия управления и права. Четвертый курс. — Тут же отозвался Борис.

Соболев молча посмотрел на него через плечо.

Никольскому осталось только кивнуть.

Не глупый, сразу понял, что прошедшее время в интересе об учебе Марии было употреблено не просто так. И как эта дура после всего додумалась явиться? Неужели не поняла характер человека, которого ублажала столько времени? Наверняка, как любит рассуждать Катерина, относится к той породе девчонок, что уверены — своими прелестями смогут захомутать и перевоспитать кого угодно. И откуда такие идиотки только берутся?