Симона Вилар - Коронатор

– Спасибо, Дебора. Но я не одна.

Она погладила дога. Коротко взглянув на подругу, Анна подумала, что завтра сестра наверняка сорвет на той свою досаду. Однако Дебора сама пожелала служить здесь. К тому же ей будет опорой присутствие молодого Стэси. Анна улыбнулась баронессе и кивнула в сторону стоявшего поодаль шталмейстера.

– Ступай к нему. Я не хочу отнимать ни минуты вашего свидания. Кроме того, я спешу.

Воздух был прохладен и свеж. Небо казалось зеленовато-бархатным, а звезды сверкали, как бриллиантовые булавки. Огромная луна заливала все вокруг ослепительным серебристым сиянием. Было тихо, лишь доносился одинокий собачий лай да слышались далекие оклики ночного дозора.

Анна огляделась. В лунном свете все казалось причудливым и странно контрастным: тени под кровлями домов и навесными башенками были угольно-черными, а металлические запоры, заклепки на дверях и шпили флюгеров будто фосфоресцировали. Негромко поскрипывала на ветру вывеска портного на противоположной стороне Стренда. Поодаль виднелись кудрявые очертания садов Ковент-гарден, где лишь недавно стали появляться первые постройки. Слева, по дороге к Вестминстеру, возвышались островерхие черепичные крыши Черинг-Кросс. Ни один огонек не горел в этом селении. Со стороны Вестминстерского аббатства долетел далекий гул часов. Десять. Соломон навострил уши, а принцесса заспешила. Надвинув поглубже капюшон и взяв дога за ошейник, она направилась по теневой стороне улицы в сторону Лондона.

Огромные ворота Темпла на западной окраине Сити были наглухо заперты, но Анна и не собиралась появляться перед городской стражей. Миновав каменную стену и высокие башни Сомерсет-холла, она стала спускаться по узкой тропинке к реке, надеясь, что встретит там лодочника, чтобы по Темзе добраться до Лондонского моста.

В темноте под стеной особняка шевелились какие-то тени. Мрак казался настолько же непроницаемым, насколько ярко светились вверху озаренные луной зубцы стены. Девушка шла, держась за окованный сталью ошейник пса и полностью положившись на его зрение и чутье. Порой рядом раздавалось жалобное «Подайте Христа ради!» или сиплое «Куда так торопишься, крошка?», но глухой рык Соломона, его скользящий в темноте силуэт и по-волчьи горящие глаза отпугивали назойливых встречных.

Анна перевела дыхание, лишь когда ее вновь ослепил свет луны и она увидела серебристо-белую, искрящуюся бликами Темзу. Усадив Соломона за какими-то разбитыми бочками, она прошлась по скрипучим доскам пристани. И здесь ей повезло. У самого причала на волнах покачивалась небольшая лодка с дремавшим на корме перевозчиком. Девушка окликнула его, и тот восхищенно прищелкнул языком, увидев перед собой стройную, закутанную в плащ фигурку,

– Куда прикажешь, красотка? Ты, видать, здорово торопишься, раз не побоялась одна выскочить на улицу. Пожалуй, и я смог бы развлечь тебя, если бы ты…

Он осекся, увидев, как из-за груды обломков появился огромный пятнистый дог и, глухо ворча, прыгнул в лодку. Анна вошла следом.

– Вези в гостиницу «Леопард», что возле Лондонского моста.

«Леопард» принадлежал Дороти Одноглазой. Такова была благодарность Уорвика за помощь, оказанную этой женщиной его дочери в прошлом году. Деловая хватка у Дороти, как выяснилось, была железной, и гостиница вскоре начала процветать. Она располагалась почти в самом центре города, близ моста, по которому шло нескончаемое движение, поэтому недостатка в постояльцах не испытывала. Гостиница имела свой причал, двор, отдельную кухню. Первый этаж ее был каменным, а два верхних – деревянные, оштукатуренные, с покатой шиферной крышей. Комнаты в «Леопарде» славились своей чистотой, хотя и стоили недешево, а кухня была такова, что зажиточные горожанки, а порой и леди заказывали здесь блюда для приемов.

Когда лодка причалила к небольшой пристани у гостиницы, Анна бросила перевозчику гарринобль, с досадой подумав, что этот плут не заслужил подобной щедрости. Впрочем, иной монеты у нее с собой не было. Ошеломленный лодочник сразу стал сверх меры любезен, подал руку, когда она выходила на причал, пропустив вперед Соломона. Анна торопливо пробежала по освещенному мостику к двери, под навесом которой горел фонарь. Дверь ей отпер высокий худощавый парень с темными, глубоко посаженными глазами. Это был немой Ральф, помощник, он же сожитель Дороти, которого она извлекла с самого дна Уайтфрайерса[34]. Ральф сперва бросил подозрительный взгляд на закутанную в плащ фигуру, но тут заметил пса и все понял. Он был сообразительным малым и, узнав собаку Делателя Королей, сообразил, что перед ним сама принцесса Уэльская. Она и раньше заглядывала иной раз в «Леопард» вместе со своей свитой, и Дороти Одноглазая, к которой принцесса относилась весьма благосклонно, угощала знатных гостей только самыми изысканными блюдами.

Анна вступила в полутемную прихожую. За приоткрытой дверью сбоку виднелся просторный общий зал с пылающим очагом, где еще оставались запоздалые гости.

– Мне немедленно нужна Дороти, – тихо проговорила Анна, и немой, кивнув, повел ее куда-то наверх по скрипучей винтовой лестнице.

