— У тебя ничего не выйдет! Уж не знаю, что за мошенничество стоит за этой сделкой, но только не видать тебе ни ярда Клауд-Уэста! Это мои земли, ты слышишь, мои! Если ты еще хоть раз осмелишься ступить на них, я закончу то, что начали Лезервуды!

Кейн ничего не ответил, только улыбнулся.

— К порядку! К порядку! — Натали наконец постучала молотком. — Иначе я прикажу очистить зал! — Когда — не сразу — шум утих, она продолжила: — Суд и обвинение в должном порядке рассмотрят поступившее свидетельство. — Ледяные зеленые глаза обратились к Кейну. — Прошу передать мне названный документ!

— Вы его держите, ваша честь.

Натали опустила взгляд. Бумага была так крепко зажата у нее в руке, что сильно помялась. Она заставила себя разжать конвульсивно стиснутые пальцы.

— Обвинение может ознакомиться с документом.

Пока Дуглас Мэтьюз выбирался из-за стола, Натали пробежала глазами написанное. Это в самом деле был акт передачи части земель Кейну Ковингтону, он датировался 1865 годом и был скреплен крупной, размашистой подписью ее погибшего мужа, майора Девлина Валланса, в подлинности которой у нее не было ни малейшего сомнения — подпись была слишком сложна, чтобы ее подделать, и слишком хорошо известна Натали по письмам с фронта.

— Ваша честь, вы видите под актом имена двух свидетелей. По крайней мере один из них может быть вызван для подтверждения подлинности подписи. Насколько мне известно, Джеймс Данн, в настоящее время полковник в отставке, живет в Денвере. Если послать за ним немедленно, он будет в Клаудкасле уже…

— Это лишнее! — Натали пришлось приложить усилие, чтобы оторвать взгляд от документа. — Суд вполне обойдется без показаний полковника Данна. Я удостоверяю подпись своего мужа и тем самым подлинность документа.

Она протянула бумагу Дугласу Мэтьюзу, едва удержавшись от обреченного вздоха. Тот внимательно изучил акт, поскреб в голове и неохотно передал его старшине присяжных.

— Ваша честь, хочу напомнить, что мы не знаем, может ли этот человек владеть землей в Соединенных Штатах. Он признался, что не присягал…

— Ваша честь, я готов процитировать выдержку из дела “Ланкастер против территории Монтана”, где был установлен прецедент…

— Не трудитесь, мистер Ковингтон, — устало произнесла Натали. — Вы имеете право владеть здешней землей. Обвинение может продолжать.

— Вызываю обвиняемого Кейна Ковингтона на свидетельское место!

Какое-то время Мэтьюз молча ходил туда-сюда, намеренно нагнетая напряжение. В зале уже не только не кашляли, но как будто и не дышали, слышно было, как где-то над дверями жужжит муха. Наконец окружной прокурор остановился и заговорил — негромко, так, что в задних рядах и в толпе снаружи вынуждены были напрячь слух и вытянуть шеи.

— Мистер Ковингтон, известно ли вам, что сделка, совершенная под нажимом, в глазах закона считается недействительной?

— Мне это известно.

— Ах, известно! — Мэтьюз позволил себе многозначительно улыбнуться присяжным. — В таком случае, мистер Ковингтон, вы, конечно, согласитесь с тем, что не имеете законных прав на указанные в этом акте земли. Вы спросите почему? — Он склонился к Кейну с насмешливо-доверительным видом. — Да потому, что самый этот акт недействителен! — Он выпрямился, и голос его раскатился по залу как гром. — Ведь вы не станете отрицать, что он был составлен в лагере для военнопленных?!!

— Да, это так.

— Что и требовалось доказать! Господа присяжные, факты говорят сами за себя. — Мэтьюз с торжеством потер руки. — Итак, мистер Ковингтон, с чем же мы остаемся? С бумажкой, которой грош цена. Победитель вымогает имущество у побежденного! Майор Валланс вынужден был… — подчеркнул он это слово тоном и жестом, — я говорю, он вынужден был подписать этот акт под нажимом!

Публика была совершенно заворожена этим маленьким спектаклем, но когда все уже были готовы разразиться аплодисментами, со свидетельского места раздался голос Кейна Ковингтона:

— Под нажимом трех прекрасных дам.

Озадаченный Мэтьюз перестал сиять торжеством и, сдвинув брови, уставился на свидетеля:

— Как это понимать?

Кейн вздохнул, слегка улыбнулся и чуть изменил позу. У него был скучающий вид.

— Вы правы, мистер Мэтьюз, сделка была совершена в лагере для военнопленных, но только это был лагерь северян, а не конфедератов, и пленным был я, а вовсе не майор Валланс. — Он помедлил, и Натали снова расслышала назойливое жужжание мухи в полной тишине зала. — Надо признать, янки обходились с пленными южанами неплохо. Майор Валланс явился в лагерь с инспекторской проверкой, и так уж вышло, что мы разговорились — сперва об условиях содержания, а потом обо всем понемногу. Оказалось, что у нас есть общая страсть — покер, и тем же вечером за мной прислали из офицерского барака, где янки коротали время за карточной игрой. Видите ли, мистер Мэтьюз, мне исключительно везет в картах. Довольно скоро майор проигрался, и хотя я предложил на этом закончить, он был уверен, что вернет проигрыш, и настаивал на продолжении игры. — Кейн пожал плечами. — Что мне было делать? Побежденный не спорит с победителем. Игра шла до утра, и когда заиграли побудку, майор был должен мне целое состояние, которого, как я понял, он не имел. Единственным выходом для него было передать мне часть земель, и, как человек чести, он так и поступил, любезно пригласив в свидетели двух своих друзей… — Помедлив, Кейн добавил многозначительно: — Офицеров армии северян.

