Уже не было сомнений, что алмазов здесь гораздо больше, чем у реки. Мэтью должен был признать, что напрасно цеплялся за теорию аллювиального происхождения алмазов, и с большим вниманием стал прислушиваться к мнению Корта о вулканической природе алмазов, образовавшихся в глубине земли в результате извержений.

Мэтью и Корт разрабатывали свои участки с переменным успехом, но никак не могли разбогатеть. Цены на продукты продолжали расти, к тому же им приходилось покупать корм для лошади Корта и упряжки волов, которые не могли сами прокормиться на скудной траве вельда. Скоро они поняли, что не могут обходиться без помощи, и за два шиллинга и еду наняли одного гриква, что еще больше истощило их бюджет.

Им нравилось разговаривать со своим работником и его друзьями; от них они узнавали об их земле и здешних обычаях, и как-то раз в начале мая 1871 года у костра гриква заговорил о белом человеку, который работает в вельде один и нашел много алмазов.

— Где? — спросил Мэтью. Они показали на северо-восток и сказали, что это место лежит между месторождением Дортфонтейн-Бюлтфонтейн и разработками на реке Вааль.

— Я уже слышал эту историю, — сказал Корт.

Мэтью задумчиво посмотрел на своего друга, потом на северо-запад. За прошедший год он хорошо узнал Корта, и научился использовать его сильные стороны, чтобы компенсировать слабые. Корт был добрым и умным, но абсолютно нечестолюбивым — он мечтал не о власти и богатстве, а об огромной шахте, которая помогла бы открыть секреты природы и дать ответы на волнующие его вопросы. Мэтью все чаще брал на себя инициативу в решении деловых проблем, используя при этом знания Корта в области геологии.

Теперь он спросил друга:

— Ты не мог бы взглянуть на это место?

Корт радостно улыбнулся.

— Шутишь! Я отправлюсь туда прямо завтра утром.

Он отсутствовал всего четыре дня; прискакал назад галопом среди ночи и разбудил Мэтью.

— Я нашел их! Мэт, я их нашел!

— Что? — спросонок не понял Мэтью.

— Я нашел алмазы, Мэт. Посмотри! — И Корт сунул в руку Мэтью крупный камень, грубая неполированная поверхность которого засверкала даже в слабом свете лампы.

Мэтью взглянул в его чистую голубовато-белую глубину и едва не задохнулся от волнения и радости.

— Он прекраснее, чем те, что мы находили здесь. Далеко до того места?

— Меньше пяти миль на северо-запад, около фермы Ворейтзик. Но старик, который ведет там поиск, сказал, что месторождение открыли люди из лагеря с реки Геброн и застолбили себе участки. Очень скоро они вернутся и с ними придут другие.

— Тогда мы должны оказаться там раньше них. — Мэтью начал поспешно одеваться. На минуту он помедлил. — Мы рискуем, как ты понимаешь, — тихо сказал он. — Мы делаем крупную ставку, бросая хороший участок ради неразработанной земли. Но я уверен, мы поступаем правильно.

— Я тоже, — просто ответил Корт.

— Отлично! А сейчас потихоньку запряги волов, пока я уговорю Виллема присоединиться к нам.

На рассвете два фургона покинули Дютойтспан. Через несколько часов пути они поднялись на небольшой холм; внизу расстилался вельд.

— Это здесь! Вон слева видна ферма и палатка старика.

— Кому принадлежит эта ферма? — спросил Мэтью.

— Двум братьям по фамилии де Бир.

Они двинулись дальше, радуясь хорошему дню, предвкушая новые находки, а у Мэтью вновь появилась надежда разбогатеть.

— Откуда это облако там вдали? — вдруг спросил Мэтью.

— Не знаю, но похоже на пыль, поднимаемую армией на марше. Боже, секрет Ворейтзика уже стал известен! Лихорадка началась! — С этими словами Корт хлестнул волов кнутом, побуждая их бежать быстрее, а Мэтью высунулся из фургона, чтобы посмотреть назад.

— За нами никого нет.

— Люди придут с реки, — сказал Корт, — это те, кто, не найдя места в Дютойтспане и Бюлтфонтейне, вернулись туда. Поэтому пыль видна так далеко; они движутся со всех сторон.

И началась гонка между маленькой группой и приближающейся армией с Вааля. Они бросили свои фургоны у палатки старателя и, едва переводя дух, бросились к тому месту, которое отметил Корт. Мэтью и Виллем начали быстро вколачивать колышки в границы отмеренных Кортом участков.

— Садитесь на участки, — приказал Мэтью, — и не двигайтесь с места, что бы ни случилось. Захват, кажется, будет единственным законом Ворейтзика.

Когда приближающаяся орда стала уже хорошо видна, они увидели, что началась еще одна гонка. Один фургон вырвался немного вперед, из него выпрыгнули несколько старателей и побежали к ранее отмеченному участку. Это были те люди, что нашли это место, и им удалось лишь немного опередить остальных, чтобы сохранить за собой хотя бы часть своей находки. Через несколько минут со всех сторон уже раздавались крики и ругань тех, кто боролся за каждый кусок этой ценной земли. Через несколько часов в округе уже не осталось ни дюйма свободной земли, а через несколько дней здесь вырос новый палаточный город, тогда как в Пнеле и Клипдрифте ветер гулял в брошенных лавках и гостиницах и хлопал их несмазанными дверями.

