– Не надо, Раф, не надо. Давай, соберёмся и уедем, так будет лучше. Сиен вряд ли осознаёт, в каком вы оба состоянии, и твоя правда в том, что мы понятия не имеем, как это «быть на вашем месте», – поворачиваю голову к Белчу.

– Я боюсь, – тихо признаюсь и сажусь обратно. Ноги отчего-то начинают дрожать, раны сильнее ноют и зудят, и хочется раздирать их ещё и ещё… пока нарастающая паника и желание подойти к ней затмевают рассудок.

– Когда она говорила мне о том, что сделала Беата и те ублюдки, то боль буквально разрывала меня, и я раскаиваюсь в том, что сделал и какое потрясение принёс Мире. Мне стыдно за своё поведение, очень стыдно, но в тот момент я не соображал, как это скажется на ней и на мне, лишь хотел быть наказанным самым жестоким образом и забрать у неё всю эту боль. А сейчас, осознавая всё, я боюсь своих фантазий. Я боюсь причинить ей страдания ещё более сильные, чем раньше. И самое страшное, что я понимаю, что мне никто не поможет, даже Эрнест. Он считает, что поступил правильно и ни за что не заберёт Миру отсюда, потому что если он это сделает, то ей будет хуже. Он найдёт ей того, кто поправит ситуацию и, найдя причину, по которой якобы Мира ушла из университета, чтобы не быть униженной и не принести ему проблем в бизнесе. А это означает, что я навсегда потеряю возможность защитить её от кого-то, похожего на Карстена, или же от него самого. Я не знаю… не знаю, как быть дальше, но и находиться к ней так близко, невыносимо приятно и больно. Не хочу сорваться снова и наломать дров, поэтому проще уйти. Пусть это будет выглядеть как трусость, но так я не прибавлю себе вины, которая и без того уже переливается через край чаши. Так я буду более или менее уверен, что состояние Миры когда-нибудь стабилизируется, и она не будет опасаться прикосновений и насилия с моей стороны. Прости, Белч, я не сильный, а слабый, потому что ваш мир не для меня, и я не желаю в нём за что-то бороться. Он превратил меня в чудовище на одну ночь, и я не могу позволить, чтобы это произошло снова.

– И я поддерживаю тебя в твоём решении, Раф, – Белч кивает мне и приободряет вымученной улыбкой.

– Мы уедем, только дай мне пару часов. Я переговорю с Сиен и попрошу её больше не подкидывать мне подобную тухлую крысу. Идёт?

– Идёт. Я сейчас же спрячусь в номере и буду ждать тебя здесь через два часа. И пусть Сиен уведёт Миру, позаботится о ней и примет все её решения, даже самые безумные. Так она справляется со страхами и болью. Все эти новые правила сестринства идут от ужаса и из-за меня, так что если надо кого-то винить, то пусть им буду я, ладно? Скажи Сиен об этом. Здесь нельзя давить на раны, ведь они ещё больше начнут кровоточить, надо дать время им зажить, а дальше… не знаю, что будет дальше, но, надеюсь, понимание когда-нибудь придёт и ко мне, – поднимаюсь из кресла и бросаю жалобный взгляд на другой конец комнаты. Я чувствую её, и оттого, что боюсь подойти к ней, мне плохо. Даже воздух в этом месте удушающий, чувствую в нём смешавшиеся её аромат, вонь крови и боли. Не могу так… не могу больше.

Глава 26

Мира

– Я приготовила тебе постель и заказала еду в номер, если вдруг захочешь перекусить, – когда я выхожу из душа, Сиен указывает рукой на сэндвичи, чай на подносе, стоящем на столике в номере, а затем на расправленную кровать.

– Как рука?

– Нормально. Одним порезом больше, одним меньше, какое это имеет значение, – без каких-либо эмоций пожимаю плечами и сажусь на постель, поправляя махровый халат, предусмотренный обслуживанием гостей в этом отеле, как, в принципе, и в любом другом, где я бывала.

– Мира, – она тяжело вздыхает и выключает основной свет, оставляя лишь настольную лампу.

– Тихо так, Сиен. Меня это пугает. И в то же время я ничего не чувствую, даже боли особой нет в груди. Сначала я злилась, затем не могла поверить в то, что ты рассказала, а теперь… – не могу закончить фразу и пожимаю неоднозначно плечами.

– Ты начала говорить со мной, и это меня радует. Ты помни, Мира, что я твоя подруга, волнуюсь о тебе, но всегда пойму, и поддержу. Может быть, отругаю и накричу, если наберусь смелости. Я люблю тебя. Отдыхай, – девушка, стараясь не дотрагиваться до меня, потому что неприязнь к любым прикосновениям вновь накатывает отвратительными воспоминаниями, дарит мне улыбку и выходит из номера, оставляя одну.

