— Дело в том, — понял намек Фредди, — что я никогда не надеялся на согласие дяди. Считал, бесполезно к нему обращаться. Но — как только прочел его письмо — нанял карету и приехал сразу же! Надеюсь, ты позволишь поговорить с ним утром?

— О да, Фредди, я буду так счастлива! — произнесла с воодушевлением Китти.

Под ошеломленными взглядами трех пар глаз мистер Станден с редким изяществом поцеловал руку мисс Чаринг и заверил, что он чрезвычайно ей признателен.

Глава 5

Восклицания, поздравления, молчаливое одобрение, которых может ожидать молодая девушка при известии о своей помолвке с человеком состоятельным и с положением, — всего этого оказалась лишена мисс Чаринг. Только лорд Долфинтон выражал полное удовлетворение. Но и его приветствия едва ли можно было признать особенно лестными, поскольку, как скоро выяснилось, радовался он главным образом своему освобождению, а не счастью кузины. Ведь теперь ни один, даже самый строгий, родитель не сможет желать его женитьбы на молодой особе, помолвленной с другим.

Досада Биддендена выразилась в изъяснении полуфразами, которые он большей частью произносил вполголоса. Он разгневался на Фредди, который увел из-под носа наследницу, не будучи сам в стесненных обстоятельствах; он злился и на Хью, так мало сделавшего, чтобы понравиться Китти.

Какие бы чувства ни обуревали самого Хью — ярость или разочарование, — никто не узнал об этом.

— Не ожидал, — произнес он, поднимаясь и серьезно глядя на Китти. — Умоляю хорошенько подумать, прежде чем предпримете шаг, о котором, уверен, пожалеете. Больше мне нечего сказать. Джордж, я отправляюсь в постель. Надеюсь, и ты, Фостер, готов удалиться.

Однако лорд Долфинтон, инстинктивно почувствовав союзника в кузене Фредди, взбунтовался. Он заявил, что ему не требуется ничье приказание, чтобы отправиться в постель, и, даже зашел так далеко в своей дерзости, что выразил желание выпить за здоровье молодой пары. Поскольку нынешним вечером Хью уже предостерег его от второго стакана бренди с водой, намерение графа выглядело равносильным декларации независимости и испугало самого Долфинтона до такой степени, до какой удивило всех, знавших о его благоговении перед пастором. Тот, правда, не принял вызова и просто окинул отступника долгим неодобрительным взглядом, прежде чем пожелать компании спокойной ночи.

Победа до того воодушевила Долфинтона, что он стал говорлив, вновь и вновь переживая свой триумф с таким упоением, что скоро выжил Биддендена из комнаты.

— Не понравилось, потому что я умыл Хью, — усмехнулся он радостно. — Бедняга, ему не следовало приезжать.

Поскольку стало очевидно, что его лордство намерен остаться в салоне на всю ночь, Фредди, который надеялся получить дальнейшие инструкции от своей нареченной, пришлось применить всю доступную ему силу убеждения, чтобы склонить его отправиться в постель. Но стоило ему осуществить свое намерение, как явилась мисс Фишгард, пылая чувствами, сгорая от любопытства и желания побыть наедине с воспитанницей.

Она имела основания полагать, что в комнате происходил разговор tet-a-tet, но, заглянув с игриво-лукавой улыбкой, спросила:

— Можно войти? — И, не дождавшись ответа, скользнула на цыпочках через порог, как будто боялась побеспокоить больного.

Эта привычка, происходившая отчасти от застенчивости, отчасти от намерения никогда не забывать своего места, неизменно раздражала ее работодателей. Поскольку Китти хорошо знала из пространных воспоминаний мисс Фишгард об унижениях и оскорблениях, которые выпадают на долю гувернантки, она, к ее чести, скрыла свою досаду и, изобразив приветливую улыбку, объявила о своей помолвке.

Слух о том, что достопочтенный Фредди явился посреди ночи, в неприлично-поздний час, и спросил мисс Чаринг, а мисс тотчас же поднялась с постели, оделась и сошла в салон, распространился по всему дому. Новость для всех стала полной неожиданностью. Тем не менее мисс Фишгард восприняла известие с распростертыми объятиями и восторженным восклицанием. Поздний приезд мистера Стандена и его успешное сватовство показались ей настолько необычными, что она, за неимением собственных, процитировала ему стихи одного из своих любимых поэтов. Делая ему реверанс и дрожа от возбуждения, она пробормотала:

— О, мистер Фредерик! Это напоминает: «…ни скалы, ни лес, ни поток в непогоду. Он ринулся в Эск, не ведая брода…»

— А? — вымолвил озадаченно Фредди.

— О да, мистер Фредди, вы, конечно, помните: «Храбрецу Лошинво, а не трусу в бою, подарила Елена руку свою!»

— В самом деле? — озадачился Фредди, с трудом следуя за предметом беседы.

Мисс Чаринг, лучше знакомая с поэмой, нежели ее нареченный, уже собиралась спросить в прозаическом роде, кого именно из претендентов — Хью или Долфинтона — ее наставница имела в виду, как мисс Фишгард под наплывом чувств продолжила:

— «Любовь растет, как прибой, и уходит как морской отлив».

Мистер Станден, получив непроницаемый взгляд в ответ на свой немой вопрос, обращенный к мисс Чаринг, вежливо заметил:

— Именно, мэм!

