– Господи, все что угодно, но не забирай их у меня. Я скверная дочь, но я люблю отца. Я не сумела предупредить его, но на то была Твоя воля. Ты один ведаешь, что творишь. Слабая и полная греха, я прошу Тебя – спаси его, если это не под силу мне…

Она молилась и о Филипе.

– Это тоже грех, но я люблю его. Даже ангелы небесные знают любовь. Не отнимай же его, он моя последняя надежда и радость. Он… он отец моего ребенка…

Священник с амвона говорил о муках Христа, и Анна внимала ему, как никогда в жизни. Эта старая церковь, с ее разношерстной паствой, стала ее прибежищем. Время шло, церковный служка собрал у прихожан огарки свечей. Над молящейся толпой плавал лишь одинокий мужской голос, читавший Писание на латыни, да изредка принимался хныкать младенец. Но по мере того как за цветными стеклами витражей угасал дневной свет, в душе Анны росло беспокойство. Воздух в церкви стал спертым, а от толпившихся среди колонн нищих и больных шел кислый, нездоровый дух. Один из священников подошел к двери, широко распахнул ее, и стало видно, что уже совсем стемнело.

Анна попыталась снова начать молиться, но теперь молитва уже не трогала ее, и она все чаще поглядывала на вход. Филип сказал, что поговорит с Деборой, а если ничего не выйдет, то пришлет за Анной Оливера. И теперь она ждала именно его, ибо Оливер должен стать связующим звеном между нею и Майсгрейвом, придать ей уверенности в том, что они вновь когда-нибудь встретятся. Однако когда в дверном проеме показалась баронесса Шенли, Анна так возликовала, что едва не бросилась к ней через весь храм.

Леди Дебора опустила кончики пальцев в святую воду и, преклонив колени, набожно перекрестилась. Пока она читала молитву, Анна пробралась к ней сквозь толпу, и, когда баронесса поднялась, они оказались почти рядом. Их взгляды встретились, и Дебора показалась Анне небесным ангелом. Ее светлые волосы сливались со снежно-белым мехом подбивки капюшона, а улыбка таила столько радости и искреннего дружелюбия, что Анна едва не прослезилась. Нет, она совсем не одинока, если рядом с ней такая душа.

Они покинули церковь и, скрывшись в ближайшем переулке, совершенно по-детски бросились друг к другу в объятия.

– Как я рада, что они тебя не схватили!

Дебора совершенно забыла об этикете, и Анна была ей только благодарна за это.

– Как тебе удалось выбраться из подземелья?

– Да проще простого! Следить за твоим заточением Кларенс поручил моему мужу. Когда же стало известно, что тебя и след простыл, а в темнице нахожусь я, он не стал меня там удерживать.

Она засмеялась, но Анна осталась серьезной.

– Он очень гневался?

Дебора улыбнулась. Это была улыбка женщины, уверенной, что любима.

– Он уехал вчера вечером, чтобы доложить герцогу о твоем побеге. И он не показался мне чрезмерно сердитым. Скорее взволнованным. Зато твоя сестра пришла в бешенство, особенно когда о твоем пребывании в Тауэре стало известно королю и герцогу Глостеру. Именно герцог был обеспокоен больше других. Он даже кричал на герцогиню. Я же вышла сухой из воды, если не считать того, что леди Изабелла отстранила меня от службы при ее дворе. Впрочем, в окружении короля больше дивились тому, что ты оказалась не на континенте вместе с Ланкастерами, нежели тому, что тебе удалось связать меня и выбраться из Тауэрской крепости. В Вестминстере, знаешь ли, бытует убеждение, что ты способна даже сатане на хвост наступить.

Как ни была измучена Анна, она расхохоталась. Однако Дебора вдруг схватила ее за руку, тревожно указав на двигавшуюся вдоль улицы цепочку латников с фонарями в руках.

– Смотри, это люди из отряда Глостера. Видишь белого вепря на табарах? Им приказано обшарить все гостиницы и постоялые дворы Лондона, чтобы обнаружить тебя.

– Но разве Ричард Глостер не покинул столицу, выступив с королем к Барнету?

– Да, это так. Но в городе действует его правая рука и поверенный сэр Роберт Рэтклиф, ему поручено продолжать поиски. Ради Бога, Анна, идем скорее. Неподалеку от руин старого акведука нас ожидает моя свита – охранники и двое слуг с верховыми лошадьми для нас. Видит Бог, чем скорее мы уедем из Лондона, тем лучше.

Анна не стала спорить, хотя ее подмывало расспросить Дебору о Майсгрейве, о том, как он нашел ее в Вестминстере и как объяснил, что происходит с принцессой. Вскоре они уже ехали верхами, охранники баронессы освещали им путь смоляными факелами, а лошади пугливо прядали ушами, косясь на коптящий огонь.

По сторонам тянулся пригород, дорога была немощеной, и копыта чавкали в грязи. Дождь снова стих, но в воздухе висела сырая мгла. Впереди показалась зубчатая сторожевая башня, у подножия которой горел костер. Стражники с пиками наперевес преградили им путь, и Дебора протянула свою подорожную. Однако старший лишь мельком взглянул на нее, ощупав печать. Потом, обменявшись двумя словами с напарником, они внимательно оглядели едущих в неурочное время путников. Ничего подозрительного: дама в меховом плаще на невысокой пегой кобыле, ее служанка, по-мужски взгромоздившаяся на мула, охранники в кольчугах, двое слуг с навьюченными мулами на поводу. В конце концов их пропустили.

