— Ты преуспел, — сказала наконец графиня.

— Благодаря вашей науке и вашей щедрости, — ответил Мэтью. — Урок, который вы дали мне во время нашей последней встречи, оказался более ценным, чем то, чему вы научили меня при нашем первом знакомстве. Скажите, графиня, вы выкупили свой бриллиант за разумную цену?

— Да. Я не оказалась в убытке, Мэтью.

— Но вы потратили больше денег, чем рассчитывали.

Графиня подняла голову и пристально посмотрела на него.

— Да. Примерно на тысячу фунтов больше.

— Эта сумма, — сообщил Мэтью, — и является причиной моего визита к вам. Позвольте мне, дорогая графиня, вернуть мой долг, — и с этими словами он положил на стол чек на эту сумму.

Графиня удивленно подняла брови.

— Ты — непредсказуемый человек, Мэтью. Чем вызван столь внезапный приступ раскаяния?

— Я дал эти деньги Николасу, но они принесли ему несчастье, разочарование и отчаяние. — Мэтью рассказал, что случилось с его другом. — Я не только чувствую моральную обязанность, графиня, вернуть долг, но и надеюсь снять заклятие, которое невольно навлек на Николаса.

Графиня нахмурилась.

— Мораль? Заклятие? Это совсем не похоже на Мэтью, которого я знала — или думала, что знала. — Она молча посмотрела на чек. — И все же, — медленно произнесла она, — ты всегда был очень привязан к Николасу, и было очень щедро с твоей стороны подарить ему пятую часть стоимости алмаза.

Она перевела взгляд на непроницаемое загадочное лицо Мэтью и, хотя она сомневалась в искренности его раскаяния, но не могла сдержать улыбки.

— Ты плут, Мэтью, — сказала графиня, — но очаровательный плут. Женщины всегда найдут оправдание твоим недостаткам и простят тебе все. Мужчины, однако, не будут такими всепрощающими!

Мэтью усмехнулся, и на секунду перед ней появился очаровательный мальчик, который привлек ее внимание семь лет назад.

— Когда вы не досчитались тысячи фунтов, вы, случайно, не подумали, что Рейнолдс взял их себе? Когда в Кейптауне он выудил у меня деньги, он вполне мог оставить часть у себя.

— Никогда, — с жаром возразила графиня. — Рейнолдс честный человек.

— Что ж, я так и думал. Мне как раз очень нужен такой человек, чтобы приглядывать за Николасом, когда я вернусь в Кимберли. Он все еще работает на вас?

— Мистер Рейнолдс никогда не работал полностью на меня; он — агент, который выполняет задания разных клиентов. Я могу дать тебе его адрес; уверена, он будет не против работать на тебя — если только работа будет честной и благородной.

Мэтью сунул адрес в карман и покинул графиню так поспешно, что та начала думать, что несмотря на всю его любезность по отношению к ней и заботу о Николасе, именно эта информация была истинной целью его визита.

Она неловко повернулась в кресле и поморщилась от боли. Мэтью ничего не заметил, но болезнь постепенно превращала ее в инвалида. Овдовевшая, бездетная графиня де Гравиньи, красота которой уже поблекла, с грустью оглядывалась на свою, как ей теперь казалось, напрасно прожитую жизнь. Под платьем на увядающей груди все так же покоился грушевидный бриллиант, холодный и твердый. Она носила его всегда: ненавидела его, проклинала, боялась источаемого им зла, но носила. От бриллианта нельзя было убежать, и сегодня он показался ей более тяжелым и зловещим, чем обычно.

Графиня была уверена, что Мэтью тоже не уйти от судьбы: алмазы взяли его в плен, управляли им, руководили всеми его действиями. И все же в нем пока оставалась искра добродетели, которая могла бы одержать верх над разлагающим влиянием драгоценных камней.


— Мистер Рейнолдс? — Ни за что на свете Мэтью не смог бы вспомнить, как выглядит этот человек, и он безуспешно старался представить себе лицо, которое он видел в последний раз в Кейптауне семь лет назад.

— Мистер Харкорт-Брайт. — Они пожали руки.

— У вас отличная память, — сдержанно сказал Мэтью.

— Качество выработано годами. Для моей профессии это исключительно важно, однако, есть люди, чьи лица запоминаются сразу.

Мэтью поклонился, отметив скрытый комплимент, и изложил проблему Николаса.

— Немного выпивки, изредка игра в карты, несколько женщин — это не страшно. Главное — умеренность, мистер Рейнолдс. И самая важная задача — не подпускать его даже близко к притонам курильщиков опиума.

— Я сделаю все возможное, мистер Брайт, при содействии их светлости и этого Престона. Если мне позволено будет сказать, то хочу заметить, что молодому лорду необходимо какое-то полезное занятие.

— Вы правы, — задумчиво сказал Мэтью. — С помощью врача он одолеет зависимость от наркотика, но бесцельный образ жизни не способствует самодисциплине. Возможно, я открою в Лондоне контору по торговле алмазами и надеюсь, что вы возглавите ее вместо меня. Когда придет время, лорд Николас, вероятно, сможет стать там полезным, или мы убедим его в собственной полезности.

