Эти безудержные чувства стоят боли. Кроме того, ничего на этом свете не сравнится с ухаживаниями Коннора Кобальта.

Он принес мне завтрак в постель, и где-то между его поцелуями и ласками кожи моей шеи, я ощутила, что влюбляюсь в него слишком сильно. Я планирую провести большую часть дня на диване или лежа в кровати, но сначала нужно дойти до ванной, чтобы, по крайней мере, привести в порядок свои волосы и умыться - это половина моей ежедневной утренней рутины.

Мой халат свисает с рук, пока я чищу зубы, стараясь не намочить рукава водой из-под крана. После того как полощу рот, я вытираю губы полотенцем, и мой взгляд натыкается на бриллиантовый ошейник. Он роскошен, даже при том, что в нем я выгляжу как зверушка Коннора. Я застегиваю на молнию косметичку, и мой халат спадает с плеча. Я собираюсь вернуть его на место, но замечаю на своей руке очертание синяка.

Осмотрев все свое тело, я нахожу несколько слабых синяков и несколько заметных отметин на моей груди, руках и ногах, но сильнее всего покраснели запястья. Я роняю халат, замечая след от укуса на моем бедре - след от зубов Коннора. Мои пальцы касаются поврежденной плоти, и я улыбаюсь.

Мне нравятся эти синяки.

Они, словно мои раны от войны.

Я пережила дикий секс.

Я все еще не могу перестать улыбаться, даже когда хватаю трусики и одеваю их, а мои конечности протестуют от резких движений. Ладно, в этот момент моя улыбка исчезла. Я гримасничаю, когда ткань касается моего чувствительного местечка, которое жаждет оставаться на свободе.

Я сердито смотрю на лежащий на столешнице бюстгальтер. Мои соски болят. Левый сосок красный и истерзанный после пережитого ада во власти рта Коннора Кобальта. Этот лифчик с таким же успехом мог бы быть усеян металлическими шипами.

Прежде чем я принимаю столь важное решение не одевать этот элемент белья, дверь ванной открывается, и моя рука стремительно взлетает к груди. Только бы не Скотт. Пожалуйста, только не Скотт.

Я выдыхаю, когда за Коннором закрывается дверь.

Я опускаю руку, и он быстро осматривает мое тело. Зажатая в его руках бутылка с лосьоном моментально привлекает мое внимание.

- Где ты это достал?

Средство выглядит дорогим и женским.

- Я купил его для тебя еще в Нью-Йорке, до того как мы уехали, - говорит он, почти что незаинтересованно. - Как ты себя чувствуешь?

Я уверено распрямляю плечи, скрывая вызванную этим движением боль.

- Фантастически, - говорю я, пробегая пальцами по волосам. - Готова к раунду номер... - сколько раз мы на самом деле делали это вчера? Я так устала, что потеряла счет. А я не теряю счет ничему.

Черт. Даже мои мысли напыщенные.

Должно быть это Коннор так влияет на меня. Или может быть я всегда была такой.

- Давай я буду решать, когда ты будешь готова, - говорит он, опираясь рукой на раковину и наблюдая за мною.

Я бросаю на него взгляд.

- Думаю, я знаю свое тело лучше, чем ты.

Он приподымает свои брови, бросая мне вызов.

- Это спорно, и к тому же ты упряма и любишь конкуренцию. Эти два качества делаю тебя неспособной здраво оценивать собственное состояние, - он раскрывает лосьон и выдавливает немного себе на ладонь.

- Я могу сама это сделать, - говорю я, сразу же сожалея о сказанном. Я с большим удовольствием буду избалована его заботой, чем стану делать это сама.

- Но хорошая сторона этих синяков состоит в том, что я могу позаботиться о них.

(К счастью) он игнорирует мое заявление и втирает лосьон в один из небольших синяков у меня на плече, тщательно и нежно - полная противоположность его поведения в постели.

Девушка может привыкнуть к этому.

Он массирует след от укуса, и только один раз я ощущаю боль. Я пытаюсь скрыть гримасу, но должно быть не очень в этом преуспеваю, так как Коннор целует отметину, извиняясь. А затем он говорит со мной на французском о повседневных вещах. О Кэллоуэй Кутюр. Кобальт Инк. О том, что будем делать, когда завтра вернемся в Филли.

Я никогда не чувствовала себя так хорошо, никто обо мне так не заботился.

Когда Коннор заканчивает обрабатывать мои синяки, то сосредотачивается на моей киске. Он накрывает ее ладонью, и я стискиваю зубы, отказываясь признавать болезненность этой зоны - и это не вид боли по типу "пожалуйста, трахни меня снова".

- Их нужно снять, - он медленно снимает мои трусики, спуская их вдоль моих ног. Я опираюсь на его плечи и вышагиваю из них. Коннор помогает мне снова одеть халат и завязывает его у меня на талии. Шелк слегка ласкает мою кожу, в отличии от хлопковой ткани белья.

Коннор смотрит на мой бриллиантовый ошейник и тянется к пряжке.

