Анна прикрыла глаза. Ей стало нестерпимо грустно. Она вспомнила, как любил Кларенса ее отец. Когда молодой герцог учинял очередное безрассудство, Уорвик всегда оправдывал его, становился на его сторону, твердя, что и отец братьев, Ричард Плантагенет, в юности был безрассуден, зато с годами стал самым популярным человеком в королевстве.

Джордж, сидя на скамье и опершись спиной о стену, тем временем продолжал:

– И тогда, чтобы прекратить эти письма, я решил захватить тебя, вернуть в Лондон и следить за каждым твоим движением. Заодно не мешало и Генриха иметь заложником в борьбе против его партии. В то время я оказался первым лицом в Лондоне и мне не стоило большого труда убедить Совет в необходимости вашего скорейшего возвращения. Эдуард в Англии, Кентербери – не укрепленный город, да и свиты вашей недостаточно для военного времени. В Кентербери я отправил Джона Мортона.

В свое время примас Томас Буршье посоветовал мне взять в капелланы этого весьма способного священника, и я надеялся, что расположение, которое раньше питал архиепископ к Мортону, поможет последнему убедить вас вернуться в Лондон. Все так и получилось бы, не столкнись мы с вашим поразительным упрямством, леди Анна. Мортон сразу почувствовал, что вы ему не доверяете, более того – догадываетесь о моих намерениях. Поэтому он всячески старался пробиться к королю, надеясь, что Генрих окажется более покладистым. Откуда ему было знать, что тот окончательно спятил и его стерегут, как зеницу ока. Побеседовать с глазу на глаз с кардиналом Буршье он тоже не смог, ибо обнаружил, что всегда милостиво относившийся к нему примас теперь словно избегает своего протеже. И все же Мортон добился встречи с ним – в неурочное время, поздно ночью, но у него не было иного выхода. Бланш сообщила ему, что подслушала ваш разговор с кардиналом, когда вы попросили его отправить послание Делателю Королей с архиепископской почтой.

Вы лукавая бестия, леди Анна. Вы избрали самую надежную почту его высокопреосвященства архиепископа Кентерберийского, мы же надеялись, что вы отправите королевского курьера, которого без труда перехватят мои люди, постоянно торчавшие в Кентербери и только и ожидавшие сигнала от Бланш Уэд. И тогда Мортон решился. Он отправился к Томасу Буршье и под предлогом исповеди открылся ему. Он не глуп, этот капеллан. Он так ловко построил исповедь, что, во-первых, Томас Буршье не смог бы его предать, не совершив смертного греха, а во-вторых, убедил примаса, что настало время помочь вернуться на престол низверженному монарху, который выхлопотал для Буршье кардинальскую мантию, и поэтому у архиепископа были с ним самые добрые отношения.

Неожиданно примас заговорил, и Мортон понял, что кардинал полностью на его стороне. Томас Буршье и сам считал, что для Англии будет куда лучше, если на престоле окажется молодой и энергичный Эдуард, а не безумный Генрих, которым беззастенчиво помыкают временщики, и еще неизвестно, что ожидает Англию, когда разразится борьба за власть между королевой Маргаритой и Делателем Королей. К тому же на архиепископа произвел очень сильное впечатление тот факт, что Генрих впал в безумие именно у гробницы Святого Томаса. Он видел в этом перст Божий, знак немилости небес к Ланкастерам. И тогда Мортон сказал, что если письмо принцессы попадет к Делателю Королей, то это грозит чрезвычайными бедствиями, ибо немало сторонников Белой Розы могут взойти на плаху и весь стройный план борьбы с Ланкастерами рухнет. Это был отчаянный шаг. Мортон понимал, чем рискует. Ведь если бы Томас Буршье выдал священника – его жизнь не стоила бы дырявого пенса. Но Господь наделил Мортона поразительным даром убеждения. Однако и он струхнул, когда кардинал вдруг благословил его и отпустил, не сказав ни да, ни нет. Впрочем, как оказалось, его преосвященству просто надо было подумать. Наутро, чуть свет, он сам пришел к священнику и заявил, что собственноручно сжег письмо и Мортон может возвращаться. Пусть он сообщит Эдуарду, что Буршье станет молиться за его победу…

Последние слова Джордж произнес почти хохоча.

Анна молча слушала герцога. Теперь ей открылось многое из того, что совершалось втайне. Она была готова растерзать себя за непростительную беспечность и доверчивость. Нет, она обязана была после исчезновения первого письма сама броситься к отцу. Подобные секреты не доверяют бумаге, эти тайны призывают к более решительным действиям, и она должна была вырваться к Уорвику, сама поведать ему о предательстве Джорджа Кларенса, человека, с которым отец поделился властью и в преданности которого не сомневался.

Между тем казалось, что Джорджу доставляет огромное наслаждение сейчас, когда принцесса уже не могла причинить ему вреда, посвящать ее в свои тайны.

