Татьяна Веденская
Кот, который гуляет со мной
Нижеизложенное описание жизни,
метаний и треволнений Фаины Ромашиной
является вымыслом, допущением
и параллельной реальностью автора
«Зачем искать иголку в стоге сена?
Нужно воспользоваться магнитом, а сено сжечь».
«Дамы и господа! За этими стенами
вас никогда не коснется когнитивный диссонанс.
Поэтому вам совершенно незачем знать, что это такое».
© Саенко Т., 2017
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017
Глава 1
Пессимисты живут дольше, но разве это их радует?
Все было очень плохо, куда хуже, чем предполагали ее величество Теория Вероятности и ее придворная дама Статистика. Я сидела на теплом от проводов, грязном ковролиновом полу двадцать шестого этажа нашей «свернутой башни» и пялилась в экран смартфона в поисках выхода, но выхода не было. Я пересчитывала и переделывала цепочки последовательностей, но это не приводило ровно ни к чему. Надежды растворялись и превращались в пыль на ковре, и мне оставалось только признать неизбежное – принять поражение как оно есть. Но я не была готова к этому, еще нет, и мой разум – единственная, на мой взгляд, стоящая хоть чего-то часть моего тела – снова и снова обсчитывал возможные варианты, выискивая лазейку в лабиринте без выхода.
Я не была одинока. В таком же положении (кто-то даже сказал бы – в одной лодке) оказалось сразу несколько человек. Я точно знала это, вычислила по выражениям их лиц – напряженные, отчаянные попытки хоть как-то выкрутиться, хоть что-то сделать. Ближе к окну, опершись спиной о грязную стенку, сидел наш хмурый худенький Ванечка – симпатичный молодой человек в огромных очках с черной оправой. Требовалось некоторое время, чтобы понять, насколько Ванечка симпатичен, так как очки заявляли обратное – сознательно сгенерированный эффект. Ванечка был специалистом по «тарелочкам», так мы называли информационную безопасность, к которой в нашем «нефте-газо-садо-мазо-холдинге» относились очень серьезно, хотя никто, кроме нас и Ванечки, не понимал, что это такое. Ванечка хмурился и шевелил губами, бросая быстрые тревожные взгляды на окружающих.
У Яны – операционистки из отдела техподдержки – дела шли не лучше, она сидела, скрестив ноги, как заправский йог, сбросила кеды и от напряжения даже сняла с ушей огромные наушники, в которых ходила всегда. Настолько всегда, что многие считали, что это у нее «просто такие большие уши». Яна и я – мы были единственными девочками на двадцать шестом этаже нашего Муравейника, если не считать уборщицу и случайных посетителей. Обе мы были скорее плевком в лицо «женственности», нежели ее триумфом. Обо мне и говорить не приходится, а Яна… в своих необъятных фуфайках с капюшонами, скрывающих любые вторичные половые признаки, со странной прической и – о да, тоже очками в толстенной оправе – Яна напоминала мальчика, который напоминает девочку. Такой вот парадокс импликации! Яне еще не исполнилось и двадцати пяти, у нее все было впереди – и муки, и сомнения, и разочарования. Я глубоко сожалела, что ей тоже не повезло сидеть с нами на ковролине двадцать шестого этажа, но что я могла поделать?! Постников решил бить наповал, и весь наш отдел теперь подпадал под риск увольнения. Яна не имела к происходящему никакого отношения, в конце концов, это я постоянно хамила Вите Постникову, ведущему аналитику из финансового подразделения, это я «достала» его и будила в нем неудержимое желание «до основанья все разрушить, а затем»… Но кому от этого легче? Если лавина несется с горы, она не разбирает, хорошие люди у нее на пути или плохие. Она сметает всех подряд.
– Ну и сколько можно тянуть кота за хвост? – спросил Саша Гусев, глядя почему-то на Рудика, нашего шамана-сисадмина, высокого, стройного бородача с бакенбардами и иссиня-черными растрепанными волосами. Шаманом Рудика звали за то, что он умудрялся выискивать ошибки в протоколах, чего не мог никто из всех остальных, и делал он это необычно, по-своему, с приговорками и ритуалами, понятными лишь ему одному. Рудик вздохнул и бессильно посмотрел вдаль – сквозь наш длинный коридор на лифты, которые проезжали сегодня мимо нашего, двадцать шестого, без остановки.
– Между прочим, я был против, чтобы ты, Саша, ставил этот «читерский мод». Это все равно что заранее заложить в программу баг, чтобы потом все обрушилось. Кто так делает?
– Ну, допустим, я, – задумчиво пробормотала я.
– И зачем?
– Ну как же, Рудик, ведь от правильно заложенного в программу бага может быть море пользы, – усмехнулся Жора, коллега Яны из техподдержки. Его работа состояла преимущественно в том, чтобы просить паникующих пользователей выключить, а затем снова включить оборудование. В восьмидесяти процентах случаев этого было достаточно, и можно было идти пить чай с пирожками с вареной сгущенкой. Остальными двадцатью процентами занимались либо Яна, либо ее знаний не хватало, и тогда шаманил Рудик. В редких случаях звали меня. Так или иначе, у Жоры оставалось достаточно времени на пироги с вареной сгущенкой, что неминуемо сказывалось на его теле. Жора был женат, и на фигуру ему было плевать. Забавно, что Жора, самый потрепанный и неухоженный из всех нас, был единственным женатым человеком. Куда только смотрит его жена?
