Звева Модиньяни - Корсар и роза

Лена улыбнулась собственному изображению. Вот она, совсем молоденькая, на моментальном снимке, сделанном Спартаком на кухне их дома в Болонье, кормит грудью свою первую дочку.

— Куда же ты подевалась? — чуть слышно спросила Лена у красивой, счастливой и упрямой девчонки, которая, даже улыбаясь в объектив, ухитрилась сохранить на лице строптивое выражение. Теперь в ней не осталось ничего от этой юной красавицы. — Какое ужасное наказание — старость, — вздохнула она, глядя на портрет Спартака.

Он был в одной рубашке, без пиджака, шляпа сдвинута на затылок, руки в карманах брюк и серебряная цепочка поперек жилетки. На губах у него играла горделивая улыбка человека, полностью уверенного в себе.

— Ты был удачлив до неприличия, — сказала ему Лена чуть ли не с упреком. — Тебе повезло даже в смерти, ты не дожил до настоящей старости. — И она провела по стеклу, защищавшему фотографию, кончиками трясущихся пальцев. — Я еду навестить твоего друга Тоньино, — продолжала Лена, по-прежнему говоря шепотом. — Помнишь, как я сбежала из этого дома? Я была без ума от ревности. Ты помнишь? Ты говорил мне: «Любовь моя», и я таяла от любви. Мне тоже повезло в жизни. У нас трое детей, правда, немного нескладных, но разве могли они вырасти иными при таких родителях, как мы с тобой? Они так и остались детьми, и их время от времени все еще приходится призывать к порядку. Но сейчас, к счастью, твой внук взял на себя обязанность руководить ими. Если бы ты мог его видеть, ты бы им гордился. Прощай, Спартак. — И она поцеловала холодное стекло фотографии.

Затем Лена вышла из гостиной, ухватилась за перила лестницы и медленно спустилась вниз. На площади медсестра и шофер уже ждали ее. Они усадили ее в машину и лишь после этого сели сами. Горничная, стоя, как часовой, у дверей особняка, смотрела, как они удаляются, и махала вслед рукой.

Они прибыли в миланский «Гранд-отель» и погрузились в атмосферу тяжеловесной, но столь традиционной роскоши, чарующей глаз обаянием старины.

Спартак ждал бабушку в просторном вестибюле.

— Добро пожаловать! — сказал он, обняв ее.

— Помоги мне добраться до постели, — ответила она вместо приветствия.

— У тебя будет кое-что получше. Я снял самый шикарный люкс на верхнем этаже, с террасой и зимним садом, — объявил Спартак, пока Пина и носильщик занимались багажом.

Старая дама вошла в великолепные апартаменты, заполненные цветами. Впрочем, она чувствовала себя слишком усталой, чтобы по достоинству оценить всю эту красоту.

— Когда мы будем ужинать? — спросила Лена.

— В восемь. У тебя больше трех часов для отдыха. Хватит у тебя сил, как ты думаешь? — озабоченно спросил внук.

— Можешь на меня положиться. Ну а где эта твоя пассия? Ты говорил, ее зовут Сара? Где она? — принялась расспрашивать Лена, выждав, пока Пина с багажом первой войдет в спальню.

— Ты познакомишься с ней сегодня вечером, — заверил ее Спартак.

Оказавшись в постели, Лена мгновенно уснула тяжелым сном.

Проснувшись, она почувствовала себя гораздо лучше. Опять ей показалось, что она выздоровела. В течение уже нескольких месяцев у нее все чаще наступали периоды ремиссии, когда неумолимая болезнь как будто отступала, дрожь пропадала, уступая место свободе и легкости движений.

Вот и сейчас она сумела без посторонней помощи принять душ и тщательно нарядиться. Найдя в сумочке футляр с драгоценной брошью, она сунула его в карман своего голубого кардигана, а потом вошла в гостиную.

Спартак сидел на диване, и рядом с ним сидела красивая женщина с тонким, одухотворенным лицом, одетая с безупречной элегантностью.

— А вот и моя легендарная бабушка, — начал Спартак, вскакивая с дивана и подходя к старой даме. — А это Сара, — представил он свою спутницу.

Лена внимательно оглядела ее.

— Рада познакомиться, Сара. Сколько же продолжается ваш роман? — спросила она прямо в лоб без лишних предисловий.

— Три года, синьора, — ответила Сара со смущенной улыбкой.

— Оставить мужа нелегко, — рассудительно заметила Лена, усаживаясь напротив них. — Я тоже прошла этот путь и знаю, как это больно.

Лене понравилась эта утонченная женщина, лишенная кокетства. Они сразу же нашли дружеский тон общения, словно знали друг друга много лет.

