— Мне нечего тебе прощать, Марта, — произнес наконец Мэтью мягко. — И я уверен, что Господь помнит, как и я, что, убив Стейна, ты спасла мне жизнь. Ты дважды спасла мне жизнь.

Улыбка на мгновение тронула ее бледные губы.

— Ты — хороший и милосердный человек, Мэтью.

— Разве? — пробормотал он скорее для себя, чем для Марты. — Думаю, что нет. И будут другие, которые тоже будут так думать.

— Могу я попросить тебя кое о чем? Ты обещаешь это сделать для меня?

— Охотно!

— Обещай, что ты никому не расскажешь о том, что случилось той ночью. Я не хочу, чтобы дети плохо обо мне думали, когда я умру.

— Обещаю.

— И еще… — Марта помолчала, собираясь с силами, — …присматривай за детьми… Виллем сделает все возможное, но он не так силен и умен, как ты… Ты нужен Алиде…

— Я позабочусь, чтобы они ни в чем не нуждались.

— Нужны не деньги, а ты сам, твоя сила… женись на Алиде, пожалуйста… — Марта попыталась подняться, в отчаянии цепляясь за Мэтью.

— Я не могу обещать жениться на Алиде. — Эти слова против его воли сами вырвались у него.

— Ты должен… прошу тебя.

— Я не могу дать обещание, которое я не смогу выполнить. Прости, Марта. Мне очень жаль.

Умирающая женщина смотрела на него затуманившимся взглядом; она пыталась еще что-то сказать, но силы покидали ее. Ее руки ослабели, и с тяжелым вздохом она упала на подушку и затихла. Марта Якобс умерла.

А Даниэлю Стейну восьми лет от роду показалось, что это Мэтью Брайт убил ее, так же, как он убил его отца несколько лет назад. Мэтью и Марта говорили очень тихо, и Даниэль не мог расслышать, о чем шла речь, но он видел, как менялось выражение на лице Марты. Для Алиды Мэтью мог быть архангелом, но для ее маленького брата он был ангелом смерти.

Глава девятая

Стихийно возникший поселок Кимберли постепенно начал приобретать более организованный и постоянный вид. Палатки и фургоны уступили место более прочным конструкциям, хотя небольшие хижины из дерева и железа или сплетенные из прутьев и обмазанные глиной, также не предназначались для длительного использования. Мэтью купил один из самых дорогих домов, построенных из дерева, привезенного из Швеции; в нем была одна большая комната с дверью и двумя окнами.

— Мы можем перегородить комнату занавеской, — предложил он Корту, удовлетворенно осматривая свои новые владения, — тогда ты сможешь спокойно принимать здесь своих дам.

— Это значит, что у тебя тоже есть дама, которую ты хочешь приводить сюда, — заметил Корт, — хотя слово «дама», вероятно, не совсем подходит. Однако, в последнее время я не видел, чтобы ты шел в направлении салунов.

— Скажем, я нашел более подходящее развлечение. Однако, девушки будут без меня скучать. — Мэтью хитро подмигнул Корту. — Почему бы тебе не занять мое место? Я заверен, они примут тебя, как достойную замену. Может быть, не такого искусного, — с усмешкой похвастался он, — но у меня был исключительный наставник.

— Нет, спасибо, — произнес Корт довольно резко, но Мэтью не хотел прекращать разговор и продолжил эту тему.

— Ты ведешь безгрешную жизнь затворника. Разве тебе не нравится заниматься любовью?

— Нравится, но я не нахожу удовольствия в простом физическом акте, как это делаешь ты. Мне нужна привязанность. И я вряд ли испытаю духовную гармонию с официанткой из бара, которая каждую ночь отдается тому, кто больше заплатит.

— Выходит, на всех рудниках нет ни одной женщины, которая нравилась бы тебе? — В глазах Мэтью сверкнула добродушная насмешка.

— Я этого не говорил. Просто я жду своего срока.

И хотя Корт произнес эти слова абсолютно ровным тоном, Мэтью бросил на друга настороженный взгляд, и по выражению его лица стало заметно, что эта новость была ему неприятна. Однако, когда он заговорил вновь, то перевел разговор в несколько иную плоскость.

— Я рад слышать, что во всяком случае ты намереваешься остаться в Кимберли. В последнее время я часто думаю о твоем отношении к нашему общему предприятию.

— Мне все осточертело! — заявил Корт. — Искать алмазы — это одно дело, но каждый день гнуть спину в пыли и жаре, выкапывая их из земли — совсем другое!

Мэтью засмеялся.

— Ты полон противоречий, Джон! Доставать алмазы из земли было бы счастьем для каждого, особенно если эта процедура увеличивает банковский счет до такого уровня, которого достиг наш! — Он наклонился вперед и пристально посмотрел на Корта, его проницательные глаза горели глубоким убеждением. — Ты пока не можешь уехать, Джон. Не должен!

— Решение скоро придет само собой. Мы забрались так глубоко, что там уже не может быть много алмазов.

— Возможно, но я почему-то думаю, что Кимберли для нас еще не исчерпано. Это странное, уникальное, чудесное место приготовило нам другие сюрпризы. Ты не захочешь пропустить их, Джон! И мы нужны друг другу, у нас сложились безупречные отношения: сочетание твоих геологических знаний и моих деловых качеств с самого начала сделало нас на голову выше других. Мы должны сохранить наше преимущество. Пожалуйста, не отворачивайся от всего, что мы построили вместе.

