Ее внимание привлекла картонная коробка, лежавшая в нижнем ящике, на самом дне. Вытащив ее на свет, Тедди прочла полустершуюся надпись: «Коста». После недолгих колебаний она открыла крышку.

Внутри лежали сотни газетных и журнальных вырезок. Заметки касались самых разнообразных сторон жизни княжества, но главным образом политических проблем. В них сообщалось о внутренних противоречиях, которые на протяжении многих лет раздирали карликовое государство.

Неудивительно, что отец оказался сведущ в костанской истории, подумала Тедди со странным волнением. Выходит, он с давних пор собирал эти материалы, но ни словом не обмолвился о своем увлечении.

Непонятно… У отца никогда не было от нее тайн. Почему же он спрятал эту коробку с глаз долой?

Позже, когда они сидели перед жарко натопленным камином, Тедди упомянула, что обнаружила в чулане подборку газетных вырезок. Реакция отца ее поразила:

— Ты рылась в моих вещах? — вспылил он.

— У меня и в мыслях не было рыться в твоих вещах, — ответила Тедди. — Мне понадобился моток тесьмы, но я наткнулась на старые теннисные архивы и стала их просматривать. Почему ты собираешь все, что касается Коста-дель-Мар? Раньше за тобой такого не водилось. Во всяком случае, ты никогда об этом не заговаривал. Я не знала, что и думать.

Уорнер медлил с ответом.

— Ну… это просто безобидное увлечение.

— Увлечение? Коста? Ничего не понимаю.

— А что тут непонятного? — слабо защищался Хьюстон. — Почему ты считаешь, что для меня существуют только служебные обязанности и твоя спортивная карьера? У меня есть и другие интересы, милая моя. — Он снова изменил тон. — Что же еще ты там выискала?

— Так… ничего особенного. Наверно, плохо искала, да? — Тедди рассердилась: ее задело, что отец ополчился на нее из-за кипы пожелтевших бумажек.

— Прошу тебя больше не прикасаться без спросу к моим вещам, — ворчливо ответил Уорнер.

— Папа, да что с тобой, в самом деле?!

— Больше не буду, — сдался он и рассказал ей, как несколько лет назад принц Георг дал ему унизительную отповедь в ответ на просьбу показать, где находится телефон.

По словам Хьюстона, именно тогда в нем и проснулся интерес к делам княжества. Сперва это было просто любопытство, потом оно сменилось неотвязной страстью.

— Но почему?

Уорнер смотрел на тлеющие угли.

— Сам не знаю. Я не раз задавал себе этот же вопрос. Мне стали известны кое-какие подробности… впрочем, тебе это будет скучно, да и доказательств у меня нет. Возможно… — ему было трудно говорить, — возможно, причиной всему — ты и принц Жак.

— Я и принц Жак? — недоверчиво переспросила Тедди. — Папа, мне нет никакого дела до принца Жака, поверь. Это был самый банальный флирт, а потом каждый из нас вернулся к своей привычной жизни. Наши миры не пересекаются. Кроме всего прочего, его никак не может заинтересовать профессиональная теннисистка.

— Теннисистки дадут сто очков вперед всем остальным, — Уорнер был оскорблен в своих лучших чувствах.

— Ах, извини, — усмехнулась Тедди. — Папа, ты всегда стараешься меня оградить от всяческих проблем, но ведь я уже не маленькая. Ну да ладно… Хочешь, приготовлю попкорн? Я купила новый сорт: с сыром, специально для микроволновки. Вкуснота!

С тех пор ни отец, ни дочь больше не возвращались к разговору о Коста-дель-Мар. Тедди вскоре забыла об этом случае. После рождественских праздников она вновь вернулась к соревнованиям, одерживала победу за победой и коротала вечера в одиночестве.

Жизнь шла своим чередом.


Кристина набросила прозрачный шелковый пеньюар и посмотрелась в зеркало. Она нашла, что выглядит изящной и соблазнительной. Воздушная ткань с предельной откровенностью подчеркивала линии ее тела, но как-никак избавляла от необходимости показываться обнаженной. Белый кружевной лиф обрисовывал груди, а низко вырезанные проймы при любом повороте приоткрывали их почти наполовину.

— Это не совсем то, что нужно, — сказала Кристина, обернувшись к костюмерше, которая стояла наготове со швейным набором.

— Ваше высочество, это блеск! А на экране будет просто ослепительно.

Кристина подняла руки; шелк скользнул вниз, обнажив грудь почти до самых сосков. В контракте оговаривалась недопустимость съемок в обнаженном виде, но студия решила пойти на хитрость.

— Нет. — Кристина была настроена решительно.

— Но этот костюм уже утвержден постановщиком…

— Мне безразлично, кем он утвержден. В контракте ясно сказано: сцены с обнаженной натурой исключаются, — упорствовала Кристина. — Этот костюм требует переделки. Мое слово будет решающим.

— Я должна посоветоваться с мистером Томпсоном, ваше высочество, — неохотно сказала костюмерша.