Мне не хочется ничего обсуждать ни с ней, ни с кем-то ещё. Снова пусто и тихо, а это плохо. Слёзы теперь тоже плохо, ведь я больше не могу плакать, но делаю это неосознанно, когда вспоминаю его сдавленный крик… «не я это… то был не я». И вновь больно. Вероятно, я тоже виновата, как и в первый раз. Мой характер и чувство превосходства над остальными, которое мне вбивали с рождения и научили жить им, сыграли со мной злую шутку. Но я не умею иначе… ведь боюсь быть слабой и уничтоженной, хотя сейчас именно такой и выгляжу, но для себя, а не для других. Я понятия не имею, как относиться ко всему этому, и мне… боже, так стыдно за свои желания, мне противно от них. Слёзы снова катятся по щекам, когда пальцем касаюсь пореза на ладони, и я вспоминаю кровь… его кровь. Рафаэля. Почему он? Почему не получилось у меня чувствовать ничего к тому же Карстену, ведь было бы проще? Он сделал со мной практически то же самое, что и Рафаэль, только вот первого я ненавижу всей душой, а вот о втором думаю. Как он? Помог ли ему Белч? Страдает ли он? Что, действительно, правда, а где он приукрасил, чтобы выставить себя жертвой обстоятельств? Мои мысли и чувства спутаны и постоянно меняются. То ярость, тихая и убивающая, то жалость, ядовитая и болезненная. И ведь было бы лучше, если бы Рафаэль уехал, и его больше не было бы в моей жизни. Тогда я бы смогла забыть о нём и обо всём случившемся, как о страшном сне, но, увы, нам придётся встретиться в тюрьме королевства, которое мне опротивело. Я так желаю передать своё место той же Саммер, но понимаю, что тогда Сиен пострадает. Она уже готовится к новой войне, и… нет, я думаю не об этом, обманываю себя, заставляя вернуться к жизни. А зачем? Зачем всё это мне нужно? Если сбежать? Взять и сбежать от отца и его желаний? Как быстро он найдёт меня?

– Не хочу… – шепчу я, закрывая глаза и стирая слёзы.

Мне бы спать лечь, да вот выспалась, и нет больше спасения во сне, остаётся только сидеть и смотреть вперёд, осмысливая всё произошедшее. Я ведь не ошиблась во Флор, сразу раскусив её, а он, мон шер, был глуп и слеп, глух и слаб к наигранной доброте. С одной стороны, мне неприятно, что Сиен защищает его, заставляя меня увидеть всё иначе, чем я помню. С другой же, я не хочу быть обманутой в который раз. Наверное, те, кто считает подобных мне людей плохими и жестокими, сейчас могут порадоваться, потому что и нам больно бывает. Не от хорошей жизни мы превращаемся в чудовищ, а только чтобы защитить себя от подобного исхода. Взять хотя бы Флор. Её не насиловали, не издевались над ней без её согласия, не заставляли наблюдать за казнью и продолжать жить дальше. Она сама этого хотела и была наказана так, как и желала. Сейчас мне её не жаль, потому что виню во всём. Эти проклятые гены мамочки, создавшие очередного ублюдка. От Саммер подобного можно было ожидать, Беата её многому научила. Но я другая. Отличная от них, и поэтому мне так сложно поверить, больно дышать и жить дальше.

Мои мысли прерывает громкий стук в дверь, от которого я вздрагиваю и, моргая, поворачиваю голову. Скатываюсь с постели и беззвучно подхожу к двери. Наверное, Сиен решила проверить меня, заметив свет, или что-то ещё ей взбрело в голову. Проще не открывать, я не выдержу вновь её слов о том, как меня любят, когда и в это я не в силах верить. Но всё же надавливаю на ручку и распахиваю дверь, намереваясь отправить подругу в свой номер, и удивлённо оглядываюсь. Коридор пуст, никого нет. Делаю шаг босыми ногами и наступаю на что-то выпуклое. Я стою на конверте, большом конверте, и в нём что-то лежит. Нет… нет… очередной шантаж? Очередная борьба и вынужденный поиск сил, чтобы защищаться? Я не смогу.

Ловлю себя на том, что мне даже не страшно из-за той информации, которая лежит в этом конверте. Пусть делают что хотят. Пусть подставляют меня. Пусть унижают. Пусть выдумывают. Мне нужно время на мою боль и тот ад, который прохожу одна.

Хватаю конверт и хлопаю дверью. Швыряю его на столик, и он, открываясь от силы, с которой я всё это делаю, рассыпает листы. И только хочу развернуться, чтобы вновь углубиться в свои страдания и в поиск верного решения, как замечаю очень странные рисунки. Медленно возвращаю внимание на бумагу и опускаюсь на колени, поднимая один из листов.

Комиксы.

Всё внутри переворачивается.

«Ночь ей к лицу», – надпись над нарисованной картинкой, на которой девушка, немного похожая на меня, или же я так хочу считать, лежит на кровати, а за руку её держит парень с татуировками, которые я помню уже разодранными ножом.

Дыхание сбивается. Пальцы дрожат. По спине пролетает холодок от ужаса, когда до меня доходит, что находится в конверте. Тот самый комикс, который рисовал и продавал Рафаэль.

Мне бы не трогать, не разрушать себя окончательно, не приближаться к этому. Увы, я поступаю иначе. Высыпаю все листы на пол и разгребаю их руками, раскладывая вокруг себя. И везде, то он, то я. Фразы, которые он говорил, мои вопросы, моя улыбка. Всё. От начала и до самого конца. Но меня волнует именно конец, и я ищу его, отбрасывая от себя рисунки, и добираясь до последнего.

Та ночь, разрушившая нас обоих. Ищу предысторию и читаю о том, что Сиен не лгала. Хронометраж событий сохранён. Затем следует то, что было после моего отъезда. Его боль. Его отчаяние. Его страх. Его ломка и опасность оказаться в наркологической клинике. Желание ещё принять ту гадость, которая растворилась в его крови. Его слёзы. Его раскаяние. Его правда. И каждое слово. Каждый его взгляд с листов бумаги вызывает жалость и слёзы, капающие на рисунки. Хочу верить… так страшно. Его мысли.