— Может, потому она и была в маске. Хотя, я думаю, разго­воры о ее разбойных подвигах преувеличены и стражники за ней не охотятся. — Аврелия немного помолчала, задумав­шись. — А маску она сняла, чтобы увести того испанца... на­верное, хотела показать мне свою красоту, прожечь взглядом...

— Выходит, она дьявольски ревнива? Да, ведь говорят, что эта Вероника похищает молодых красавцев, что взгляд ее стра­шен, как у горгоны Медузы. А волосы — словно туча змей. Ты этого не заметила?

— Волосы у нее действительно как туча, но не змеиная. По­жалуй, о них можно сказать словами Овидия:

Перед Кассандрой, с ее волосами безумной менады,

Остолбенел, говорят, вождь величайший Атрид.[27]

— Ну, я не такая ученая, как ты, не так много понимаю в поэзии, но зато я поняла другое: этот парень, которого уве­ла девица, похожая на пиратку, тебе очень понравился. Да, не отпирайся! Ведь лишь только он ушел — так и ты загру­стила, даже плясать не хочешь, а ведь как готовилась к празд­нику!

— Ты чепуху говоришь, Кириена! — с досадой возразила Ав­релия. — Как мне может понравиться человек, которого я се­годня увидела впервые в жизни и больше, наверное, не увижу? Да я ведь даже имени его не знаю, как и он моего! Я завтра же о нем и думать забуду!

— Вот и правильно. Ведь, если он близко знаком с этой Гро­зовой Тучей, значит, и сам из корсарской компании.

— А по-твоему, корсары не бывают благородными? — спро­сила Аврелия, вспомнив о своем отце.

— Я этого не говорю, но... но лучше тебе все-таки думать о каком-нибудь честном, мирном купце или землевладельце. А корсары... они ведь для семейной жизни не годятся.

— Господи, Кириена, да я так далеко не загадываю! — с де­ланной беспечностью рассмеялась Аврелия и потянула подру­гу смотреть гонку парусных судов, а затем — конный турнир.

Но, как бы девушка внешне ни бодрилась, на душе у нее все- таки остался смутный осадок. И она знала, что еще долго бу­дет перебирать в памяти свою случайную встречу с мужчиной, показавшимся ей реальным воплощением ее девичьих грез, и с темноволосой красавицей, которая столь уверенным тоном позвала его за собой. Кто бы ни была эта странная незнаком­ка — даже если та самая зловещая Вероника Грозовая Туча, — она, безусловно, привлекательна и обладает властью над муж­чинами. И, наверное, в эти минуты она вполне довольна собой.

Но, думая так, Аврелия ошибалась. Та, что была прозва­на Грозовой Тучей, отнюдь не чувствовала себя довольной и счастливой.

В прошлом остались те радостные дни, когда окрыленная и опьяненная любовью девушка верила, что ее счастье незы­блемо, что возлюбленный всегда будет с нею рядом и она не увидит лжи или отчуждения в его глазах.

Поначалу все складывалось счастливо. Как подруга и невен­чанная жена капитана «Альбы», Вера сопровождала его повсю­ду — на суше и на море. Родриго построил укрепленный дом- усадьбу между Джалитой и Горзовиумом, над маленькой бухтой, где находили свое укромное пристанище «Альба» и «Вероника», когда возвращались после корсарских рейдов с добычей и по­вреждениями. Этот дом, названный Кастель Серено — Тихая Крепость, стал основным местом обитания Веры и Родриго; зи­му же они проводили в Константинополе, а Ринальдо и Кар­ло — в Монкастро, где Вера уже и не появлялась.

В течение полутора лет девушка верила, что они с Родриго обвенчаются и ей не придется больше чувствовать себя греш­ницей и избегать зачатия, дабы ребенок не родился бастардом. Но к марту закончился срок обета, данного Великому маги­стру, а Родриго по-прежнему не спешил узаконить отношения с Верой, и холодок сомнения проник ей в душу. Девушка не могла понять: то ли любовь Родриго угасает, то ли он с самого начала не любил ее так глубоко и серьезно, как она надеялась. Ей вспоминались предостережения Ринальдо, и девушка вну­тренне сжималась от стыда, встречая его внимательный и, ка­жется, всепонимающий взгляд. Но жаловаться Ринальдо или, тем более, просить его воздействовать на Родриго она не ста­ла бы ни за что на свете.

Вера сама решила начистоту поговорить с возлюбленным, хотя и боялась услышать в ответ, что его чувства остались в прошлом. Но такого ответа не последовало; Родриго уверял, что по-прежнему любит ее, а венчание откладывает по другой причине.

— Давай немного подождем, дорогая, — говорил он ей. — Сейчас слишком опасное время. Османский султан готовится двинуть свои войска на Константинополь. Говорят, импера­тор Мануил уже спешит к своей столице, чтобы отразить на­падение. Никто не знает, чем все это закончится. Если падет Константинополь — мы с тобой там уже не сможем жить.

— Будем жить в Таврике или в Монкастро! — возражала Вера.

— После падения Константинополя таврийские города то­же долго не продержатся. Но я верю, что самого страшного не произойдет. Один мудрый прорицатель недаром вещал, что Константинополь еще продержится полвека, хотя помощь к нему придет не с запада, а с востока. Говорят, Тамерлан со­бирается в поход на османские земли. Этот железный хромец скорее справится с Баязидом, чем разрозненные и утратившие волю европейские государи. Дождемся, когда столкновение восточных варваров их обоих ослабит, а тогда вернемся в Кон­стантинополь и обвенчаемся в главном храме Галаты.