— Хорошо. Я останусь еще на какое-то время.

Мэтью улыбнулся, радуясь тому, что ему удалось оживить интерес Корта к делам шахты, но ни один из них не осознавал степени влияния Мэтью на Корта. Еще не стало очевидным, что воля Корта и его способность действовать и думать самостоятельно медленно разрушаются.


Не успели они переселиться в новый дом, как к ним прибилась дворняга.

Собаки уже представляли проблему алмазных копей: их было слишком много, они постоянно лаяли, их часто бросали на произвол судьбы. Многие совсем отощали и бродили среди куч мусора в поисках пропитания или воровали куски из пустых палаток.

Сначала Мэтью и Корт старались не обращать внимания на нечесаного рыжего пса, который преданно следовал за ними по пятам и ждал любой подачки. Однажды Мэтью бросил в него камень, и хотя тот прижал уши и лег на землю, но не ушел.

— Жалкая дворняжка! — в сердцах воскликнул Мэтью. — Неужели она не понимает, что она здесь не нужна?

— Ее настойчивостью можно только восхищаться. Это животное обладает слепым оптимизмом, который заставляет его верить, что если он будет постоянно держаться поблизости, то в конце концов завоюет наше расположение. — Корт смотрел на собаку с растущей симпатией, и не представлял себе, при каких обстоятельствах он вспомнит эти слова.

Собака привыкла спать возле их двери, дрожа в холодные морозные ночи, но все равно по утрам приветствовала их радостным помахиванием хвоста. Однажды особенно холодной ночью Корт не мог заснуть, думая о собаке. В конце концов он встал и открыл дверь. Полная луна ярко светила на безоблачном небе, освещая собаку, лежащую в пыли на грязной улице. Она подняла голову и вопросительно посмотрела на Корта.

— Иди сюда. — Пес не заставил себя ждать. Одним прыжком он перелетел через порог и начал обнюхивать комнату.

— Тихо! — приказал ему Корт. — Если ты разбудишь Мэтью, он в два счета вышвырнет тебя за порог.

В лунном свете он увидел, что собака поглядывает на кровать Мэтью.

— Сюда, — сказал Корт и бросил одеяло на пол у своей кровати. Собака улеглась на непривычно мягкую подстилку и заснула.

Утром Корта разбудил сердитый крик Мэтью.

— Этот чертов пес разбудил меня: он лизал мне лицо, — возмущался Мэтью. — Он не может оставаться здесь; у него, наверное, полно блох.

— Если его немного помыть, он будет выглядеть вполне прилично, — заметил Корт. Пес сунул свой холодный влажный нос в руку Мэтью и застучал хвостом по полу, как будто соглашаясь с Кортом.

— Ладно, он может остаться ненадолго, — ворчливо сказал Мэтью, — пока ночи холодные. Если ты, конечно, вымоешь его.

Корт устроил псу хорошую ванну, несмотря на осуждающие замечания старателей, что он напрасно расходует драгоценную воду, и расчесал ему шерсть. После нескольких недель регулярного питания, пес уже больше не походил на тощую дворняжку, обнюхивавшую все закоулки в поисках хоть какой-нибудь пищи. Он гордо шагал рядом со своими хозяевами, свысока поглядывая на сородичей, и ретиво охранял свою территорию.

— Ты гордый, сильный и независимый, — сказал Корт, ласково поглаживая собаку по рыжей шерсти. — Совсем как Дядя Сэм.

Так пес стал Сэмом.

Странное дело, несмотря на то, что Корт кормил Сэма и заботился о нем, всю свою любовь пес отдавал Мэтью. Он прислушивался к шагам Мэтью, ждал его возвращения, преданно заглядывал ему в глаза. Постепенно и Мэтью привязался к Сэму, стал разговаривать с ним, когда они оставались одни, скучал, когда пса не было на месте, и радовался его обществу.

По воскресеньям Корт обычно давал уроки Даниэлю, сидя в тени небольшого домика, который занимал Виллем с детьми. Старый фургон стоял позади, как напоминание о прежних днях, и Виллем всегда держал его в порядке, готовым тронуться в путь. Даниэль был умным сообразительным мальчиком и учился лучше своей сестры, у которой интерес к учебе уже пропал. Однако, у него был неустойчивый характер: временами он становился нервным и испуганным, боялся оставаться один. Даже в этот солнечный день ему стало страшно, как только он понял, что Виллема и Алиды нет дома.

— Где они? Они уехали? — спросил он.

— Нет, конечно, — заверил его Корт.

— Наверное, Виллем пошел проведать Марту, — предположил Даниэль, глядя в сторону кладбища, — но где Алида?

— Не знаю, но она скоро придет. Пойдем погуляем.

В Кимберли 1873 года было мало интересного для ребенка. Здесь не было никаких развлечений для восьмилетнего мальчика, и Корт с сожалением подумал о реке и рыбной ловле, которой они там занимались. Он также подумал о своей постели и послеобеденном отдыхе. Но он не мог бросить Даниэля, и кроме того, сегодня Мэтью особенно настойчиво интересовался его планами. Корт улыбнулся. До сих пор он не видел никаких следов пребывания женщины в их доме, но возможно, что сегодня этот день настал.