Наступила тишина. Публика еще осмысливала услышанное, но Мэтьюз уже понял, что разбит по всем фронтам. Впрочем, человек он был упрямый и потому попробовал другое средство:

— Мистер Ковингтон, можно полюбопытствовать, отчего вы сразу не явились потребовать свое? Уже семь лет, как война закончилась. Если сделка законна, что вам мешало объявить о ней? Семь долгих лет вы ждали. Не странно ли это? Чем вы занимались все это время?

— Уважаемый коллега, мы оба знаем, что это совершенно не относится к делу, — невозмутимо ответил Кейн.

В публике послышались смешки, женщины зашептались, очевидно, обмениваясь догадками насчет того, чем может быть занят столь интересный мужчина.

Натали тоже не отказалась бы это узнать.

— Мистер Ковингтон, еще один вопрос, — сказал Мэтьюз, отходя к присяжным. — Если в тот злосчастный день вы находились на земле, по праву принадлежащей вам, скажите, Бога ради, отчего вы не объяснили этого Лезервудам?

— Во-первых, у меня не было такой Возможности, а во-вторых, почему, собственно, я должен был что-то объяснять? Ведь вы не объясняете всем и каждому, что делаете в вашем доме?

— В этом нет необходимости! — гневно возразил Мэтьюз. — Меня здесь все знают, знают и мой дом, а вы — человек новый. Тем не менее вы даже не сочли нужным поставить миссис Валланс в известность о том, что часть ее земель теперь принадлежит вам. Вы свалились как снег на голову, застрелили Джимми Лезервуда, причинили страдания присутствующему здесь Дамону Лезервуду, а потом сбежали. Так поступает только преступник, а вы утверждаете, что по всем статьям чисты перед законом!

— Я сбежал потому, что хотел жить. Оставшись, я угодил бы в петлю, что совершенно не входило и не входит в мои намерения. Досточтимый коллега, ваша честь, господа присяжные! Я изложу вам факты. Восьмого июля я, не задерживаясь, проехал через Клаудкасл прямо в Промонтори-Пойнт, где столкнулся с братьями Лезервуд. В меня выстрелили, я начал отстреливаться и, будучи метким стрелком, убил одного из братьев. Сразу после этого я направился на территорию Нью-Мексико, в Борналилло, где…

— А почему, позвольте узнать? — перебил Мэтьюз. — На вас напали в границах ваших же владений, вы убили человека исключительно в целях самозащиты. Невиновный не спасается бегством, мистер Ковингтон! Будь ваша совесть чиста, вы? отправились бы не на мексиканскую территорию, а в Клаудкасл и рассказали бы все шерифу Кокрейну!

— Любому шерифу нужны доказательства, и, я думаю, мистер Кокрейн не исключение, а между тем этот документ, — Кейн указал на бумагу, что лежала сейчас перед присяжными, — находился в Борналилло. Без этого важнейшего свидетельства у меня не было возможности доказать свои права на землю. Увы, я был арестован раньше, чем документ оказался у меня в руках.

Кейн умолк с таким видом, словно у него в запасе было что-то еще. У Натали екнуло сердце. Неужели он хочет рассказать все? Но взгляд голубых глаз скользнул по ней как по пустому месту. Кейн больше ничего не добавил.

Она должна была бы почувствовать облегчение, но этого не произошло. В деревянной, неестественной позе Натали сидела в судейском кресле и боролась с волной дурноты, бессильная защитить то, что по праву считала своим и что этот южанин с такой легкостью вырвал у нее из рук. Муж — человек, которого она любила всем сердцем, которому столько лет после его смерти хранила верность, — проиграл в карты священную землю, на которую она сама даже не отваживалась ступить.

Почему она не сказала Девлину о золоте? Если бы он знал об этом, то никогда не поставил бы на кон ту часть поместья, а так для него это был бесполезный кусок земли. Каменистый склон нельзя ни засеять, ни сделать там выпас… Почему, ну почему она не нарушила клятву и не рассказала Девлину все?!

Заседание продолжалось, однако Натали теперь была сторонним наблюдателем. Кейн Ковингтон восторжествовал над ней и (она была в этом совершенно уверена) вот-вот должен был восторжествовать над обвинением. Его речь произвела огромное впечатление на присяжных. Судя по выражению их лиц, они уже мысленно вынесли оправдательный приговор.

Кейн был чужаком, к тому же южанином, поэтому и речи не шло о дружеском расположении. Дело было в простой справедливости. Натали ничуть не удивилась, когда после короткого обмена мнениями Кейн был единодушно оправдан.

Когда прозвучало “Невиновен!”, Дамон Лезервуд вскочил.

— Это как же называется?.. — начал было он, но Берл дернул его за рукав так сильно, что он снова плюхнулся на место.