Галина Чередий - Кошка Зимы

– Ты же пять минут назад слюни на него пускала, – удивленно глянула я на подругу. Откуда в ней такое?

– Ну так слюни слюнями, а жизнь-то нормально, основательно устраивать нужно. С тем же Ромой на морях повеселиться было здорово, но не всерьез же это все. В кармане ветер, из всех богатств – улыбка да тело. На фиг такой на постоянной основе.

– Ирка, ты чего? – поразилась я.

– Это ты чего, Варька. На землю спустись. Артем этот хорош, конечно, но он, как ты и сказала, местный вариант. А ты же не намерена застревать тут. Так?

– Так, – поежилась я неуверенно.

– Ну вот и держись у него под боком. Пока. Все не прозябать в том гадюшнике, в который мамаша вас сплавила. Но варианты на будущее искать-то не забывай. И пореальнее на жизнь смотреть начинай.

– А пореальнее – это как? – Неуютность от такого, вновь открытого лица подруги стала преображаться в раздражение. – Смотреть на тачку и кошелек, а не в лицо?

– А хоть и так. Мужик тебя лицом, что ли, обеспечивать будет? И на молодняк вроде этого Артема смотреть тебе теперь тоже смысла нет. Раз сама теперь нищая, надо брать солидного, чтобы у него уже все было. Пока еще молодость и красота есть, надо себе все обеспечить на потом. Черт, и расчешись, у тебя на голове как пучок соломы.

Ее «нищая» прозвучало так уничижительно, что меня уже откровенно передернуло от отвращения и злости.

– Ну знаешь, я себе будущего в качестве подстилки продажной чьей-то как-то не желаю. Руки-ноги-голова есть – и сама смогу чего-то добиться и прожить.

– Ой, да неужели? Что, думаешь, тебе великие перспективы на музыкальном поприще светят? Окстись! Кому эта наша классика сейчас сдалась? Доучишься, чтобы училкой по музыке дебильной потом за копейки работать? Или поломойкой пристроишься? Официанткой, может? Или типа бизнес замутишь? Вон, как наша математичка бывшая, начнешь в Турцию за всяким дешевым барахлом мотаться и обратно баулы неподъемные таскать? Пока спина разгибаться не перестанет и руки до колен не вытянутся? Кому ты тогда такая будешь нужна? Этому Артему, что ли? Да уж поверь, он тебя мигом кинет, как слетит этот твой образ воздушной хорошенькой куколки. Детей ему родишь? На кухне торчать будешь, обстирывать и угождать?

– Ирка, замолчи, – я уже еле сдерживалась, чтобы не заорать на нее.

– Я-то замолчу. Но знаешь, красавец твой меня глазами заживо жрал, пока ты не появилась. Такие, как он, все поголовно кобели. Сейчас ты ему вся такая в новинку, типа снизошла до него. Но надоест это – и досвиданья, Варька, через годик, другой. А ты время потеряешь, да и выглядеть как сейчас не будешь, особенно если родишь сдуру.

– Может, хватит?! – стукнула я чашкой по столу. – Сама-то себе уже присмотрела мордоворота побогаче?

– А мы теперь с тобой, подруга, в разном положении. Мне все это не к спеху. У меня родители в своем уме и при деньгах. Да и брат уже поднялся нешуточно. А у тебя что?

Господи! Это та самая Ирка, с которой я эти годы делилась всеми секретами? Та, которую считала чуть ли не самым близким человеком? Что с ней стало? Или тут дело в том, что стало со мной? Я вдруг ей не ровня, и можно со мной вот так?

– Брат, говоришь? – процедила я сквозь зубы. – Ну вот его-то я и прихвачу в качестве спонсора на будущее. Он мне и сам предлагал. Породнимся.

– Пф-ф-ф, не обольщайся, Варенька. Я Радомира знаю. Спать с тобой он, может, и не против, но на шею себе ярмом вешать? Да ни за что! К тому же он давно уже ухаживает за дочкой одного депутата. Вот нагуляются оба и поженятся. Он не дурак – знает, что выбирать для семьи надо кого-то своего круга и с перспективой. А ты кто?

– А я – Варвара Добролюбова, что знать тебя больше не желает, ясно? Выметайся!

– Эй, девчонки, а что у нас за шум? – Зима появился в дверях кухни, застав меня в указующем направление к чертовой матери жесте. За его спиной маячил Антон, глядящий на Ирку с отчетливым любопытством. Артем, взглянув на меня, выглядящую сейчас наверняка натуральным растрепанным бледным, да еще и злющим пугалом, нахмурился и рыкнул сразу угрожающе: – Варьк? Чё за дела?

– Ира уходит! Сейчас же! – потребовала я, и уже точно бывшая подруга ухмыльнулась и походкой от бедра направилась прочь.

Парни посторонились, пропуская ее. А я, сглатывая противный ком в горле, помчалась в спальню.

– Жалко, – послышался в спину голос Антона. – Я б вдул. Что? Разок!

– Да-а-а уж! – протянул вернувшийся из подвала Крапива, глядя, как я собираю горячую воду с пола. – Это ж как можно было хату так усосать.

– Это не Варька, – буркнул я.

Квартира и правда была в п*здец каком удручающем состоянии. Видно, что отдраино все, что поддавалось мытью и чистке, сто процентов руками кошки моей, но общего вида это особенно не улучшало. Отмытый, но гадюшник, засираемый годами.

– Трубы все лучше заглушить. Менять все подчистую надо, – заявил Серега Пьянков, Варькин сосед снизу, что пытался на нее наехать.