Только когда Мэтью начал работать на новом участке и находить самые лучшие алмазы, которые когда-либо добывали в Южной Африке, он поверил, что его скитаниям пришел конец. Его крещение произошло на алмазных копях в Клипдрифте, он получил опыт сухой разработки в Дютойтспане, вовремя поставил на Де Бирс и выиграл. Но он всегда говорил Корту, что не собирается в поисках алмазов перекопать всю Африку.

Однако, менее чем через два месяца после их прибытия в Де Бирс они с Кортом уже участвовали в новой лихорадке — самой крупной за всю историю алмазодобычи. 17 июля 1871 года пришло известие, что на холме Колсберга недалеко от Де Бирс нашли алмазы. На этот раз они не стали бросать старый участок, а застолбили еще и новый, на котором стал работать Мэтью, а Корт продолжал разрабатывать участок в Де Бирс.

Так Мэтью Брайт и Джон Корт нашли свое богатство, и так родился город Кимберли.

Глава седьмая

На острове Уайт шли приготовления к ежегодной Каусской регате. Воспользовавшись деньгами виконта Суонли и маркиза Ламборна, Фредди купил изящную яхту, переименовал ее в «Хайклир» и после переоснащения решил провести морские испытания в Соленте. Его родственник, виконт, коротко известил его, что не хочет даже слышать об этом предприятии, но Ламборн проявлял живейший интерес к тому, во что он вложил свои деньги. Будь Ламборн более осведомленным в навигации, или задайся он целью провести тщательный осмотр яхты, он мог бы потребовать у Фредди отчет о расходах. От внимательного взгляда не укрылась бы, что «переоснащение», которое провел Фредди, состояло лишь в окраске яхты, а вовсе не в устранении ее недостатков.

Не видно здесь было и опытного экипажа, о котором так много говорил Фредди. На самом деле он нашел отставного морского офицера, оказавшегося в трудном положении, и нанял его следить за работой и провести так называемые морские испытания. Весной и в начале лета 1871 года Фредди несколько раз побывал на яхте и даже выходил в море в тихую погоду. К концу июля он одолел свой страх настолько, что уже мог видеть море без содрогания, или, по крайней мере, его состояние не было заметно со стороны.

Во время зимнего сезона оживленные разговоры Ламборна о «Хайклире» — добродушное подшучивание и пари, что «посудина» не пересечет даже стартовую линию — возымели желаемое действие. Интерес к яхте был так велик, что когда семья собралась в Каусе, Фредди без труда смог убедить всех, что сам принц Уэльский намерен почтить «Хайклир» свои визитом.

— Вам непременно следует быть на борту, чтобы встретить его, — убеждал Фредди.

— Нечего напоминать мне о моих обязанностях, молодой человек, — проворчал граф. — Я сам знаю, что мне делать. Все дело в том, что эта проклятая яхта стоит слишком далеко от берега, и насколько я понимаю, добраться до нее можно только на лодке.

Кузен Обри побледнел.

— Это все ты и твои блестящие идеи, — злобно прошипел он Фредди.

— Нет, я с вами не поеду, — заявил отец Фредди, преподобный Перегрин. — С меня хватит поездки из Саутгемптона на остров.

— Вы все должны быть на борту, — настаивал Фредди. — Его королевское высочество не простит нас, к тому же, подумайте о позоре, если причина такой невежливости станет известна.

— Я думал, что ты не выносишь воду так же, как все мы, — сказал Обри.

На лице Фредди появилась самодовольная улыбка.

— Так было раньше. Но сейчас я поборол свой страх, и уверяю тебя, от него ничего не осталось. Когда удается избавиться от какого-нибудь недостатка, жизнь становится еще прекраснее. Но если тебе страшно…

— Я поеду, — резко ответил Обри и отвернулся, чтобы скрыть ужас и напряжение, исказившие его красивое лицо.

Граф стоял в нерешительности, разрываясь между долгом перед принцем и страхом перед морем.

— Я должен попробовать, — сказал он наконец. — Если ты смог побороть свой страх, то я тоже смогу. Но предупреждаю тебя, Фредди, в следующий раз, прежде чем использовать нашу фамилию в своих планах, ты должен сначала спросить моего разрешения. Эта твоя дурацкая яхта и бегство Мэтью на алмазные копи позорят наше имя.

— Да, дядя, — послушно согласился Фредди. — Мне очень жаль, дядя.

— О Боже! — простонал Перегрин, дрожащей рукой поправляя воротник. — Я не могу остаться в стороне. Давайте сегодня побываем на яхте и посмотрим, как все пройдет. И вручим свои жизни милосердию Господа, — торжественно добавил он.

— Ты прав, папа, — согласился Фредди. — Это единственное, что вам следует сделать.

Позднее в тот же день эта маленькая группа стояла на берегу, со страхом глядя на неустойчивую лодку у причала.