Накануне утром Джулиан воочию увидел, как это делается. Он застал Миклоша за тем, как тот пытался придать старой кляче здоровый, свежий и молодой вид. Миклош беззастенчиво признался в том, что задумал, белозубая улыбка озарила его смуглое лицо.

— Вот так это делается, милорд. Подпиливаем зубы, заполняем дырки… даем нутряной жир, чтобы облегчить дыхание, а седые волоски просто закрашиваем краской.

— Поразительно, — проговорил Джулиан. Происшедшее у него на глазах преображение лошади произвело на него сильное впечатление.

— Вы меня не выдадите, милорд?

— Разве я могу так отплатить за ваше гостеприимство?

— Я знал, что на вас можно положиться, хоть вы и горгио.

Когда позднее Джулиан рассказал Блейз о фокусах Миклоша, она тряхнула головой и объяснила, что для цыган это обычное дело. При этом выражение ее лица было лукавое и даже немного вызывающее. Она сказала, что Миклош не часто прибегает к таким обманам. Он ведь каждый год разъезжает по здешним дорогам и только навредил бы себе, если бы ему перестали доверять. Он найдет покупателя, который заслуживал бы, чтобы его обманули, или такого, который может позволить себе быть обманутым.

Джулиан не стал продолжать. Он многое не одобрял в цыганах, но не ему судить этих людей или их привычки. Отклонения от общественной морали, которые они себе позволяли, не шли ни в какое сравнение с его собственными. Для человека, подозреваемого в убийстве, было бы просто лицемерием осуждать несравненно менее серьезные проступки других.

Однако гораздо больше, чем эти цыганские проделки, его тревожило, как быстро летит время. Он уже неделю жил в таборе и боялся надоесть, хотя никто, кроме Блейз, не желал его отъезда. Но Блейз, очевидно, грозила какая-то опасность, потому что сегодня днем стало ясно, что ее разыскивает какой-то высокопоставленный чиновник. В табор прискакал всадник и осторожно расспрашивал о девушке с иссиня-черными волосами и фиалковыми глазами.

Это был высокий худощавый мужчина, одетый по сельской моде. Но, хотя сюртук его смотрелся вполне прилично, было сомнительно, что он — джентльмен, поскольку речь его была груба и перемежалась лондонскими жаргонными словечками. Джулиан подозревал, что он, возможно, один из служащих закона, которые занимаются поимкой воров и всякой сыскной работой. От его проницательных, цепких глаз мало что ускользнуло, он явно не одобрил увиденное.

Когдаон прибыл в табор, Миклош вышел вперед и заговорилс ним как представитель табора. Джулиан познал еще одну сторону цыганского характера — умение разыграть полнейшую невинность, особенно когда дело доходило до того, чтобы сбить с толку власти.

— Нет, — уважительно заявил Миклош, — за прошедшие дни я не встречал никого, кто бы соответствовал этому описанию. Нет, я бы никогда не посмел скрыть правду от вашей чести. Ваша честь желает обыскать лагерь?

Глаза незнакомца скользнули по толпе и остановились на Джулиане.

— А вы, сэр? Вы, случайно, не встречали девушку с такими приметами?

— Можете называть меня лордом Линденом, — Джулиан обворожительно улыбнулся. — Нет, я не встречал такой девушки. Если вы сомневаетесь в искренности моих слов и если вы можете предоставить соответствующее официальное разрешение на создание определенных неудобств для граждан, вам, возможно, удастся уговорить меня разрешить обыск в таборе.

Незнакомец поджал губы, но отступил, не решившись спорить с таким важным лицом.

— В этом нет необходимости, милорд. Вашего слова вполне достаточно.

— Я удовлетворен, — натянуто ответил Джулиан.

Когда незнакомец уехал, Миклош расплылся в белозубой улыбке:

— Да-а, милорд, он побоялся связываться с таким важным джентльменом, как вы.

— Согласен, иногда высокое положение имеет свои преимущества, — весело произнес Джулиан. — Как вы думаете, почему он разыскивает мисс Блейз?

Добродушное лицо цыгана в одно мгновение стало непроницаемым.

— Кто же его знает, милорд? Разве кто скажет?

— Полагаю, вы бы могли сказать, если бы захотели. И она сама, я уверен. Но настаивать не стану. Однако нам следует оградить ее от излишнего любопытства, как высчитаете?

— Да, милорд. Завтра табор снимется с места, на день раньше, чем мы собирались. Если же мы уйдем сейчас, то власти решат, что нам есть что скрывать.

Джулиан что-то промямлил в ответ, он не мог выкинуть из головы появление незнакомца с такой легкостью, как Миклош. Он очень встревожился за Блейз.

При внимательном рассмотрении она никогда не сойдет за цыганку. Да, верно, у нее тоже черные волосы, но ее длинные локоны много шелковистее и красивее, чем у них. Глаза горят тем же блеском, что у цыганок, но в отличие от их глаз, черных как смоль, ее аметистовые глаза излучают мягкий чувственный свет. По сравнению с их загрубелой смуглой кожей ее кожа гладка и бледна подобно слоновой кости. Да и фигура у нее куда более утонченная, чем у цыганок.

Джулиан приходил в полнейшее отчаяние от собственной беспомощности. Он, разумеется, был в состоянии уберечь Блейз от грозившей ей неприятности, если бы… она позволила ему, но девушка все время ускользала от него.