Далее им еще не раз попадались сторожевые посты. Сначала у Анны падало сердце при каждом досмотре, но вскоре она привыкла к ним. И чем дальше они оказывались от Лондона, тем легче становилось у нее на душе. Когда с вершины Хайгейтского холма Анна окинула взглядом оставшееся позади скопище огней столицы, она наконец-то вздохнула свободно и мысленно прочитала благодарственную молитву.

Дорога пошла под уклон. Позвякивала упряжь, плескались лужи под копытами. Привыкшая править самыми норовистыми лошадьми, Анна одними шенкелями сдерживала мула. С Деборой они не обменялись ни словом. Своим людям баронесса сказала, что Анна – ее новая горничная.

Принцесса улыбнулась в темноте. Ей не верилось, что они наконец-то едут к Барнету. Неужели она увидит отца, сможет предупредить его хотя бы в самый последний момент об измене? Они не виделись с той самой ночи первого марта, когда она выплеснула в камин его асквибо… Когда они приедут, она добьется того, чтобы он окончательно избавился от той пагубной привычки, даже если ей придется велеть продырявить все винные бочки в Англии…

Отряд продвигался мерной рысью, Анне же хотелось нестись во весь опор. Под ней легкой иноходью переступал мул, и в нетерпении Анна несколько раз пришпорила его, почти поравнявшись с Деборой. К своему сожалению, она убедилась, что леди Шенли отнюдь не была хорошей наездницей и, видимо, опасалась ехать быстрее по дороге, совершенно разбитой недавно прошедшей армией.

Вокруг все было тихо и глухо, и лишь порой, когда они проезжали мимо мельницы у дороги или небольшого селения, слышался лай собак или крик совы в роще. Начал сгущаться туман, сквозь который, словно призраки, выступали то мрачный силуэт виселицы у дороги, то водяное колесо у заводи или старый ветряк с разбитыми крыльями. Дважды их обгоняли небольшие отряды вооруженных всадников. Анна с Деборой всякий раз испуганно переглядывались, и принцесса прижимала руку к ладанке на груди, моля святыню отвести опасность.

Слуги Деборы негромко переговаривались. Анна поняла, что они недоумевают, отчего их хозяйка надумала пуститься в путь на ночь глядя. Действительно, это могло показаться странным не только челяди баронессы. Поднимаясь на холм, Анна поравнялась с подругой и негромко спросила:

– Деб, ты не заметила сегодня за собой слежки?

Отстранив рукой край капюшона, Дебора удивленно взглянула на принцессу.

– Как ты сказала? Слежки? Кто же осмелится следить за мной?

Она спросила это так взволнованно, что один из ехавших впереди стражников оглянулся. Анна не стала продолжать расспросы и поотстала. Недоумение баронессы было вполне объяснимо, однако если шпионы приставлены к Майсгрейву, то отчего их не могли послать и за леди Шенли, зная, как была она близка к принцессе Уэльской.

Они снова поднялись на небольшую возвышенность. Внизу сквозь дымку тумана мерцало множество огней.

– Это Барнет? – громко спросила Анна.

Один из факельщиков отозвался:

– До Барнета не меньше часа пути. Это скорее всего лагерь королевского войска.

Он тронул коня, но баронесса окликнула его:

– Думаю, Мэтью, нам стоит объехать лагерь стороной. Тебе знакомы эти места – нет ли какой-нибудь окружной дороги?

Мэтью что-то проворчал насчет слякоти и тумана, но коня повернул.

Анна внимательно поглядела на баронессу. Ей показалось, что в голосе той прозвучало волнение.

Им довольно долго пришлось месить грязь, объезжая лагерь. Анна вглядывалась в маячившие где-то в стороне огни костров и невольно принялась их считать, пытаясь определить численность войск Белой Розы.

Впереди послышалась брань Мэтью. Им предстояло пересечь вброд заводь разлившегося ручья. Кони, оскальзываясь, осторожно входили в черную воду, обминая коряги и заросли камыша. Сделав шаг-другой, они почти по брюхо погружались в воду и продвигались вперед, точно тяжелые лодки. Суетились слуги, один из вьючных мулов заупрямился, пришлось повозиться с ним, пока остальные пробирались к противоположному берегу. Кобыла баронессы вдруг забеспокоилась и стала метаться так, что Дебора едва могла с ней совладать. Один из стражников подхватил ее под уздцы и помог достичь суши. Далее дорога стала тверже, и Дебора велела пришпорить коней, но Мэтью возразил – слишком темно для быстрой езды, можно налететь на сучья. Однако баронесса настаивала, и это показалось Анне странным, хотя в глубине души она только того и желала, чтобы поскорее прибыть в Барнет.

В эту минуту на дороге вдруг показалась вереница огней.

– Наверное, какой-нибудь дозорный отряд йоркистов, – предположил Мэтью.

Они съехали на обочину и стали медленно продвигаться навстречу подъезжающим. Вскоре они услышали топот копыт и фырканье коней. Это действительно был отряд Белой Розы – именно эта эмблема вскоре стала видна на табарах воинов. Впереди скакал рыцарь в открытом шлеме. В руке он держал факел, красноватым светом освещавший его лицо. Анна никогда раньше не видела этого человека, но Дебора ахнула от неожиданности.