– Море пользы, – кивнула я. – Особенно если баг активируется не сам по себе, а в нужное время, при нужных обстоятельствах. И если ты можешь этим багом управлять, скажем, дистанционно и анонимно.
– Это, моя дорогая Ромашка, называется уже совсем по-другому, – усмехнулся Саша Гусев, мой коллега и товарищ по несчастью. – Это, Ромашка, форменное хакерство.
– А где проходит тоненькая грань между читерством и хакерством? – спросила я с философским видом. – Если ты можешь выложить карту, которая вышла из игры, а результатом станет незаконный и немотивированный выигрыш, что это будет – хакерство или читерство?
– Вопрос в том, включает ли выигрыш деньги или нет, я так считаю, – бросил Жора.
– Такая интерпретация – в корне ложная, – вмешалась я. – Читеры не являются хакерами по определению, ибо не пишут коды и в большинстве случаев даже не владеют ни одним языком программирования. Читеры – это как всякие жуликоватые консюмеры, ворующие в супермаркетах шоколадные батончики. Они не производят батончики, не продумывают «левых» схем их реализации – они просто их жрут. Хакеры же владеют технологией производства.
– Хакеры добиваются материализации батончиков на полках магазинов, каковая происходит сама собой, вопреки правилам и законам вселенной, – добавил Саша Гусев. – Ромашка, ходи. Твой ход.
– Не хочу! – рассмеялась я. – Что ты сделаешь со мной, если я не стану ходить? Будет ли это проигрышем, если я выйду из игры по техническим причинам – к примеру, в туалет?
– Э, так не пойдет! – возмутился Саша Гусев, в руках у которого уже была победа. Я знала как, я даже помнила тот момент, когда Саша выложил нам всем липового пикового валета, но от этого мне не было легче. Горечь поражения, знаете ли. И потом – лично для меня ставки были весьма высоки. Сашке удалось добиться от меня обещания, что если за этот день он и другие отыграют у меня все оставшиеся деньги – виртуальные, конечно же, – то я соглашусь и пойду с ним на бадминтонный турнир. И не в качестве зрителя, чего я еще как-то могла пережить. Нет-нет, он хотел приобщить меня к «настоящему бадминтону», и условие было – все или ничего. Я была на миллиметр от того, чтобы стать настоящей спортсменкой-любительницей, и душа моя рыдала.
– Ну как же так! – воскликнула я, когда еще сто виртуальных рублей слетели с моего и без того оскудевшего виртуального счета. Я не могла понять, почему и как Саше Гусеву удается одерживать надо мной верх – раз за разом. Я всегда держала его за честного человека, но определенно я ошибалась.
Моя сестра совершенно уверена в том, что я не умею «читать» людей и в них не разбираюсь. Впрочем, моя сестра тоже вряд ли заслуживает звания «эксперта года по пониманию человеческих душ». Как ни крути, а она не считается – беременная, причем во второй раз от одного и того же безработного, гулящего и малополезного мужчины, с которым они только-только собираются – неизвестно зачем – пожениться. Не то чтобы я осуждала ее или, не дай бог, не считала это любовью. Если безусловная преданность мужчине, в котором нет ничего, кроме пустых обещаний и безумных идей, не любовь, тогда я не знаю, что такое любовь. Этого не пишут на фантиках к жвачкам, но «любовь – это когда ты раз за разом принимаешь мужчину из командировки, в которую его никто не посылал».
– Что тут происходит! Это что за лежачая забастовка в разгар рабочего дня? – Вопрос был по сути критическим, но тон, каким он был задан, был скорее восхищенным, чем злым или возмущенным. Я вздохнула, перегрузила программку на своем смартфоне и посмотрела на фигуру, стоящую в темноте коридора. Кого еще черт принес к нам в цифровую крепость, в настоящее время взятую на абордаж?
– Лежачая? Почему это? – возмутился Жора. – Мы все сидим, между прочим.
– Вы все сидите на полу. А ты, Жорочка, больше лежишь, чем сидишь – как на диване. Нам бы так работать! – возмутилась Маша Горобец, раскручивая в руке тонкую палочку-выручалочку, электронную сигаретку, с помощью которой она пыталась бросить курить. – Фаина, у нас там программа глючит. Твоя работа?
– Во-первых, твой вопрос задан максимально некорректно, – неторопливо начала я, и не подумав подняться с пола. Машка была моей старой подругой – не в смысле возраста, хотя и в этом смысле тоже, ей было уже за тридцать, так что… – с нескольких точек зрения. Ты хочешь знать, является ли обязанность решать проблемы с неработающим оборудованием и программным обеспечением моей работой? И да и нет. Это относится к моей сфере, но это скорее работа Жоры или Яны, не моя. Однако, учитывая тот факт, что все мы – весь наш IT-отдел – отстранены от работы уже три дня подряд, то все проблемы с программным обеспечением и оборудованием никак не являются нашей работой.
"Кот, который гуляет со мной" отзывы
Отзывы читателей о книге "Кот, который гуляет со мной". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Кот, который гуляет со мной" друзьям в соцсетях.