Декорации спальни были выполнены в нежно-розовых тонах. Скомканные в художественном беспорядке шелковые простыни многозначительно свидетельствовали о том, что происходило с героями минутой раньше. Обвивая руками шею Брета Томпсона, Кристина игриво касалась губами мочки его уха и вдыхала запах грима. Брет был в пижамных штанах; пеньюар Кристины в результате долгих дискуссий подвергся основательной переделке.

— Ближе, — громовым голосом кричал в мегафон ассистент режиссера. — Кристина, голову вправо… Не заслоняйте лицо Брета. Вот так, это уже лучше. Брет, когда с ней целуешься, шевели губами, а то застыл, как покойник.

Кристина подавила нервный смешок. Миллионы американок были бы счастливы сняться в любовной сцене с сексапильным Бретом. Если бы они знали, какое это изнурительное занятие. Под назойливым оком камеры нужно было контролировать все до мельчайших жестов. Съемочная бригада состояла преимущественно из мужчин; у них на глазах требовалось принимать интимные позы. Тонкий пеньюар не мог скрыть тело Кристины от их взглядов. Ее заверили, что кадры с излишне откровенными ракурсами будут вырезаны при монтаже, но она не могла избавиться от чувства неловкости.

— Сверху, — скомандовал ассистент режиссера.

— Дорогой, — шептала измученная Кристина, в который раз принимаясь лобзать шею Брета.

Они меняли позу в строгом соответствии с указаниями. В какой-то момент Кристина почувствовала, что ей в бедро упирается что-то твердое. Она даже вздрогнула.


— Ты тоже возбудилась, — шепнул ей Брет, когда они, накинув халаты, уходили из павильона.

— Я просто… — Кристина была готова провалиться сквозь землю.

— Все в порядке, Кристина. Я сам чуть не взвыл. Может, заглянешь сегодня вечерком ко мне? Можно будет попариться в сауне, а потом нырнуть в бассейн.

Его намерения не оставляли никаких сомнений.

— Вечером мне нужно звонить в Косту, — сказала Кристина. — Миссис Эбботт каждый день мне докладывает, как там моя малышка. Ужасно скучаю по ней. Больше никогда не стану оставлять ее одну, даже на время съемок… Не знаю, разве что попозже. Если хватит сил.

Брет ухмыльнулся:

— Положись на меня. Я знаю верное средство снять усталость.

— Есть старая шутка: никогда не полагайся на мужчину, который говорит «положись на меня», — ответила Кристина, сознавая двусмысленность этой фразы.

— Отлично сказано!


Спальня Брета с примыкающими помещениями занимала целое крыло роскошного особняка. Кристине бросилось в глаза обилие темно-синей парчи.

Дело обошлось без романтических прелюдий — этого им хватило в павильоне, где было отснято шестнадцать сцен испепеляющей страсти. Они просто рухнули на кровать, стаскивая друг с друга одежду.

Брет овладел ею с молчаливой сосредоточенностью. Он оказался весьма искушенным любовником. Кристина ожидала услышать хотя бы одно нежное слово, но он поднял ее над собой и усадил верхом себе на бедра. Они двигались в такт. Кристина не надеялась быстро получить удовлетворение — обычно ей требовалось не менее получаса. Брет протянул руки к ее соскам. Его толчки становились все настойчивее.

— Нет, постой! — вдруг приказал он.

Достав откуда-то пластиковый пакетик и тонкую стеклянную трубочку, он протянул их Кристине:

— Амил-нитрат, — коротко объяснил он. — Чтобы ты взмывала до небес.

Так и случилось.


Кристина подремала с полчаса, свернувшись калачиком. Ее разбудил телефонный звонок, доносившийся из другой комнаты. С трудом раскрыв глаза, она не сразу поняла, где находится, и только увидев рядом с собой обнаженное тело Брета, вспомнила, как сюда попала. Она легла в постель с человеком, который не сказал ей ни одного ласкового слова.

Охваченная стыдом и разочарованием, она вскочила и стала торопливо натягивать белые джинсы и легкий зеленый джемпер. Ей показалось, что в спальне холодно. От ее игривого настроения не осталось и следа. Зачем было это делать? — корила она себя. Примитивный секс — и ничего больше. Брет не знал, что такое любовь, и теперь уже вряд ли узнает. Наверно, ему это не дано.


— В сексе я ценю технику, — сказал ей Брет следующим вечером.

Они поужинали в ресторане на девятом этаже отеля «Тауэрс», расположенного на берегу океана в Лагуна-Бич, и теперь босиком гуляли по пляжу, взявшись за руки.

— Женщинам это не всегда нравится, — продолжал Брет. — Им подавай льстивые речи, нежности и прочее. А я вместо этого предлагаю им жесткий спорт.

Кристина невесело рассмеялась:

— Да уж, могу подтвердить. Сегодня у меня все тело ноет.

— Я исправлюсь. С тобой мне хочется быть нежным. У меня получится — дай только срок.

Кристина остановилась и в упор посмотрела на Брета:

— Сначала должно прийти чувство, тогда не понадобится совершать над собой усилие. Женщины хотят, чтобы ими дорожили, Брет. Это для нас важнее всего.

Брет вспыхнул.

— Кристина… я боюсь тебя потерять.