Александра Девиль - Корсары Таврики

— Мы будем искать ее всю жизнь, — глухо ответил он, и желваки на его скулах заходили.

В комнату вошел Роман и прижался к отцу, словно утешая. Донато поднял сына на руки и подошел с ним к окну, скрывая от женщин подозрительно заблестевшие глаза.

И тут подала голос крошечная Аврелия, напоминая о том, что в семье Латино, несмотря на внезапное несчастье, появи­лась и новая жизнь.

К концу апреля весна так полно вступила в свои права, что даже самые черствые и угнетенные печалью сердца не могли не откликнуться на это яркое и пышное цве­тение природы, особенно ощутимое после изнурительно-за­тяжных зимних холодов. Обитатели крепости Монкастро радо­вались, что удалось пережить зиму, избежав голода, повальных болезней, татарских набегов и прочих бедствий.

Вместе со всеми радовалась и Примавера, для которой кре­пость Монкастро уже десять лет была основным местом оби­тания. Девушка давно забыла свое настоящее имя, как и свое детство в родительском доме, откликалась лишь на «Веру» и считала, что ее полное имя — Вероника, и это в честь нее на­зван корабль, которым командует дядя Ринальдо и его первый помощник Карло.

Когда-то, будучи еще маленькой девочкой, она по ночам, во сне, звала маму, но, пробудившись, не могла вспомнить ни имени, ни внешности своих родителей. Ринальдо говорил, что они погибли во время нападения турецких пиратов на их ко­рабль по дороге из Генуи в Константинополь.

Раннее детство покрывал туман забытья, и первые воспоми­нания Веры были связаны с Ринальдо, который спас ее от каких-то ужасных, темных людей.

Потом было море, палуба корабля, шум парусов на вет­ру, плеск весел, одновременно рассекающих воду... Вначале девочке было страшно и от зыбкости деревянной опоры под ногами, и от завываний ветра, и от вида угрюмых, прикован­ных к веслам гребцов, которых она разглядела, случайно про­бежавшись на нижнюю палубу... Но рядом был дядя Риналь­до, и с ним она чувствовала себя под защитой, а его друг Карло умел рассмешить девочку веселыми сказками. И по­степенно Вера не только перестала бояться моря, но и полю­била его, почувствовав детской душой красоту и силу стихии.

Потом Ринальдо привез ее в городок Монкастро, окружен­ный крепостными стенами, и отдал под опеку неулыбчивой, но доброй женщины, которую велел называть «тетушка Невена». Впоследствии Вера узнала, что Невена действительно при­ходится тетушкой, но не ей, а валашскому купцу Стефану, свя­занному с Ринальдо торговыми интересами. Разумеется, никто не объяснял девочке, что Стефан и его друг Мирча помогают корсарам сбывать трофеи, добытые в морских набегах и при­прятанные от кафинской общины. Но, подрастая, она и сама начала понимать, что жизнь окружавших ее людей не совсем обычна и полна опасностей.

Невена, будучи женщиной одинокой и бездетной, скоро привязалась к девочке, которую ей поручил опекать Стефан по просьбе Ринальдо.

Женщина догадывалась о незаконном промысле Ринальдо, но не осуждала молодого латинянина — тем более что он ча­сто делал ей подарки и всегда нахваливал ее стряпню. А забо­та корсара о маленькой племяннице даже умиляла пожилую благочестивую болгарку, у которой давно не осталось других родственников, кроме Стефана, сына ее покойной сестры. И потому друзья племянника всегда были желанными гостя­ми в ее скромном жилище.

Домик Невены стоял в ряду других таких же приземистых строений маленького города, расположившегося между двумя оборонительными стенами крепости Монкастро. Здесь же находились склады, таверны, мастерские и лавки ремесленников. Чуть в стороне возвышался консульский замок и храмы, като­лические и православные. Невена была православной веры, но девочку, как племянницу латинянина, водила в католическую церковь, где правил службу пожилой строгий падре Доменико. При храме была прядильня, в которой четыре монахини обучали девочек рукоделию. Это занятие Примавере совсем не нра­вилось, и она не проявляла старания, из-за чего ей часто пере­падало от наставниц. Еще падре Доменико заставлял детей заучивать молитвы, что Примавере удавалось довольно успеш­но благодаря ее хорошей памяти, хотя в смысл молитвенных книг она не вдумывалась и к чтению так и не приучилась.

Однообразный уклад крепости казался Вере очень скучным; к девочкам, с их куклами и перешептываниями, она относи­лась с оттенком презрения, мальчиков-ровесников тоже счи­тала глуповатыми, а наставления пожилых людей вызывали у нее досаду.