Я делаю шаг назад, собственнически касаясь кожи у меня на горле.

Его лицо начинает светиться, а губы сжимаются в линию, в попытке заглушить рвущийся на свободу смех.

- Так теперь он тебе нравится?

- Это бриллианты, - говорю я, словно Коннор ненормальный. - И это был подарок. Ты не можешь его забрать.

- Я и не собирался его забирать, - уверяет он. - Просто положу его в сейф, - он подходит ко мне, и на этот раз я не отступаю. Когда он расстегивает пряжку, моя шея ощущается голой без теплой кожи ошейника.

- Почему я не могу его оставить? - спрашиваю я тихо, глядя на его губы. Я наблюдаю за тем, как они движутся, когда он говорит.

- Потому что ты будешь одевать его, когда я буду играть с тобой, - говорит Коннор. - А сегодня я забочусь о тебе.

Он собирает мои волосы и удерживает их в одной руке, пока другой втирает лосьон в кожу, которой еще недавно касалась пряжка. Его пальцы так умело кружат по нежной области моего тела. Мне требуется вся сила воли, чтобы не застонать и не начать поскуливать подобно пускающему слюни щенку.

Коннор закрывает лосьон и кладет ошейник в свой карман, а затем, не говоря ни слова, выходит из ванной. Сначала я хмурюсь и смущаюсь. Но потом он возвращается с другой черной коробочкой, такого же размера, как и предыдущая. Еще одно ожерелье?

Мои глаза расширяются от волнения.

На этот раз он не заставляет меня умолять. Он просто открывает коробочку.

- А это для таких дней, как сегодня.

Он достает его из коробки и делает шаг, становясь у меня за спиной, бережно оборачивая его вокруг моей шеи и застегивая на затылке. Когда мы только начали встречаться, он подарил мне ожерелье в виде капли. Но это означает для меня гораздо больше. Не только потому, что у меня на груди поблескивает бриллиантовая подвеска, но и потому что оно простое и утонченное, такое, что я могу носить его почти что под любой повседневный наряд. Могу сказать, что так Коннор и задумывал.

Думаю, я могу сейчас расплакаться. А я никогда не плачу.

Предполагаю, это же нормально лить слезы над ювелирным украшением. Это минус к карме меня в роли снежной королевы или меркантильного сноба, верно? Ох, кого это на хрен волнует?

Мои слезы очевидны.

- Спасибо, - говорю я.

Коннор целует меня в губы и проводит руками по моим плечам.

- Всегда пожалуйста.


        * * *


Наше с Коннор утро проходит за переключением каналов между Discovery и History channel, тем самым мы пытаемся избежать просмотра реалити-шоу в пользу образовательного сегмента ТВ. (Да, я осознаю, что это немного лицемерно, но просто то, что я снимаюсь в реалити-шоу еще не делает меня их фанатом.) Мы изолировались в спальне, и когда сестры спросили Коннора обо мне, он ответил, что я себя плохо чувствую. Этого было достаточно, чтобы они купились и оставили нас в покое.

Телефон Коннора звонит, прерывая просмотр передачи о Черной Смерти (Устаревшее название чумы – прим.пер.).

- Ты не можешь сейчас уйти, - говорю я ему. - Ты пропустишь все изображения чумы и гангрены.

Он смотрит на телефон.

- Как заманчиво, - Коннор улыбается, давая мне знать, что имеет в виду.

Я вспоминаю литературу о бубонной чуме, то, как приобретала эти столь странные знания в колледже, готовясь к викторинам за кубок, свои собственные неторопливые изучения данной тематики.

- У людей самых отчаянных, готовых шутить с жизнью и смертью, есть нечто такое, над чем они не позволяют себе смеяться (Перевод Р. Померанцевой. из "Маска Красной Смерти" Э.А. По - прим. пер.), - я цитирую Маску Красной Смерти, подразнивая его и одновременно отвлекая.

Его глаза начинают блестеть от брошенного мной вызова, а рука опускается, игнорируя жужжание телефона.

- Эдгар Аллан По, - отвечает он с легкостью, поглощая мою приманку в один присест.

Коннор садится возле меня на кровати, так что его ноги прижимаются к моим. Его пальцы касаются моего бриллиантового ожерелья, поглаживая тонкую цепочку и непроизвольно щекоча впадинку у основания моей шеи. Я сжимаю его руку, прежде чем ощущения от его прикосновений вызовет дрожь по всему телу.

Он проницательно смотрит на меня, шепча:

- Люби всех, но верь немногим. Никому не делай зла.

Одна из моих самых любимых цитат. Я немного отворачиваюсь, так, чтобы наши губы нечаянно не столкнулись.

- Шекспир, - выдыхаю я.

- Очень хорошо.

Мои мысли обращаются к моему сердцу. Крошечное расстояние отделяет наши губы от поцелуя, и несмотря на болезненность в моем теле, я хочу повторения вчерашней ночи.

Люби всех. Любовь. Я принимаю Коннора таким как он есть, даже с его анти-любовными устоями. Но почему, черт возьми, он выбрал именно эту цитату?