– Несмотря на то, что Мортону удалось убедить кардинала перейти на нашу сторону, я по-прежнему чувствовал себя на волосок от гибели. К тому же Уорвику вдруг приспичило вызвать меня из Лондона и отправить на запад – собирать войска. Признаюсь, это было самое опасное для меня время, ибо, хотя Изабелла и писала мне обо всем, но если бы вам вздумалось поехать к отцу, я не успел бы вам помешать. К счастью, вы были прикованы к безумному Генриху и не могли предпринять решительных действий. И наконец Стэнли сумел привезти вас в столицу. Уж не знаю, как этому болтуну удалось вас уломать, но вы доверяли ему явно больше, чем мне. Я все время опасался, что вы посвятите его в мою тайну, но, видимо, сам сатана надоумил вас держать язык за зубами. А ведь Стэнли мы опасались больше всего. Он имеет определенный вес в Совете и из-за своей страсти к графине Ричмонд верен Алой Розе. Скажи вы ему хоть слово – и меня бы уже ничто не спасло. Но вы по-прежнему полагались на письмо. После поездки с Филипом Майсгрейвом у вас появилось какое-то странное пристрастие к письмам и гонцам. Я-то думал, что, убедившись в том, что Уорвику все еще ничего не известно, вы поднимете грандиозный шум, но вы опять затаились. Эти два дня, пока вы находились в Лондоне, мои люди следили за вами, но вы вели себя как ни в чем не бывало и даже умудрились подслушать, как Мортон уговаривал епископа Невиля не идти против воли жителей Лондона, желавших без боя открыть ворота Эдуарду.

Анна выпрямилась, в растерянности взглянув на герцога. Кларенс замер на полуслове.

– Ого, да вы, оказывается, ничего не знали? Похоже, мой добрый капеллан вас несколько переоценил.

Он засмеялся и, обойдя стол, начал подниматься по ступеням к двери. Анна слышала, как Джордж велел стражнику принести вина, но уходить он явно не собирался. Вино подали сразу, словно кувшин и кубок стояли за дверью, затем послышались торопливые голоса и герцог довольно внятно ответил:

– Я зайду к ней на рассвете, чтобы узнать, как дела. Сейчас мне там нечего делать. Терпеть не могу бабьего визга.

Он вернулся, неся в одной руке кувшин с вином, в другой – кубок. Вид у него был самый благодушный, он даже что-то мурлыкал себе под нос.

– Не хотите ли вина, Анна? Это мальвазия, превосходное вино. Когда я недавно был у Уорвика в Ковентри, я пил исключительно его, в то время как старый Медведь накачивался своей асквибо.

Он плеснул себе вина и поднял кубок.

– За наследника Кларенсов! Хо! Только что мне сообщили, что у Изабель начались схватки. Великолепно! Я пью за то, чтобы у меня родился сын!

И герцог осушил кубок до дна. Немного вина пролилось, и багровая струйка потекла по его подбородку. Но Джордж не заметил этого. Отдышавшись, он вновь наполнил кубок.

– Нет ничего лучше, чем вот так промочить горло после столь долгой речи. Выпейте и вы глоток, Анна. Выпейте за Изабеллу и моего наследника.

Но она даже не взглянула на кубок.

– Вы должны сейчас быть с ней, Джордж. Ей будет легче, если она почувствует, что вы рядом.

Герцог исподлобья взглянул на нее.

– Я вижу, вам уже надоело мое общество. И какая забота о сестре! Не очень-то вы беспокоились о ней, когда собирались предать нас в руки Делателя Королей.

– Видит Бог, я не знала, что Изабель принимает участие в заговоре.

– Догадаться было не трудно. Ведь именно она прислала ко мне гонца, сообщив, что вы готовы отправить со Стэнли новое письмо к Уорвику. Изабелла весьма неглупа. Она подослала к вам Дебору, и эта дуреха, возвратившись, с самым невинным видом поведала, что вы собираетесь ехать во Францию, но перед этим намереваетесь передать Стэнли некое письмо. Из рук в руки, перед самым отъездом. Не скрою, Изабелла не на шутку перепугалась. Я в это время тайно находился в Виндзоре, чтобы быть в курсе того, что произойдет, и когда получил это известие, немедленно принял решение. Что ж, я все рассчитал безупречно. Вы угодили в западню самым простодушным образом. Впрочем, вы ведь могли встретиться со Стэнли и в Гилд-холле, но небо и на этот раз было на моей стороне. Я научил Изабеллу, как заманить вас в Тауэр, где уже все было готово, чтобы выкрасть вас. Свадьба баронессы с моим шталмейстером послужила приманкой, а ваша необыкновенная симпатия к Деборе послужила нам на руку. Теперь вы в моей власти. Лишь самые преданные мне люди знают, где вы. И вы останетесь в этом каменном мешке до тех пор, пока это мне не надоест. Даже если Уорвик сумеет вывернуться, в чем я очень сомневаюсь, то и тогда я еще подумаю, исчезнете ли вы навсегда, унося с собой мою тайну, или останетесь заложницей, лакомым кусочком, чтобы смирить бешенство Невиля. Ха-ха! Обе его дочери в моих руках! Думаю, Уорвик не станет долго торговаться. Пейте, пейте вино!

И он придвинул к Анне кубок, расплескивая мальвазию.

Анна сидела, не сводя горящих ненавистью глаз с лица герцога.

– Со времен Иуды до наших дней не было более гнусного предателя!

Герцог хмыкнул.

– Это всего лишь политика, моя дорогая. Как учил меня ваш батюшка, измены в политике – вещь самая обычная. Больше того, тупое постоянство и искренность в вопросах политики – худшие из государственных добродетелей.

– Но бесчестным политикам, прославившимся лишь предательствами, не будут доверять.