- Что ты делаешь? - спросила она.

- Вот, на что похожа помощь.

Она покачала головой.

- Я не хочу быть обязанной тебе, - она направила на меня еще один палец и отступила назад. - Я знаю, как ты действуешь. Я раскусила это. Ты делаешь кое-что для студентов, а они платят тебе за это каким-то совершенно больным образом.

Альтернативная стоимость. Преимущества. Сделки. Это все основополагающие составляющие моей жизни.

- Я не принуждаю людей к проституции, - я протянул ей свой блейзер. - Нет ни одного доказательства этому. Я не ожидаю ничего в ответ. Так что возьми пиджак.

Она просто продолжала качать головой.

Моя рука опустилась.

- Что?

- Почему ты ведешь себя так рядом с Каролиной? - вдруг спросила она.

В ее вопросе я прочел нечто другое. Я услышал: Почему она тебе нравится? Каролина была типичной представительницей американской аристократии. Она всегда смотрела на меня своим взглядом хищника, будто бы безмолвно спрашивая: Как бы мне тебя использовать? Может женить тебя на себе однажды и забрать все твои чертовы деньги?

Но Роуз Кэллоуэй была другой. Она была стильной. Но не принадлежала к девочкам из студенческих сообществ. Теоретически она была одарена. Но не являлась командным игроком. Может потому что быстро начинала испытывать отвращение к окружающим. За исключением тех, кого любила.

Роуз была сложным уравнением, которое не нуждалось в решении.

У меня даже не было времени ответить. В один момент Роуз пришла в состояние раздражения. Она положила руки на бедра и скопировала позу, которую я принимал ранее в этот же день.

- Ты тусуешься с Каролиной. Я видела вас на рыцарском мероприятии на прошлой неделе. Как поживает твоя мать?

- Я старался быть доброжелательным.

- В окружении некоторых людей ты меняешься, - сказала она мне. - Я знаю тебя достаточно давно по научным конференциям и вижу это. Ты ведешь себя по-одному с ними, и по-другому со мной. Как я могу знать, где же настоящий Коннор Кобальт?

Никогда и не узнаешь.

- С тобой я настолько настоящий, насколько могу.

- Это абсолютная херня, - возмутилась она.

- Я не могу стать тобой, - сказал я ей. - Ты оставляешь след из тел, сраженных твоим пристальным взглядом. Люди боятся подойти к тебе, Роуз. Это проблема.

- Зато я знаю, кто я такая.

Чем-то мы привлекали друг друга. Я возвышался над ней, будучи выше большинства мужчин и со строением схожим на спортсмена. Я никогда не горбился. Никогда не отступал. Я гордился своим высоким ростом.

Она подняла подбородок, бросая мне вызов. Я пробуждал в ней все лучшее.

- Я точно знаю, кто я, - сказал я, вкладывая в каждое слово долю уверенности, которой обладал. - А беспокоит тебя, Роуз, то, что ты не имеешь даже понятия, что я за парень, - я шагнул ближе, и она замерла. - Если люди смотрят на меня и видят мои проблемы. то я бесполезен для них. Так что я даю им именно то, что они хотят. Я - кто-угодно или что-угодно, в чем они нуждаются, - я снова протянул ей свой блейзер. - А тебе нужен чертов пиджак.

Она нехотя взяла блейзер, все еще сомневаясь.

- Я не могу быть тобой, - сказала она. - Я не могу выражать все свои чувства. И не понимаю, как тебе это удается.

- Практика.

Наши взгляды встретились на затянувшийся момент. Между нами было так много того, что я не был готов открыть прямо тогда. Я был неподготовлен к глубоким беседам, на которые она меня толкала.

Роуз Кэллоуэй не могла меня терпеть из-за того, кем я был - парнем, стремящимся к вершине. Ирония состояла в том, что она хотела для себя того же. Просто она не желала двигаться к этой цели тем путем, который выбрал я.

Она надела мой блейзер, свисавший на ее теле.

- Какую часть себя ты мне показываешь? - спросила она.

- Лучшую.

Она закатила глаза.

- Если тебе нечего сказать по сути, Ричард, зачем тогда вообще говорить?

Я не мог сформулировать ответ, который бы ей хотелось услышать. Я провел годы, выстраивая вокруг себя барьеры и оборону. Мне было под силу заботиться о женщине лучше, чем любому другому парню. Но моя мать никогда не учила меня, как любить. Она преподала мне традиции, историю, различные языки. Благодаря ей, я стал смышленым.

Она сделала меня логичным и проинформированным.

Я познал секс. Испытал привязанность. Но любовь? Это была нецелесообразная концепция, что-то очень сильно воображаемое, как Библия, - вот, что сказала бы о любви Катарина Кобальт. Когда я был ребенком, то думал, что любовь - это что-то фантастическое, как ведьмы и чудовища. Это чувство не могло бы существовать в реальной жизни, и даже если оно и существовало, то было с родни религии - просто заставляло людей почувствовать себя немного лучше.