В тот вечер, после ужина, цыгане собрались вокруг костра, как и в предыдущие вечера, чтобы послушать трогательные мелодии рыдающих скрипок. Блейз, как обычно, уселась подальше от него. И как обычно, Джулиан не мог оторвать от нее глаз.

Жена Миклоша, Исадора, подошла к Блейз и что-то сказала. В ответ Блейз только покачала головой. Исадора попробовала поднять ее, но Блейз спрятала руки за спину, не давая подхватить себя. Через мгновение к ним шаркающей походкой подошла Панна.

Джулиан с любопытством наблюдал за последовавшей сценой. Из-за музыки он не слышал слов, которые говорили женщины, но понял, что Блейз пытаются заставить сделать то, чего она делать не хочет.

Но вот музыка прекратилась, и Джулиан успел услышать последний отчаянный возглас девушки:

— Хорошо! — Блейз поднялась и присоединилась к танцующим вокруг костра.

Джулиан выпрямился и замер в предвкушении чего-то необыкновенного. В предыдущие вечера Блейз ни разу не принимала участия в танцах. Увиденное зачаровало его. Девушка была в ярком цыганском платье, но среди цыган смотрелась как бриллиант среди неограненных камней или ожерелий, которые так любят носить цыганки. Когда зазвучали первые звуки скрипки, Блейз подняла руки и начала медленно покачиваться.

Завораживающий танец начался в медленном чувственном ритме. Блейз избегала смотреть на Джулиана, но он не сводил с нее глаз. В золотых отблесках костра она казалась более застенчивой, чем другие исполнительницы танца, и, возможно, не столь раскованной, как настоящие цыганки, но танцевала она с не меньшим изяществом и была даже более соблазнительна.

Мелодия взмыла ввысь, танцоры убыстрили темп, и перед глазами Джулиана замелькали разноцветные юбки. Дикая красота танца подействовала на Джулиана, но Блейз заставила его забыть обо всем на свете. Жизнь и страсть, казалось, пели в ней, от быстрых движений девушка раскраснелась, капельки пота поблескивали у нее на лице. Она была похожа на женщину, с наслаждением занимающуюся любовью, — трепетную, страстную, исступленно влюбленную.

Джулиан почувствовал, как его бросает в жар, желание разгорелось в нем огромным костром. Он захотел ее с силой, граничащей с одержимостью. Хотел, чтобы она извивалась и задыхалась в любовной истоме. Хотел утонуть в сладостном тепле ее тела, забыть о прошлом, не думать о будущем. Хотел ее настолько сильно, что не мог больше ни о чем думать.

Танец заканчивался, танцоры радостно кружились под заключительные аккорды, забыв обо всем. Когда музыка смолкла, Блейз замерла, едва дыша, и вдруг почувствовала на себе пристальный взгляд синих глаз. Она беспомощно посмотрела на Джулиана. В его горящих страстью глазах девушка прочитала такое сильное желание, что это испугало ее. Она непроизвольно сделала шаг назад. Очевидно, она совершила ошибку, когда по настоянию Панны согласилась принять участие в танце, чтобы доказать лорду Линдену, что она настоящая цыганка, а не случайный гость в таборе. Но ему, кажется, вообще все равно, кто она. Его горячий взгляд ласкал ее настолько ощутимо, что казалось, будто он касается ее.

Блейз невольно поежилась и сделала еще один шаг назад. Ее переполняло одно неодолимое желание — убежать, скрыться от этих глаз. Ей необходимо побыть одной, чтобы странные острые ощущения, внезапно нахлынувшие на нее, немного улеглись. Она бросилась бежать и растворилась в ночи.

Какое-то время Джулиан ошеломленно сидел, прикованный к месту. Музыка еще отдавалась у него в висках, когда он пришел в себя и отправился на поиски Блейз. Он не должен оставлять все как есть.

Джулиан отыскал ее неподалеку от лагеря на краю луга, освещенного серебристым светом луны. Она тихонько напевала что-то вполголоса, время от времени покачиваясь в такт доносящимся из лагеря звукам скрипок.

Он стоял и молча наблюдал за ней, не в первый раз задумавшись, уж не намеренно ли она сводит его с ума. Если это так, то она действует правильно. Он уже не в состоянии справиться со своим чувством. Она подвижна, как ртуть, и неуловима, как лунный свет. Он в жизни не встречал создания прелестнее.

Однако если бы он предоставил Блейз возможность оправдаться, она бы отмела все обвинения в том, что пытается завлечь его. Она не старалась поймать лорда Линдена в свои сети, наоборот, делала все, чтобы избежать этого. Она и сюда сейчас убежала, чтобы затеряться в темноте и прийти в себя, собраться с мыслями. Танец, который она только что исполнила, разбередил ей душу, пробудил в ней такие чувства, которых она еще никогда не испытывала. Чувственная, языческая музыка живым огнем продолжала струиться по ее венам, жар так и не отпустил ее. Она испытывала волнение, непостижимым образом перекликавшееся с возбуждением ночи, с обещанием страсти, которое она прочла в глазах виконта.

Когда Блейз услышала тихий шорох шагов в траве у себя за спиной, она замерла. Это мог быть только он. Никто из цыган по своей воле не уйдет от костра в ночь к феям и злым духам. Блейз невольно поежилась от страха.