Настоящая жизнь для Веры начиналась лишь в те месяцы, когда Ринальдо и Карло брали девочку на корабль. Море было ее всегдашней мечтой и отрадой. Во время плаваний дядя позволял ей одеваться как моряку, и она с удовольствием меняла юбку на штаны, в которых чувствовала себя гораздо удобней как на берегу, так и на шаткой палубе. Она умела взбираться на мач­ты, знала все корабельные команды и не боялась нырять в мо­ре прямо с палубы. Ей нравилось, когда матросы, прищелкивая языками, называли ее морским чертенком и говорили, что она смелее многих мальчишек. Пожалуй, она с удовольствием отре­зала бы свои роскошные волосы, которые ей только мешали, но Ринальдо строго запретил, пояснив, что это грех, когда девушка хочет быть похожей на мужчину. Волосы Примаверы, в детстве темно-каштановые, с годами еще больше потемнели, стали чер­ными, и лишь на солнце в них поблескивали бронзовые искры. Однажды во время сильного ветра у Веры упала шапка с голо­вы, и ее пышные кудри взметнулись вокруг лица, словно тем­ное облако. Увидев эту картину, Карло не то с удивлением, не то с восторгом воскликнул:

— Вера, да у тебя волосы как грозовая туча!

Пересмешник Габриэле тут же подхватил:

— Вера и сама у нас — грозовая туча! Настоящая пиратка, гроза морей!

Девушке понравилось это сравнение, несмотря на его шут­ливость. У многих корсаров имелись прозвища, и она не прочь была называться Грозовой Тучей.

В опасные и дальние рейсы Ринальдо ее не брал, но побере­жье по обе стороны от Монкастро она знала уже очень хоро­шо. К юго-западу находился городок Ликостомо, который местные жители называли Килией. Там река Дунай вливалась в Черное море могучим и бурным потоком. Генуэзцы владели портами по обоим берегам Дуная, и оба эти порта защитили одной крепостью, которая возвышалась на скальных выступах. Здесь было очень выгодно иметь укрепленную факторию, по­тому что через эти места проходило много торговых путей, в том числе и Великий шелковый путь.

А к северу от Монкастро располагался городок Джинестра^[20], прилепившийся к небольшой крепостце, что возвышалась на приморских склонах, густо поросших ракитником. Несмотря на свой скромный вид, Джинестра была для моряков очень важным местом, потому что в море здесь выходили два лима­на, в которых можно было переждать непогоду, когда в откры­той части залива суда во время бури нередко выбрасывало на берег. А еще в этих лиманах добывалась соль, которой издав­на торговали местные купцы.

В прошлом году по пути из Джинестры в Таврику корабль проплывал мимо длинной отмели, и Ринальдо рассказал Вере, что эта причудливая коса называется Ахиллов бег^[21], потому что в древности здесь будто бы устраивал ристания греческий ге­рой, который был родом с северных берегов Понта.

Но осмотреть заманчивые таврийские берега Вере удалось лишь с западной стороны; дальше следовать было опасно, по­тому что богатые генуэзские и греческие города — такие как Кафа, Солдайя, Мангуп — подверглись разгрому сначала вой­сками татарского хана Тохтамыша, а потом — грозного вос­точного завоевателя Тимура, «Железного хромца», наводив­шего ужас на всю Европу. Моряки говорили, что страшней Тимура могут быть только турки-османы, неуклонно расши­рявшие свои владения за счет христианских земель. Осман­ский султан Баязид, прозванный Молниеносным, захватил большую часть Византийской империи, Сербию, Болгарию и уже третий год блокировал с суши Константинополь.

А прошедшей осенью на Дунае, под Никополем, войска Баязида разбили армию крестоносцев, в которой были венгер­ские, французские, английские, немецкие, итальянские, польские и валашские рыцари. Так потерпел поражение крестовый поход против османов, и христиане, предвидевшие неотврати­мо-грозную опасность, стали молиться: «Господи! Защити нас от дьявола, комет и турок».

Турок боялись все. Невена рассказывала Вере о страшной битве на Косовом поле, в которой погибло много сербов, бос­нийцев, хорватов, болгар и валахов. А иногда принималась на­певать печальную песню о том, как оплакивает погибших ге­роев Милица, жена сербского царя Лазаря. Песня пелась на славянском наречии, которое Вера с трудом понимала, хотя порой в этих певучих звуках ей чудилось что-то знакомое и дав­но забытое.

Впрочем, от Ринальдо девушка точно знала, что она проис­ходит из древнего итальянского рода, не имеющего отноше­ния к славянам. Но не мудрено было привыкнуть к славянско­му языку, как и ко многим другим, живя в черноморской фактории, управляемой генуэзским консулом, но населенной в основном валахами, болгарами и греками, которых Вера ма­ло отличала друг от друга, только знала, что почти все они пра­вославной веры. А еще здесь были татары и арабские купцы, но они жили в мусульманском квартале, куда Невена старалась девушку не пускать.

Вера с детства была наслышана, что турецкие пираты оста­вили ее и дядю без близких и без имущества, а потому, как и Ринальдо, поклялась мстить им. Ее не смущало, что ради ме­сти морским разбойникам-иноверцам ее дядя и сам сделался корсаром. Напротив, она гордилась, что Ринальдо, занимаясь этим промыслом, соблюдает особые законы чести. Находясь на корабле среди мужчин, Вера и сама порой чувствовала се­бя юношей, и ей хотелось когда-нибудь командовать корсар­ским кораблем, подчинив своей воле всех этих грубых и дерз­ких морских бродяг, как умел подчинять их ее дядя.