— О, разумеется, — энергично закивал Жан-Люк.

— Я дал поручение своему доверенному лицу уладить это дело. Что же касается вас…

У Жан-Люка душа ушла в пятки.

— Что касается вас, — повторил князь Генрих, — я ожидаю, что впредь вы будете вести себя так, как подобает мужу принцессы Коста-дель-Мар. В противном случае я вынужден буду расторгнуть ваш брак, toute de suite, comprenez-vous?

— Да… да, ваше светлейшее высочество, — забормотал Жан-Люк, который успел привыкнуть к роскоши и вовсе не хотел в одночасье лишиться всех привилегий.

— Не смею вас долее задерживать.


В кабинете князя долго не выветривался терпкий запах одеколона, которым пользовался Жан-Люк. Одиозные фотографии аккуратной стопкой лежали на столе.

— Отец! — Кристина чуть не плакала. — Это не то, что ты думаешь. Пираты-фотографы не брезгуют никакими средствами. Это фальшивки!

Князь Генрих раздраженным жестом приказал ей замолчать. Он поднялся из-за стола, отодвинул кресло и подошел к окну.

— Дело не только в этих фотографиях. Недопустимое поведение твоего мужа бросает тень на всю династию Беллини, и в первую очередь — на тебя, Кристина.

— За мной нет никакой вины, — тихо сказала принцесса.

— Ошибаешься. Твой брак — это не твое частное дело. Это государственный вопрос, который имеет множество различных аспектов. Твои желания играют здесь второстепенную роль. Позаботься о том, чтобы твой супруг не переступал грани приличий. Это твоя обязанность, Кристина. Если в вашем… грязном белье станут копаться все, кому не лень, этот позор отраженным светом падет и на меня. Монархия Коста-дель-Мар не переживет такого скандала. Ты знаешь, каково сейчас положение в стране. Для тебя не секрет наша политическая и финансовая нестабильность. Определенные силы во Франции — да и не только во Франции — выжидают удобного момента, чтобы устроить coup de grace[5].

— А вдруг… — Кристина провела языком по пересохшим губам, — вдруг он опять примется за старое?

— Не думаю. Ему определенно понравилось жить в твоих апартаментах, пользоваться двумя твоими автомобилями, транжирить твои средства. — Генрих немного смягчился: как-никак Кристина была его любимицей. — Завтра я устраиваю обед в честь юбилея нашего греческого друга, Никоса Скуроса. Вы с Жан-Люком должны присутствовать. Прошу тебя, окажи внимание Скуросу. Это важно.

— Конечно, — попыталась улыбнуться Кристина.

У нее была запланирована поездка в Лос-Анджелес. В последние дни она не могла думать ни о чем другом. Если отец запретит ей лететь в Штаты, это будет крушением всех ее надежд.

— И все же, отец, — решилась она, — эти фотографии на самом деле смонтированы. Жан-Люк не виноват, что…

— Итак, завтра, во второй половине дня, — прервал ее отец. — Постарайся выглядеть как можно лучше.


Кристина вплыла в зал под руку с Жан-Люком. Ей удивительно шло гладкое золотистое платье. На светлых волосах сверкала знаменитая бриллиантовая диадема в форме сердца, которую носила ее мать, княгиня Лиссе.

Все взоры устремились на нее, когда она подошла к почетному гостю.

— С днем рождения! — тепло поздравила Кристина миллиардера-судовладельца. — Чудесно, что в этот день мы можем быть вместе с вами.

Грек сверкнул ослепительной улыбкой; от него исходило неотразимое мужское обаяние.

— Я счастлив, что нахожусь сегодня здесь. Ваш отец необыкновенно великодушен.

Обед продолжался более трех часов. Каждая перемена блюд сопровождалась тончайшими винами. Никос Скурос, сидя на почетном месте, рядом с князем Генрихом, развлекал присутствующих описанием своей поездки в Италию, где по его заказу на одном из заводов создавали новый гоночный автомобиль. Стоило принцу Жаку уловить слова «гоночный автомобиль», как он тут же забыл о своей миловидной спутнице и весь обратился в слух. Скурос время от времени появлялся на ралли «Формулы-1» и даже хвалился, будто в молодости сам участвовал в гонках. Все его рассказы блистали изяществом и остроумием. Но Кристина заметила, что пристальный взгляд Скуроса все чаще задерживается на ее лице.

После ужина она вышла на балкон. У нее не было ни малейшего сомнения, что Скурос последует за ней. Так и случилось.

— В этом зале нет никого прекраснее вас, — сказал он своим глубоким голосом с едва различимым греческим акцентом.

— Неужели? — Кристина улыбнулась. — Я видела в доке вашу новую яхту. Вы уверены, что она пройдет главным фарватером? Там довольно мелко; наша гавань не рассчитана на суда… такого класса.

Скурос встретился с ней взглядом.

— Меня заверили, что глубина достаточна для корпуса с такой осадкой, более чем достаточна. Вас интересует мореплавание, принцесса Кристина?

— Пожалуй, да.

— Надеюсь, вы не откажетесь посетить «Олимпию». Сейчас мастера заканчивают внутреннюю отделку. Получается очень и очень неплохо. Это будет самая заметная частная яхта в мире.

