После собрания, чтобы не встречаться с Риком взглядами, я поспешила выйти вслед за отцом. Он пребывал в прекрасном настроении, что неудивительно.

– Пап, ты домой? Поехали вместе, хочу с тобой поговорить.

– Поехали, моя умница. Но предлагаю сначала зайти в ресторан перекусить. Давно не обедал наедине с дочкой.

Справедливости ради, никогда. Мы ни разу за всю жизнь никуда не выбирались вдвоем, но в последнее время отношения между нами сильно изменились. И я собиралась использовать это, чтобы снова поднять вопрос о примирении с Риком и его командой. Более того, теперь была уверена, что сейчас переговоры не зайдут в тупик. Роберт Кинзи, пережив самое серьезное потрясение в жизни, стал безгранично ценить тех, кто помог ему выкарабкаться… даже если по привычке и назывался врагом.

Решили оставить машину, чтобы заглянуть в ресторан в соседнем здании. Я обернулась: у входа в Кинзис стоял Рик и разговаривал с Джеком. Вероятно, сообщал последние новости.

***

В ресторане я серьезных тем не касалась. Мы говорили ни о чем – все сейчас шло на пользу. Да и домой не спешили, успеем еще. Хорошо бы, чтобы к тому времени освободилась и мама – ее расчетливый ум и холодное сердце еще ни разу делу не помешали. Я набрала ее номер, когда мы уже сели в машину и выехали на шоссе.

Как только отключилась, сразу пробился входящий от Рика. Я разволновалась, потому что для начала хотела решить вопросы с отцом, а потом сообщить выводы. Но все же вызов приняла:

– Ты где? Ты где?!

Он будто задыхался.

– Я… мы с папой, почти доехали до дома. Что случилось?

– В его машине?.. Черт! Паркуйтесь! Скажи отцу, чтобы осторожно куда-нибудь свернул! Я через минуту буду.

– Да что случилось?

Но тут и отец подал голос:

– Не пойму… Что-то с тормозами? Говорил же Клиринсу провести полную диагностику.

– Пап, – я запаниковала, но пыталась говорить отчетливо. – Не поворачивай! Вперед!

К особняку дорога уходила резко вниз, и отец не успел среагировать на мой крик – свернул по инерции. Расчет был абсолютно верным, если знать расположение дома и путь к нему. Через двести метров машина разгонится и врежется со всего маха в бетонное ограждение в самом низу.

Он давил на тормоз, от паники вообще перестав соображать. Да тут даже свернуть было некуда – везде высокие заборы!

– Дочка, выпрыгивай… – отец говорил быстро, хоть дыхание сбивалось. – Быстро. Я твоей стороной…

Я не дослушала. Открыла дверцу и рванула наружу. Мы уже сильно разогнались, я ударилась и ободрала руки. Возможно, сломала ногу и никак не могла подняться. Машина почти сразу скосила вправо, снося боковину забором, но тем самым замедляя движение. Рядом со мной со скрипом тормозов остановилась другая.

Рик выбежал и тоже смотрел вперед. Отцу удалось остановить автомобиль, дальше вниз его не тащило.

– Почему он не выходит? – заорала я. – Рик!

И сама мысленно нашла сразу несколько вариантов: потерял сознание от удара или двери заклинило – в общем, неважно, но даже отсюда был видна струйка дыма из капота. Может и рвануть, пока он там. Подняться все равно не получилось, поврежденная нога не позволила. Я заорала в полную глотку, даже не пытаясь облечь истерику в слова.

Рик посмотрел на меня, как безумный на безумную. Никакого понимания во взгляде. А потом кинулся вперед. Я оглохла и ослепла, но нутром ощущала, что Рик уже там. Рик вытаскивает отца. Рик орет спешащей на помощь охране:

– Назад все!

Я сквозь муть видела, что отец в сознании – валяется на земле, пытается подняться на четвереньки. Рик подошел, схватил его за шиворот и поволок еще дальше от машины. Когда они уже были рядом со мной, машина вспыхнула, но не взорвалась. Вдали кричала охрана, выбегали люди из других особняков, но никто не приближался.

Только теперь ощущая страшную боль в ноге, я повернулась – Рик прошел еще несколько шагов дальше и рухнул на колени. Отец до сих пор приходил в себя.

– Рик, – позвала я.

Но он меня не слышал. Смеялся нервно:

– Черт возьми… Я даже умереть ему не смог дать! Черт меня возьми…

Я тоже смеялась – и тоже от нервов. Мне не хотелось сейчас озвучивать очевидное: после этого Рик уже вряд ли сможет сказать, что только смерть Роберта его успокоит. После этого Роберт вряд ли сможет сказать, что ненавидит Рика. Потому что нельзя после такого остаться теми, кем они были.