— Скоро ты познакомишься с моим первым мужем. Я его оставила ради Спартака Рангони. Оба они были прекрасными мужьями. А этот твой воздыхатель — тоже неплохой парень. Он очень похож на своего деда. И если ты не поторопишься женить его на себе, он останется холостяком на всю жизнь. Его дед никогда бы не женился ни на какой другой женщине, если бы я ему отказала. И наш внук точно такой же.

— Я знаю, — кивнула Сара.

— Ну, так поторопись, моя милая. Я же не вечная, а мне было бы приятно видеть вас вместе.

В тот самый момент, когда двое официантов внесли в номер накрытый к ужину стол, позвонил дежурный администратор, объявивший о приходе командора Антонио Мизерокки.

— Прежде чем этот ворчливый старикашка здесь появится, я должна кое-что тебе передать, Сара, — заторопилась старая дама, вынимая из кармана футляр. Она открыла его и протянула молодой женщине свою розу. — Это очень красивая брошь, — продолжала Лена, — но главное, она приносила мне удачу. Я хочу, чтобы с этой минуты ее носила ты. Она поможет тебе. У тебя в жизни будет много всего. Событий, приключений, но прежде всего — счастья.

— Я… я не думаю, что могу принять… это очень дорогой подарок, — пролепетала Сара.

— Конечно, можешь, — решительно вмешался Спартак. — И никогда в жизни не расставайся с этой розой. Это своего рода талисман. Давай-ка я приколю ее тебе на отворот блузки, как всегда носила бабушка.

Лена решительным и быстрым шагом пошла навстречу своему первому мужу. Она обняла его, а он, смущенный до крайности, попытался высвободиться из ее рук.

— Не надо, Лена. Ты меня в краску вгонишь, — проворчал Тоньино.

— Галантен, как всегда, — с иронией отметила Лена. — Давай садись. Я не хочу, чтобы ты рухнул у моих ног. Не забывай, силы мои уже не те, я не смогу тебя поднять.

Все вместе, в тесном дружеском кругу, они отпраздновали торжественное возвращение на сцену семьи Рангони. Это нельзя было назвать чудом, скорее это стало результатом мудрой стратегии, терпеливо разработанной престарелым финансовым магнатом и смелым молодым предпринимателем. Они объединили свои усилия и победили.

Это был поистине незабываемый вечер. Молодые держались за руки и обменивались взглядами, говорившими куда больше, чем любые слова.

А старики грелись у костра своего прошлого и устроили настоящий фейерверк из воспоминаний.

— Ты помнишь, Лена?..

— Ты помнишь, Антонио?..

— Это было в двадцать шестом…

— Да нет же, это было в двадцать восьмом!

— А ты помнишь, как в феврале крестьяне выходили в поле и звонили в колокольчики, чтобы пробудить землю от зимней спячки?

— А помнишь тот случай, когда сломалось чудо-дерево[58], и все окорока, колбасы, гроздья сосисок полетели вниз?

— И что ты теперь делаешь, старый дуралей, сидя на верхушке своего небоскреба?

— А ты, старая карга? Что ты теперь делаешь в своей забытой богом деревушке?

— Все еще встречаю рассветы и закаты. Иногда в тумане мне чудится тощая фигура дона Паландраны. Летними вечерами смотрю, как резвятся светлячки, и вдыхаю воздух лугов.

— Ты всегда была немного с приветом.

— А ты был ужасно обидчив. Чуть что, надувался, как индюк. Но сегодняшний вечер ты мне не испортишь. Я чувствую себя слишком счастливой.

— Начинаю думать, что ты бессмертна.

Лена задумчиво заметила:

— Если бы кто-то мог предложить нам бессмертие, разве ты принял бы такой печальный дар? Я — точно нет.

Лицо Антонио омрачилось:

— Ну вот, мы все-таки заговорили о смерти.

Лена улыбнулась и откинулась на спинку кресла. Ее ум был ясен, она наслаждалась давно позабытым ощущением блаженного покоя.

Антонио осторожно погладил ее по руке, и Лена в ответ пожала ее. Ей больше не хотелось говорить.

Вдруг она увидела на террасе, в зимнем саду, глядевшие на нее фосфоресцирующие глаза. Неужели это сова? А может, ей просто показалось? Птица с громадными желтыми глазами сидела на ветке какого-то экзотического растения, и Лена слышала ее унылый призыв.

Она закрыла глаза, вспоминая старинную песенку, которую дети когда-то пели вполголоса, заслышав зловещий крик ночной хищницы, считавшийся дурным знаком:

Лена знала, что старинные приметы не обманывают. И как приятно было чувствовать пожатие натруженной узловатой руки Тоньино в ту минуту, когда силы покидали ее.

— Твоя бабушка устала, — прошептал Антонио Спартаку. — Пожалуй, мне пора возвращаться домой. Это действительно был прекрасный вечер.

Он с трудом склонился над Леной и поцеловал ее в волосы. Казалось, она уснула…