Доктор тяжело вздыхает и слабо кивает мне, подтверждая все мои догадки.

– И что теперь? Если её отец не найдёт денег? Да и ссуду давать банкроту глупо. Откуда ему их взять? Неоткуда. Вы выставите её за дверь и просто забудете о врачебных клятвах помогать людям? – Наседаю я, уже полностью свихнувшись от собственных мыслей и, вообще, от этой ситуации.

– Надеюсь, что такого не произойдёт. Мы будем искать лазейки, чтобы помочь ей и её отцу выплатить сумму. К тому же…

– Какие гарантии вы даёте, что полгода лечения достаточно для Флор? А если ей потребуется больше? К примеру, пять лет? Тогда как быть?

– Но мы не даём гарантий в лечении, мисс Райз. Мы честно признаёмся в том, что Флоренс может сорваться, потому что наркотики – это серьёзная зависимость. У нас есть подобные пациенты, они не могут жить без препаратов. Они не в силах это делать, и если через год пациент не демонстрирует положительные результаты, то мы предлагаем иной выход. Обычно это делается лишь для тех, кто никогда не сможет вернуться в нормальный мир. К слову, мадам Делон узнавала об этом и хотела прибегнуть к такому варианту. Затем произошла ссора, и месье Делон выгнал её, а затем сообщил о том, что она отказалась от своей дочери и больше здесь не появится. Точнее, её запрещено сюда впускать.

– Что это за вариант?

– Есть клиники в Америке, в нескольких штатах, где можно ввести пациента в искусственную кому, а затем отключить его от аппаратов. Своего рода эвтаназия, но я не поддерживаю подобное и стараюсь всегда…

– Подождите, – поднимаюсь со стула, – вы говорите о том, что можно взять и убить человека из-за отсутствия результатов после безуспешного лечения?

– Верно, но это применимо только к очень больным пациентам. У многих отказывают органы из-за долгого приёма наркотиков, как и психическое состояние абсолютно не стабильно и никогда не будет другим. Они уже мертвы, и мучить их кощунственно, как и их родных. Но Флоренс не из таких пациентов, и у неё есть шанс на будущее, – быстро заверяет меня, а я думаю о другом. Эта сука меня не убила, так другую дочь решила прикончить. Я в шоке. Я в полном ужасе от того, насколько сильно нужно ненавидеть всё живое и так сильно любить деньги. Не хочу быть такой… не хочу.

– Но вы же ей отказали, да? Вы не будете убивать Флор? – Тихо спрашиваю я, а в горле собирается ком из горечи и страха стать похожей на неё. Как? Как так можно?

– Нет, для этого нет причин.

И я могу помочь. Могу сейчас же дать денег, хотя бы ту сумму, которая у меня есть на карточке от отца, а затем остальное перевести со своего американского счёта. Я не буду такой, никогда не буду! Я поступлю иначе, воспользуюсь тем, о чём мне всегда напоминал отец. Своим богатством!

Копаюсь в сумочке и нахожу чековую книжку, выданную мне в день заточения в этом гадком университете. Быстро подхожу к столу и подхватываю одну из ручек из органайзера. Вписываю сумму и ставлю подпись.

– Вот. Этого хватит на полгода, – протягиваю чек удивлённому врачу. А когда он видит нули, то приходит в полное недоумение. И здесь вступает в игру та самая стерва, живущая во мне.

– Не нужно думать обо мне так, словно я ангел во плоти. Порой киллеры и преступники жертвуют на благотворительность, помогают детям и переводят крупные суммы на лечение обездоленных, считая, что именно так замолят свои грехи, а потом продолжают выполнять заказы, убивая людей. Так вот я одна из них. Это просто галочка в списке добрых дел, и когда-нибудь мне это зачтётся. Советую обналичить чек в ближайшее время, иначе он будет аннулирован моим папочкой, когда до него дойдёт, на что я потратила такую сумму. Миллион. Обычно, я спускаю его на сумочки и туфли, – с отвратительно ядовитой улыбкой поясняю я. Зачем это делаю? Не знаю, вероятно, привыкла, что во мне все видят наглую суку, а не живого человека с собственной и затянувшейся болью внутри. Остановить подобное поведение я пока не могу.

Хмыкает от моих слов и откладывает чек.

– Хотите посмотреть на неё?

– О, как. Оказывается, вас всё же можно подкупить, не так ли? Всё в этом мире продаётся и покупается, даже отношение. Но я отказываюсь от вашего щедрого предложения, месье. Не хочу травмировать свою роскошную и дорогую психику, да и устала я уже от вас. Я узнала всё, что мне было нужно. Не находите, что это так удивительно: как быстро может измениться жизнь? И причина тому всегда я. Всего доброго, месье, – беру со стула сумочку и направляюсь к двери.

– Она упоминала вас, мисс Райз. Думаю, когда всё это будет позади, она поймёт, что единственный человек, который мог бы её полюбить, это вы, – он не видит, как я слабо и грустно улыбаюсь, останавливаясь у двери.

– Увы, месье, увы, ко мне противопоказано приближаться, а любовь… лишь миф, ради которого люди теряют самих себя. Прощайте, – выхожу из кабинета и глубоко вздыхаю.