— О! — вскричала мисс Фишгард, заливаясь краской и прижимая руки к чахлой груди. — Я считаю, все так и было в реальной жизни! Только подумайте, мистер Фредерик! «Легкий вздох и касанье — у ворот расставанье. Но прекрасную рыцарь бросает в седло, сам взлетел — и их след у ворот замело!» А дальше, вы помните, кавалер Лошинво уехал с прекрасной Еленой: «И деву из Неверби люди с тех пор не видели по эту сторону гор… Так дерзок в любви и бесстрашен в бою, вы слышали, где он, в каком он краю?»

— Звучит как порядочный бред, — неодобрительно пробормотал Фредди.

Мисс Фишгард даже испугалась:

— Это из «Мармиона», Фредди, — попыталась сгладить неловкость Китти, и мистер Станден успокоился.

— А, «Мармион»! — И добавил, испортив все впечатление: — А кто он?

— Дражайшая Китти, позволь той, которая всегда была твоей самой искренней доброжелательницей, от души пожелать тебе счастья! — Мисс Фишгард нежно обняла воспитанницу. На этом месте она прервалась, вынужденная поискать носовой платок в ридикюле, который висел у нее на руке. Вытерев слезы и прикладывая платок к кончику носа, она многозначительно добавила: — Теперь я могу признаться тебе, что с того момента, когда твой достопочтенный опекун открыл мне свои намерения, тревога охватила мою грудь. Деликатность не позволяла мне говорить, но один вопрос меня преследовал. Выражаясь словами поэта, которого мы обе, душа моя, почитаем, я трепетала перед мыслью: «Кого Девице изберут? Кто Богом данный ей супруг?» Если я изъясняю с неподобающей горячностью мою радость по поводу того, что выбор твой пал на мистера Фредерика — «верная рука, надежное сердце», я уверена, — а не на других претендентов, то все же не хочу, чтобы в моих словах увидели умаление воли Того, чья мудрость ставит его выше любой нашей критики… Мистер Фредерик! Горячо поздравляю вас! Вы предложили руку той, которая воспитана в «молчаливом одиночестве, благоухающей тишине», и никогда, уверяю, у вас не будет повода пожалеть о вашем выборе! Вы будете всю жизнь повторять за поэтом: «Семейный очаг! Твои радости лишь благословляю!» Дорогая Китти, я просто потрясена!! Мисс Чаринг поддержала ее под локоть.

— Да, да, дорогая Фиш! Но, пожалуйста, утри свои слезы! Нет ни малейшего повода рыдать, уверяю тебя!

Мисс Фишгард, вытирая морщинистые щеки и последний раз всхлипнув в носовой платок, одарила, наконец присутствующих слабой улыбкой, горячо пожала руку юной воспитаннице и проговорила:

— «Слеза, пролитая без горя, улыбкой заменится вскоре!»

В этот момент мистер Станден, который слушал со все возрастающей тревогой странный монолог наставницы своей невесты, откланялся. Он не имел привычки отправляться на боковую в столь ранний час, но быстро пришел к выводу, что дальнейшие попытки продолжить разговор с мисс Чаринг будут перемежаться цитатами из творений армии людей, известных ему как «пишущая братия», и он решил, что перспектива отправиться в постель до одиннадцати предпочтительнее.

Фредди поцеловал руку Китти, затем, вынужденный недоуменным взглядом мисс Фишгард, чмокнул ее в щеку. Китти невозмутимо приняла эту ласку, воспользовавшись случаем, чтобы прошептать:

— После завтрака. Ни в коем случае не ходи к дяде Метью, пока мы не договоримся!

Многие сомневались в способности мистера Стандена потрясти мир, но вряд ли у кого-нибудь достало дерзости заявить, что ему не хватало знания людей и воспитанности. Он поклонился Китти, затем — мисс Фишгард, выразив глубину своего почтения. Поклон гувернантке был рассчитан настолько точно, что вызвал по его уходе восторженный панегирик:

— Так обходителен, душечка! Какое уважение к той, — вздохнула она, — чьи чувства «угодны небесам, презренны на земле!».

Мисс Чаринг согласилась и, отметив, что огонь в камине почти потух, объявила о своем желании отправиться к себе. Было очевидно, что мисс Фишгард, которая сопровождала ее наверх, намерена обсуждать достоинства мистера Стандена до утра, поэтому Китти вовремя напомнила ей о бережливости мистера Пениквика и его резком неодобрении всякого огня, зажженного не в его спальне.

В соответствии с этим предостережением, мисс Фишгард отправилась вначале в собственные апартаменты и, вернувшись в шали неопределенного цвета, довольно залатанной, нашла свою воспитанницу под пологом огромной старинной кровати, согреваемой грелкой с углями. Китти завязала ленты ночного чепца, натянула на плечи стеганое одеяло и откинулась на взбитые подушки.

— Ты уверена, что тебе надо остаться, Фиш? Поручусь, что ты погибнешь от холода. Если бы я стала хозяйкой дома, у меня бы камины горели в каждой комнате!

Мисс Фишгард, естественно, озадачилась столь откровенным замечанием.

— «Если», — откликнулась она. — Но, любовь моя…

— Ну да, конечно, когда я буду, — исправилась Китти, опомнившись. — Просто мне все кажется странным на первых порах.