Любовь.

Для меня это было фальшивкой.

И я почти закатил глаза. Вот к чему ты пришел, Коннор. Вот оно, что-то чертовки реальное. Что-то исходящее из самого сердца.

- Роуз, - начал я. И она обернулась взглянуть на меня. И в ее взгляде были глубины ада. Ледяной холод. Горечь. Беспокойство и боль. Я хотел забрать это все. Но не мог открыть перед ней все свои карты. Я не мог впустить ее. Я проиграл эту игру первым. В самом ее начале. - Ты многого достигнешь.

И это правда было так.

Она ушла.

Через друга моего друга я узнал, что Роуз Кэллоуэй была принята в Программу Чести. Узнал, что она отказалась от возможности участия в Пенсильванской системе. По какой-то причине она избрала Принстон, наш конкурирующий колледж.

А через шесть месяцев я начал встречаться с Каролиной Хейверфорд. И вскоре после этого, она стала моей девушкой.

Это была жизнь, к которой я шел.

Это было то, к чему меня подготовили.

В ней не было ничего спонтанного или очаровательного.

В девятнадцать все было просто практичным.


Пять лет спустя.


ГЛАВА 1

РОУЗ КЭЛЛОУЭЙ

Вы, наверное, слышали истории, в которых сильный, мускулистый мужчина важно входит в комнату с высоко поднятой головой, его грудь вздымается, а коренастые плечи распрямляются - он король джунглей, значимый человек во всем кампусе, тот, перед кем раздвигаются девичьи колени. Этот мужчина неоправданно самолюбив, желая показать, что у него есть член, и он об этом прекрасно знает. Он ожидает, что девушка рядом с ним станет немой и согласится на каждое его требование.

Ну так вот, я переживаю подобную историю прямо сейчас.

Мужчина уселся на место во главе стола переговоров (вместо того, чтобы сесть ко мне поближе) и просто смотрит в моем направлении.

Возможно, он считает, что я стану одной из тех тупых девочек. Что съежусь от взгляда его глубоких серых глаз и вида зачесанных с каким-то вонючим гелем светлых волос. В свои двадцать восемь лет он перепачкан элитаризмом Голливуда и самодовольством. Когда я впервые говорила с ним, он бросался именами актеров, продюсеров и режиссеров, ждущих меня с распростертыми объятиями, пребывая в полнейшем восторге.

- Я знаю, что и как. Я делала проект с позабытыми знаменитостями.

Тогда моему парню пришлось выхватить у меня из рук телефон, прежде чем я начала проклинать администрацию Голливуда, изливая на них все накопившееся во мне раздражение.

Наконец мужчина говорит.

- У тебя есть контракты? - его стул скрипит, когда он откидывается на спинку.

Я достаю стопку бумаг из сумочки.

- Подай их сюда, - он подзывает меня двумя пальцами.

- Ты мог бы присесть рядом со мной, - отвечаю я, вставая, обутая в свои туфли на платформе с латунными пуговицами и камуфляжной расцветкой из новой коллекции Кэллоуэй Кутюр.

- Но не стал, - говорит он так просто. - Подойди сюда.

Мои каблуки цокают о твердую древесину, и я иду, словно по узкому мостику, к Скотту ван Райту.

Закидывая ногу на ногу и опуская палец себе на щеку, он без капли стеснения внимательно изучает мое тело. Его взгляд следует вдоль моих стройных ног к подолу черного плиссированного платья с прямыми на три четверти рукавами и высоким воротом, обхватывающим мою тонкую шею. Он обращает внимание на мои накрашенные темной помадой губы, залитые румянцем щеки, при этом обходя десятой дорогой мой разгневанный взгляд. Скотт опускает глаза и сосредотачивается на мой груди.

Останавливаясь прямо возле него, я бросаю контракты на стол. Бумаги соскальзывают с полированной поверхности и приземляются на его коленях. Одна стопка, скрепленная скобой, падает на пол. Я улыбаюсь, представляя, что ему нужно будет неуклюже нагнуться, чтоб поднять ее.

- Подними, - говорит он мне.

И моя улыбка растворяется.

- Но они под столом.

Он наклоняет голову, посылая мне еще один долгий взгляд.

- И именно ты уронила их туда.

Он ведь не серьезно. Я скрещиваю руки на груди, не реагируя на его просьбу. А он просто сидит и ждет, что я подчинюсь.

Это проверка.

Я привыкла к ним. Иногда я даже создаю их самостоятельно, но эта, кажись, не приведет меня ни к чему хорошему.

Если я наклонюсь, он установит надо мной эту странную власть. У него будет возможность управлять мной таким же образом, как Коннор Кобальт, простыми словами заставляя людей танцевать под свою дудку.

Это дар манипулятора.