Объяснения Родриго показались девушке не очень убедитель­ными, но ей хотелось верить ему, и она заставляла себя верить.

Впрочем, были обстоятельства, удручавшие ее больше, чем отсрочка венчания. Ей стало казаться, что возлюбленный уже не так пылко к ней относится, что во взгляде его порой мель­кает не то скука, не то насмешливая холодность. Все чаще он стал говорить то, чего раньше от него нельзя было услышать: что Вера небрежно одевается, не следит за своими руками, хо­дит размашистой походкой, а голос ее звучит слишком резко. И все чаще она замечала, что Родриго бросает заинтересован­ные, а иногда и похотливые взгляды на других женщин — будь то элегантные константинопольские дамы или оборванные пленницы, которых корсары «Альбы» и «Вероники» освобож­дали из трюмов турецких кораблей.

Однажды, не сдержавшись, Вера в гневе набросилась на Ро­дриго, заявляя, что не отдаст его никому, а если он нарушит клятву верности и изменит ей, то она убьет и его, и любовни­цу. Во время этой яростной вспышки Родриго схватил девуш­ку в объятия, уверяя в своей любви, и все закончилось страст­ными ночными ласками.

Но и после этого у нее не было уверенности в чувствах Ро­дриго. И, когда перед праздником святого Георгия он объявил, что вместе с Ринальдо отправляется в Кафу на переговоры с генуэзским консулом, которому должен передать письмо от ве­ликого приора, девушка тут же вызвалась его сопровождать. Но Родриго и Ринальдо отговаривали ее, поясняя, что Веро­нике Грозовой Туче опасно появляться в Кафе, где злые язы­ки распустили слух о жестокой предводительнице морских раз­бойников. Корсары-мужчины были в Таврике привычным явлением, но женщину, выступившую в такой роли, многие считали ведьмой, одержимой дьяволом, призывали бросить в тюрьму и допрашивать с пристрастием. Родриго заявлял, что одна из целей его поездки — это как раз найти источник кле­ветнических слухов, а также объяснить консулу и его чинов­никам, что Вероника — богобоязненная девушка, которая во­лей судьбы оказалась втянута в корсарскую жизнь.

Вера сделала вид, что согласна с доводами Родриго, но пе­ред самым отплытием незаметно пробралась на галеру, кото­рая при попутном ветре за день одолела путь от бухты за Горзовиумом до Кафы. Договорившись с Габриэле, девушка при его содействии скрыла свое пребывание на корабле, объяснив, что хочет подшутить над капитаном. И потом, когда Родриго ходил по городу, Вера незримо его сопровождала. Она убеди­лась, что он действительно был принят во дворце консула и в других важных домах, но не уехал после этого из Кафы, а остался на праздник святого Георгия. Это не понравилось Вере, но она и тут не показалась на глаза Родриго, а продолжа­ла следить за ним. Обстановка городского праздника, во вре­мя которого многие носили маски и вычурные наряды, позво­лила девушке быть незаметной в толпе.

Лишь один раз она отвлеклась и сняла маску, чтобы попра­вить волосы и напиться воды из фонтана. Но именно в ту ми­нуту ей почудился чей-то пристальный взгляд. Быстро подняв голову, девушка заметила лицо человека, который тотчас скрыл­ся в толпе. Вера готова была поклясться, что это не кто иной, как Угуччоне, и уже хотела броситься за ним, но тут увидела, что Родриго направляется к площади, где играла танцевальная му­зыка. Это ее сразу насторожило, и она, опять скрыв лицо под маской, пошла вслед за возлюбленным. Сперва девушка поду­мала, что он решил посмотреть на уличные пляски просто из любопытства, но, пробравшись сквозь толпу, увидела то, от че­го ее бросило одновременно в жар и в холод. Родриго, ее Родри­го, гордый аристократ, который не каждую знатную даму удо­стаивал своим вниманием, сейчас танцевал, ничего вокруг не замечая, с какой-то смазливой кафинской девчонкой, подни­мал ее на руки и смотрел на нее глазами влюбленного юнца. Ве­ра несколько минут не могла опомниться. Что это с его сторо­ны? Случайный каприз? Или, может, он откуда-то знает эту светловолосую девицу и нарочно приехал в Кафу, чтобы встре­титься с ней? Вера едва дождалась окончания танца и тут же по­дошла к Родриго, поразив его своим внезапным появлением. Да и в черных глазах кафинской девицы она увидела растерянность и удивление. Впрочем, Вера не стала удостаивать юную горо­жанку лишним взглядом, а просто увела от нее Родриго, вос­пользовавшись его замешательством. Сознание собственной правоты придавало ей уверенности.

Она вела его на пристань, к кораблю, а он, опомнившись, стал недовольно спрашивать:

— Ты следила за мной? Зачем ты потащилась в Кафу? Я же говорил тебе, что это рискованно!

— Но сам ты, как видно, думал не о моем риске, а о танцах и развлечениях! — язвительно и мрачно усмехнулась Вера. — Если бы ты хоть немного заботился обо мне, то постарался бы найти моего врага Угуччоне! Ведь он наверняка пришел на кафинский праздник! И я, кажется, видела его.