Рейнолдс понимающе улыбнулся и с присущим ему тактом перевел разговор на обсуждение причитающегося ему вознаграждения. Когда этот вопрос был решен, Мэтью направился к двери.

— У меня может быть еще одно задание для вас. Перед отъездом на алмазные рудники я зайду снова.


Мэтью отдал еще один долг и потом провел несколько дней в Брайтоне с матерью и незамужней сестрой. Он выслушал, с какой гордостью Луиза говорила о Фредди, но со смешанными чувствами отметил, что его собственное богатство произвело на мать благоприятное впечатление. Она тут же поспешила представить его всем своим знакомым и держалась с ним так, как будто он был ее любимым блудным сыном. Мэтью был доволен, что наконец завоевал ее внимание, но не так счастлив, как ожидал. Было что-то странно унизительное в том, что он покупал привязанность матери. В детстве он любил ее и старался угодить ей в надежде, что и она полюбит его. Теперь у него не было никаких чувств — возможность установления настоящих отношений между ними исчезла.

Мэтью вернулся в Лондон, чтобы узнать о состоянии Николаса и завязать деловые связи с торговцами алмазами с улицы Хаттон-Гарден. Однако, на самом деле он с волнением ждал, когда будет готово ожерелье, чтобы он мог нанести давно задуманный визит в имение графа Хайклира.

Наконец пришло известие из «Гаррард». Диадема, браслет, кольцо и украшения для него самого еще не были закончены, но ожерелье, главный предмет сказочного гарнитура, было готово.

Футляр лежал на столе управляющего. Ювелир медленно открыл крышку, и у Мэтью перехватило дыхание, когда он взглянул на сверкающие камни на голубой бархатной подушечке. Ожерелье было еще прекраснее, чем он воображал, еще величественнее, чем он задумывал; оно излучало безупречное сияние, сверкало и переливалось.

Все работники, все звенья человеческой цепочки, участвовавшие в работе, в совершенстве справились со своим заданием. Огранщики и полировщики выявили всю красоту камней, но дизайнер превзошел всех. Он оправил бриллианты в золото, но оправа была тонкой, едва заметной, такой, чтобы все внимание сосредотачивалось на камнях. Простота композиции украшения опережала свое время и придавала ему уникальную изысканность.

Мэтью с удовлетворением отметил, что он был главным создателем этого сверкающего совершенства. Именно он выбрал камни, из которых оно было изготовлено. Он не только отобрал самые чистые камни, но и нашел такие, которые соответствовали друг другу по размеру, форме и цвету.

— Это несомненный успех, — тихо сказал управляющий.

Мэтью кивнул. Волнение нарастало в нем в преддверии действий, которые он намеревался осуществить. Он взял украшение в руки, осторожно ощупывая каждый камень, как давно ожидаемое оружие мести.

— Ожерелье Брайта, — пробормотал он. — Наконец-то!

Глава двенадцатая

Когда на следующий день Мэтью приехал в Хайклир, Фредди вышел встретить его. С одной стороны, это был момент, которого он ждал — момент, когда он мог похвастаться своим положением, замком и графиней. Но он также опасался, что Мэтью может заговорить о «несчастном случае» в Каусе. Фредди уже решил, что когда Мэтью попросит у него денег, он сразу же даст их ему с условием, что тот вернется в Южную Африку ближайшим пароходом и останется там навсегда.

Только когда Фредди увидел великолепного незнакомца, выходящего из экипажа, он вспомнил, насколько он ненавидит брата. Мэтью стал еще привлекательнее, чем прежде, и судя по его высокомерному виду и элегантному костюму далеко не нищенствовал. Еще не успев обменяться с братом и парой слов, Фредди почувствовал, как сжалось и пересохло у него горло, и как полузабытые раздражение и зависть вновь охватывают его.

Для Мэтью Фредди нисколько не изменился. Он был все такой же отвратительный, жирный и вялый, а цвет его лица тоже не стал лучше. Месть, подумал Мэтью, будет особенно сладкой.

— Фредди! — воскликнул он. — Мой дорогой брат, как счастлив тебя видеть, — и Мэтью заключил его в объятия.

— Да… конечно, — Фредди подозрительно посмотрел на Мэтью.

— Знаешь, Фредди, только находясь далеко от дома, начинаешь понимать, как дорога тебе семья. А после нашей трагической утраты мы с тобой должны быть ближе друг другу, чем раньше.

— Несомненно.

Совершенно подавленный великолепием, живостью и силой брата, Фредди поднимался по ступеням с неприятным чувством, что все будет не так, как он планировал. Однако у него еще оставалась козырная карта.

— Пойдем, встретишься с Изабель.

— Ах, Изабель! — Мэтью остановился и пристально посмотрел в маленькие, как у свиньи, глазки Фредди. — Когда-то я питал надежды в отношении ее, как ты помнишь. — Он глубоко вздохнул. — Но я убедил себя, что все к лучшему. Изабель рождена, чтобы быть графиней и украшать собой такой дом, как Харкорт-Холл. Я понял, что заносился слишком высоко.