Дороти, бывшая потаскуха из Уайтфрайерса, стояла за конторкой и при свете свечи что-то наскоро записывала в огромную амбарную книгу. Она очень гордилась тем, что в детстве некий священник выучил ее грамоте, и была уверена, что именно благодаря ее образованности Делатель Королей поручил ее заботам гостиницу «Леопард».

– Бог мой, что случилось? – изумилась она, когда Ральф ввел принцессу Уэльскую.

Дороти была такой же дородной, как и год назад, но теперь на ней была одежда из дорогого серого сукна, а чепец украшала полоска кружев. Ей наконец-то удалось избавиться от сопутствовавшего ей крепкого запаха и она вполне могла бы выглядеть респектабельной горожанкой, если бы лицо Дороти не было обезображено огромным узловатым шрамом, напоминавшим о ее бурном прошлом.

Анна какое-то время смотрела на Дороти Одноглазую. «Насколько можно ей доверять? Когда-то она спасла меня, но тогда я была никем, девчонкой-беглянкой. Теперь я принцесса Англии, и Дороти становится посвященной в мою тайну».

Но выбора не было. Несколько часов назад она об этом не задумывалась, ведь Дороти всем, что имеет, обязана ей и ее отцу.

– Мне нужна комната на эту ночь, – сказала Анна.

Тем временем Соломон, бывший тут частым гостем, направился к очагу и улегся, заняв все свободное место.

Дороти осталась невозмутимой и лишь кивнула. Она не стала звать слуг, а сама повела девушку по длинному, увешанному шпалерами коридору.

– У меня как раз есть уютная отдаленная комната. Не покои замка, но вполне пригодная и чистая.

Когда она стала поворачивать ключ, Анна произнесла:

– Послушай, Дороти, сюда скоро придет человек, которого ты… ты…

Она чувствовала, что не в силах договорить, но хозяйка гостиницы только пожала плечами.

– Я сделаю все, как вы велите.

Анна коротко вздохнула.

– Ты знаешь того, кто придет. Это мой спаситель сэр Филип Майсгрейв. Я непременно должна с ним встретиться, но он йоркист, и вряд ли уместно предоставлять ему аудиенцию в Вестминстере.

Анна нервничала, понимая, что говорит сущую нелепицу, но Дороти никак не отреагировала на ее слова. Распахнув дверь, она невозмутимо спросила:

– Вам подать чего-нибудь перекусить?

– Не знаю. Впрочем, наверное.

Принцесса чувствовала, что теряется под спокойным взглядом единственного глаза хозяйки. Та словно видела ее насквозь, хотя Анна и пыталась заставить себя поверить, что ее встреча с Филипом Майсгрейвом будет носить вполне невинный характер. «Так и будет, видит Бог, – твердила она себе. – Мы ведь холодно расстались в Париже, и с тех пор ничего не изменилось».

Она огляделась. Это была славная комната, с выложенным красным кирпичом очагом, выбеленными стенами и широким низким ложем в алькове. У покрытого алым сукном стола стояло дубовое кресло с вырезанными в виде химер подлокотниками. Между развешанными по стенам шкурами располагались посеребренные светильники, а потолочные балки были цвета старого меда. Пол устилали соломенные циновки, а окна с темными дубовыми рамами были разделены свинцовыми переплетами на мелкие ромбы. Свет луны преломлялся в них, и каждое стекло будто горело особым, алмазным блеском. От этого освещение в комнате казалось призрачным, дымным, однако было достаточно светло, чтобы не зажигать лампы.

Вернулась Дороти с подносом.

– Здесь кое-какие закуски и подогретое вино с пряностями. Выпейте немного, а то вы бледны, словно призрак.

Анну лихорадило. Заметив это, хозяйка гостиницы опустилась у очага, где заранее была приготовлена вязанка сухого можжевельника. Послышался звон кремня об огниво, короткое шипение, и в темноте ярко вспыхнул трут. Сухие ветви вскоре затрещали, и Дороти подкинула в огонь еще и сушеных ароматных трав.

– Садитесь к огню, ваше величество, и давайте я налью вам вина.

Комната озарилась янтарно-золотистыми отблесками, соперничающими с серебристым светом луны. Анна грела руки о теплый бокал и чувствовала, как с каждым глотком унимается дрожь. Дороти давно ушла, оставив ее одну, но Анна все еще не могла прийти в себя. «Неужели мы увидимся? А вдруг ничего не выйдет? Но ведь он взял ладанку! И Чак кивал, словно радуясь удаче».

Она прошлась по комнате. «Что я скажу ему? Уж по крайней мере постараюсь не забывать, что я принцесса. Фил сам твердил, что меня ожидает высокая судьба, и я помню, как он отрекся от меня. Но зачем же тогда я назначила эту встречу? Ах, вот оно! Я расспрошу, что делает он в Лондоне, в то время как все уверены, что он находится в Голландии с Эдуардом. Да, именно об этом. А еще поздравлю его с титулом барона…»

На глаза ей попалось стоявшее на комоде полированное оловянное зеркальце. Анна взяла его и принялась внимательно оглядывать себя. Глаза ее блестели, как у кошки, и казались огромными, кожа белела, словно перламутр, волосы растрепались и пряди выбивались из-под сетки. Анна сняла с головы обруч с жемчужиной и, резким движением сорвав сетку, вызывающе встряхнула волосами. «Такой он меня еще не видел. Раньше я была стриженой, как мальчишка. Алан Деббич, ха!»