Правильно ли я сделала? Не знаю, ведь внутри ни капли не легче. И вот сейчас самое время позволить себе пустить скупую одинокую слезу, но её нет. Мне казалось, что темнее в душе уже не может быть, но чернота заполняет практически всё сердце. Единственное, что я хочу – отомстить. Отомстить моей матери за всё, что она сделала со мной и Флор. Это её вина. Только её вина. Она заставила её ненавидеть меня, как и меня испытывать идентичные чувства. Слова Флор с видео я помню, её причины, чтобы так поступить. Мне так жаль… просто жаль, что мы теряем тех, кто могли быть в другой реальности для нас самыми важными. Я теряю и никогда с этим не свыкнусь. Нельзя привыкнуть к прощанию, это всегда больно.

– Спасибо. А теперь обратно, в место откуда вы меня забрали, – сухо произношу я, опускаясь в такси.

И если моя мать думает, что я всё забуду, то она сильно ошибается. Я найду её и накажу. Уж что-что, а вот последнее я умею делать превосходно.

Глава 19

Мира

Возвращаюсь в студгородок уже затемно, уставшая и полностью вымотанная воплощением собственных планов. Мне предстоит незаконно узнать контакты матери и приманить её. А чего она хочет? Конечно, деньги. Их у меня предостаточно.

Осматриваясь, делаю вывод, что студенты опасаются выходить и гулять, как раньше, да и погода уже не так располагает к ночным променадам под луной. Холодный ветерок и приближающаяся гроза. Осень, хотя погода мне здесь нравится намного больше, чем постоянно палящее солнце или же вечный снег.

Вхожу в дом и замираю, прислушиваясь в тишине. На часах только около десяти, а никого нет ни в гостиной, ни в столовой. Прохожу по первому этажу и замечаю свет под дверьми комнат девочек. Это хорошо, значит, все у себя и занимаются. Мне бы тоже это сделать, но я проголодалась. Прохожу на кухню и вытаскиваю из холодильника молоко и безглютеновое печенье. Поднимаюсь на второй этаж и вхожу в свою спальню.

Тяну носом незнакомый аромат. Одеколон. Мужской. Яркий. Здесь кто-то был, причём совсем недавно. Ставлю еду на столик в гостиной и медленно, бесшумно, практически на носочках иду к своей закрытой двери. А я её оставила открытой, когда уходила. Сердце начинает громче стучать. Пробегаюсь взглядом по гостиной, ища что-то очень тяжёлое. И только ваза с искусственными цветами кажется пригодной. Подхватываю её, выбрасывая букет, и резко распахиваю дверь, крепко сжимая в руке тяжёлую стеклянную вазу. Никого. Может быть, Сиен вновь заходила с Белчем, чтобы продолжить своё глупое расследование, или же ветром надуло. Да, это ересь, в которую мне сейчас верить предпочтительней, чем в то, что кто-то был в моей комнате, и меня ожидает весьма неприятный сюрприз. Но я, в который раз, быстро оглядываю спальню и отмечаю, что ничего не тронуто. Мои вещи на своих местах, а аромат чьего-то одеколона не может быть причиной страха. Нет, надо успокоиться и спросить у девочек, не видели ли они кого-то постороннего.

Мысленно успокаивая себя, подхожу к столу и опускаю на него вазу. Неожиданно. Со спины. Меня хватают за горло широкой ладонью. Тело парализует моментально, а горло сдавливает от ужаса. Удушливо-отравляющая смесь мужского парфюма и тепла человеческого тела буквально не позволяет дышать.

– Скучала, моя принцесса? – Знакомый, ненавистный и противный шёпот опаляет ухо, и в этот момент все страхи обнажаются. Открываю рот, чтобы завизжать, но его сдавливают рукой, и меня резко поворачивают, чтобы в темноте, разбавленной слабым светом с улицы, я увидела самый страшный кошмар наяву перед собой.

– Ты же не собираешься вопить, верно? Ещё красивее. Ещё сексуальнее. Я думал о тебе, – парень удерживает мою голову, продолжая зажимать рот, а другой сдавливать затылок. Я не могу даже двинуться, кажется, что сердце от страха сейчас с огромной скоростью вылетит из груди. Бросает в холодный пот, и я чувствую, как прикосновения к моей коже убивают. Изнутри убивают меня и доводят практически до обморочного состояния.

– Эмира, сочту за комплимент твой шок и даже онемение, – неприятная усмешка, и он усаживает меня на постель, а на моей коже, скрытой под тонкой водолазкой, уже проявляются отпечатки вонючего запаха.

Парень опускается на мой стул и щёлкает по включателю настольной лампы. Комната озаряется тусклым светом.

Оливер не лгал. Он не выдумал причину для разговора со мной, а я, дура такая, будучи слишком высокого мнения о себе, решила, что всё это игра, направленная на то, чтобы возродить во мне тот самый тошнотворный страх, который сводит с ума. И вот настал тот миг, та секунда, когда моя жизнь вновь переворачивается, и мне остаются лишь мгновения, чтобы взять себя в руки.

– Карстен, с каких пор тебе разрешено вламываться в мою спальню, в мой дом, да ещё и нападать на меня? – Хоть голос и дрожит, но пусть думает, что от негодования, а не от подавляющего и уже практически забытого страха.

Тёмные, практически чёрные глаза искрятся злобным весельем, а его резко очерченные губы изгибаются в улыбке.

– Мне разрешено всё, детка. Я создаю для вас правила. Я руковожу вами. И я же имею так много возможностей. Неужели, напугал тебя? – Он откидывается на стуле, расставляя ноги в чёрных джинсах, и потирает подбородок.