– Кто это сделал? Джек? – спросила я. – Ведь ты позвонил сразу, когда понял… Джек ведь?

Он только устало кивнул.

***

Моя нога оказалась сломанной, у отца – сотрясение и перелом руки. Можно сказать, что все обошлось. Никто из родителей не вставил ни слова, когда Рик проходил в мою палату. Еще немного, и отец созреет до благодарностей. Или никогда не созреет. Но препятствовать Рику увидеть меня сейчас ни у кого бы наглости не нашлось.

– Будешь ходить с костылями, напарница?

За несколько часов я успела переосмыслить все. И точно знала, что он непременно придет ко мне в палату. Сначала проорется, потом возненавидит себя, потом простит… и поймет, что просто умрет, если не придет ко мне в палату.

– Спасибо тебе, Рик. Понимаю, что тебе самому надо это переварить, но когда-нибудь ты поймешь, что поступил правильно. Спасибо.

– Ты так много болтаешь из-за обезболивающих?

– Только из-за них. Кстати, хочешь громких признаний? Я два месяца их копила.

– Не хочу. Я тоже соскучился. Двигайся давай.

Он улегся на больничную койку рядом и просунул руку под мою голову. Я не стала сдерживаться и обняла его, а потом расплакалась. Слишком много тревоги накопилось, и слишком все теперь хорошо, чтобы не расплакаться. Ничего, что Рик узнает, что на самом деле я слабая.

Мама открыла дверь в палату, но, застав такую картину, сразу вышла. Кто бы мог подумать, что все вокруг способны на тактичность?

Я успокоилась и уснула. А когда проснулась, он все еще лежал рядом. Быть может, просто не мог вырваться из моих цепких объятий.

– Давай уедем, Рик. Возьмем под начальство один из филиалов и будем жить, как Дин с Ив. Кстати, я говорила, что Ив беременна?

– Да? Значит, Стивену ни одна из девчонок Кинзи так и не достанется? Жаль. А я думал, все хорошие ребята получают по одной Кинзи.

– Ну что, уедем?

– Куда?

– Да хоть куда! В Швецию, например. Всю жизнь мечтала жить в Швеции.

Он тихо рассмеялся:

– Предлагаю над этим еще подумать. Ты серьезно говорила о смене названия компании?

– Что, хочешь стереть надписи Кинзи с лица земли?

– Хоть что-то мне предложи за этот глупый героизм. Кстати, если мы поженимся, то никаких двойных фамилий.

– А мы поженимся? – я подняла голову и лукаво уставилась на него.

– Не. Не думаю. Так, на всякий случай сразу предупредил. Чтобы ты не закатила потом скандал посреди какой-нибудь Швеции.

Я дотянулась и поцеловала его в губы. Надо было задать вопрос, который совсем не соответствовал настроению:

– Джека поймали?

– А он никуда и не сбегал… Я решил поставить Роберту условие – пусть отпустит Джека или я… еще не придумал что. Да, старик сильно перегнул… но ему нужна была какая-то точка в этой истории. Кажется, он ее уже поставил. Он не предполагал, что ты окажешься в машине. А когда узнал, сам не выдержал. Как думаешь, я могу ставить Роберту условия?

– Ты можешь все что угодно, – рассмеялась я. – Но только если не станешь меня обижать.

Рик скосил на меня взгляд и улыбнулся:

– Гарантировать не могу. Даже наоборот. Я сейчас запру дверь, а потом вернусь и начну тебя обижать. Ты пока устраивай ногу поудобнее, чтобы она мне не мешала.

– Слушаю и повинуюсь, господин!

***

Королевство Кинзи в привычном смысле перестала существовать, а через три года называлось официально «Королевство». Я оставила акции Стивену, потому что он нужен был компании больше, чем я. Никуда из Нью-Йорка мы так и не уехали, да нам и тут было хорошо. Рик, несмотря на высокий статус в компании, выбрал себе довольно простую должность – стал начальником системы безопасности. Про Джека, который почти сразу после происшествия переехал к сыновьям, мы больше ничего не слышали.

Роберт Кинзи не стал заметно мягче после аварии. Но когда Ив родила мальчика, то скала мгновенно превратилась в булочный мякиш. Отношения с Риком у них до сих пор напряженные. А с кем у отца хорошие отношения? Когда я рожу девочку, булочный мякиш растечется молочной лужицей – мне и этого достаточно. Только со своими внуками Роберт Кинзи не будет скалой, все остальные не дождутся приятия. Однако побывав в его шкуре, я поняла одно: он, Зевс Олимпийский, единственный в этой истории, кто не может себе позволить быть счастливым. Для него каждый день – война. Для него нет отдушины или возможности спуститься к остальным. Это и есть наказание для того, кто осмелился водрузить на себя корону.

Конец