– Да я понимаю, что не она, – махнул рукой Антоха, оглядываясь вокруг. – Но без ремонта тут не обойтись. Причем капитального.

– Угу, – согласился я.

– Когда начинаем?

– Дверь надо сначала поставить нормальную, а потом уже материалы завозить. А то им тут живо ноги приделают, – кивнул я на того же Сереню.

– Точно.

Закончив по-быстрому с устранением аварии и сделав внушение, что, не дай бог, что пропадет, алкашу-соседушке, мы пошли ко мне.

Звенящий, как струна, голос Варьки меня как вдоль спины хлестнул, заставив влететь в кухню.

По ходу, подружка-то умудрилась мою овечку выбесить. Не я один такой, значит. С ее характером бомбануть, судя по всему, что два пальца об асфальт. Лишь бы волосья драть гостье не кинулась, а то разгребай потом последствия. По той сразу было видно, что реально фифа чешуйчатой или даже членистоногой породы, с носом задранным куда там моей Варьке. И при этом с гадким таким, бл*дским, голодным взглядом. Меня с ходу же облапала, аж помыться захотелось.

Глянув на указывающую подружке валить на хер Варьку, я мигом напрягся, все мысли о забавной бабской драке вылетели. Кошка моя была не просто в ярости. Вдруг стеклом, тонким, звонким, хрупким, почудилась. Таким, что чуть тронь – и в пыль разлетится. И будто дрожит мелко-мелко вся изнутри, глаза блестят, губы вон трясутся. Мне аж пинка отвесить для ускорения приспичило этой змеюке Ире, даром, что баб бить – днище. Чем так кошку мою расстроила, а, сука тупая?

Варька в спальню ломанулась сразу, ну а я следом. Зашел, она на краю кровати сидит, спина прямая, как палку проглотила, и волосы расческой дерет, будто лысой себя оставить вознамерилась.

– Варьк! – позвал я. – Случилось что?

Она не ответила. Даже не посмотрела на меня. Подбородок задрала и знай себе расческой этой фигачит. Ясно. Все хреново. Я перелез через кровать и сел позади нее, обхватив ногами и руками, утыкаясь мордой в волосы. Хочешь и дальше волосы драть – придется или меня отпихнуть, что без вариантов, или прям по физии мне лупить своей пластмаской. Варька замерла и руку опустила. Но не расслабилась. Ни капельки.

– Чё, я опять где-то налажал? – решил я похитрее закинуть удочку.

– Да при чем здесь ты? – дернулась она вперед, но я не пустил, и вырываться дальше не стала. Значит, на самом деле и не хотела.

– Не я. Впервые. И это радует. А кто? Выдра эта крашеная?

– С чего взял?

– Что крашеная? Так оно не видно, что ли? Вот ты у меня натуральная, на солнышке каждая волосинка кучерявая аж сверкает. Как снег вперемешку с золотом. А у нее какая-то солома тусклая.

– Да причем тут волосы? И вообще… это некрасиво – кого-то за спиной обсуждать.

– Обсуждать – да. А я тебе на вопрос отвечал, к тому же чистую правду. Крашеная она, и сисек нет.

– Артем! Ну при чем тут Иркины… грудь! У меня тут… а ты про это! – она всхлипнула, а у меня в брюхе все узлом стянуло. Ее слезы мне что угли в кишках, но, видно, надо сейчас. Прорвать должно.

– Так и что у НАС тут? – я подцепил ее подбородок, вынуждая откинуть голову мне на плечо и открыть лицо. Варька нахмурилась и закрутилась, пытаясь увернуться, но быстро сдалась.

– Все! Все развалилось! Не осталось вообще ничего! – Губы, опухшие от моих поцелуев, искривились и задрожали. – Как жить и зачем?

Бля, это еще что мне за разговоры?

– Чего там развалилось, балда? – тряхнул я раскисшую кошку слегка. – Подумаешь, труба. Да там починить нехер делать!

Варька снова задергалась, затараторив сквозь всхлипы и писклявые, как у котенка, подвывания.

– Господи, да какая, к черту, труба! Ты ничего не знаешь и не понимаешь! У меня все, что было, развалилось, исчезло, ясно? Мать чокнулась, с ублюдком каким-то ненормальным сектантским связалась. Знать нас больше не хочет с Киром. Нормальное жилье, деньги на жизнь и учебу прощай. Да и учиться дальше… кому это все теперь, права Ирка… – П*зда тупая твоя Ирка и ни в чем права быть не может. – Брат рехнулся и влип. С работой ничего не выходит. То не брали никуда, то вот это… Я старалась, честно, а он сказал – недостача. – Ага, ясно, овечку мою кинули. Обычное дело сейчас. Разберемся, еще и премию организуем. – Я воровка, сказал, и не докажу ничего. Приставать стал. – О-о-о, Тигранчик, еще не знаю, кто ты, но вот последнее станет тебе ох*еть как дорого. Сука, в ногах ползать у нее будешь! – А теперь еще вон и Ирка… Я думала, она друг мне настоящий, а она…

– Крыса и бл*дь, – озвучил я.

Да уж, проблем у моей бедолажки побольше, чем думал, оказывается. А тут и я еще на ее голову с членом наперевес.

– Артем! Опять!

– Что? Я не ругался, а дал единственно верную характеристику. У нее это на морде прям написано, скажешь, не прав?

Варька промолчала, только шмыгала носом и всхлипывала горько, потихоньку успокаиваясь.

– Варьк, ну чего ты сырость разводишь? – Я сдвинулся назад, заваливая ее на постель и вытягиваясь рядом. – Что, моя хата настолько уж отстойнее твоей прежней? И твою так отремонтируем – красота будет.