— Но я совершенно не разбираюсь в устройстве судов. Боюсь, что не смогу оценить ее так, как это сделал бы специалист.

— Меня интересует только ваше мнение.

— Ну, хорошо… но не знаю когда.


— Он что, подбивал клинья? — Жан-Люк требовал ответа, уведя Кристину в угол.

Она поморщилась:

— К чему такая вульгарность? Типично американское выражение. Никки всего-навсего проявил любезность. Я же тебе говорила, что нам с тобой надо будет уделить ему внимание — об этом просил отец.

— Это теперь называется «уделить внимание»?

— Прекрати этот дурацкий допрос, — не выдержала Кристина. — Я пригласила несколько человек в «Каво-де-ля Юшетт». Сделай одолжение, предложи Скуросу и его даме присоединиться к нам после обеда.

Жан-Люк помрачнел:

— Только при условии, что сперва заскочим в казино.

— Ты прекрасно знаешь, что отец не разрешает нам с Габриеллой там показываться. Ни одна женщина из династии Беллини не переступала порога игорных заведений.

Жан-Люк собирался было затеять спор, но, поймав на себе взгляд князя Генриха, счел за лучшее согласиться.

— Так и быть, — сказал он. — Приглашу его. И эту — кхм — «даму».


Компания провела пару часов в популярном джаз-клубе, а потом перешла в дискотеку «Сигаль». Вечер выдался сырой и прохладный, но в зале стояла невыносимая жара. На потолке металась радуга цветомузыки в такт пульсирующим ритмам «Роллинг Стоунз».

Габриелла, которую сопровождал молодой французский аристократ, не могла говорить ни о чем, кроме своих планов.

— Вы настоящая деловая женщина, — не выдержал ее спутник, с трудом скрывая неодобрение.

— Ну и что? — бросила Габи. — Принцесса Монако Каролина занимается бизнесом, а мне нельзя?

Кристина танцевала с Никосом Скуросом. Грек поражал ее неиссякаемой энергией.

Он весь вечер не сводил с нее глаз. Его спутница Жизель де Боссе, известная фотомодель, выходила из себя. Она сидела за угловым столиком и пыталась поддерживать разговор с кем-то из знакомых.

Жан-Люк был мрачнее тучи. Его брови почти сомкнулись на переносице.

— Пожалуй, мне действительно стоит посмотреть вашу яхту, — сказала Кристина.

— Когда? — У Скуроса сел голос. — А ваш супруг?

— Он не любит рано вставать. У меня будет время завтра утром. В десять часов.

Скурос с сомнением покачал головой: было уже около половины пятого.

— Это для вас не слишком рано?

— Нет. Я буду готова ровно в десять.


Рев двигателей был слышен даже в замке. Гоночная трасса проходила по извилистым улицам Порт-Луи. Рано утром начались квалификационные заезды. Княжество Коста-дель-Мар во второй раз проводило у себя этап «Формулы-1». Первый опыт оказался успешным: все затраты окупились сторицей. Князь Генрих дал согласие на проведение очередного «Гран-при Коста-дель-Мар».

Кристина, одетая в узкие джинсы и белый ажурный джемпер, села в серебристый «роллс-ройс», на котором приехал за ней Никки. Ее муж так и остался храпеть в постели — он даже не шевельнулся.

— Мне бы не хотелось вас компрометировать, — с улыбкой сказал ей Скурос. — Извините, если получилось не вполне удобно.

— Я сама решаю, что для меня удобно, а что — нет, — с напускным апломбом ответила Кристина. — Жан-Люк будет спать часов до двух, а то и до трех. Для него сон — лучшее лекарство от похмелья.

Из бара в салоне лимузина Скурос извлек бокалы и предложил Кристине шампанское с апельсиновым соком. Она медленными глотками выпила бодрящий прохладный напиток.

— Куда вы дели свою даму? — спросила Кристина.

— Отправил в Париж.

— Так рано?

— У нее съемки на телевидении…

Через пять минут они уже подъезжали к верфи. Огромная яхта была видна издалека. На корпусе поблескивали изящные позолоченные буквы.

— «Олимпия», — прочла Кристина. — Сразу вспоминаются древнегреческие боги.

— Вы — первая богиня, освятившая ее борт своим посещением.

Скурос провел Кристину по деревянным сходням к грузовому лифту. Когда клеть взмыла вверх, перед ними открылся вид на Королевскую гавань, ощетинившуюся лесом мачт; вдали маячили башни Вандомского замка.

Оказалось, что «Олимпия» почти готова к спуску на воду. Бронзовые светильники, мебель, ковровые покрытия — все уже было на месте. Скурос демонстрировал Кристине салон за салоном, но через полчаса ей это наскучило.

— А вот и моя каюта. — Он распахнул дверь.

Каюта состояла из нескольких просторных помещений. Обшитые тиком стены создавали ощущение тепла. Сквозь стеклянный купол лился солнечный свет. Широкая кровать уже была застелена белоснежными шелковыми простынями.

Кристина сделала шаг вперед, но остановилась сразу за порогом.