Ни одна из женщин не отвечала на его поцелуи так пылко и страстно, как Мариза. Ни одну из женщин он не ласкал так жадно и неутомимо.

Он осторожно расправил корсаж ее платья, затянул шнуровку и разгладил сбившиеся кружева.

– Что вы делаете? – смогла, наконец, выговорить Мариза.

– Разве вы не видите? – Он справился со своей задачей, встал и с вымученной улыбкой объяснил:

– Поправляю ваш наряд, миледи.

– Вам, очевидно, не понравилось то, что под ним?

Кэмерон смущенно промолчал.

– Значит, вы не хотите спать со мной? – смело спросила Мариза, глядя в его лицо, чтобы прочитать ответ в его взгляде еще до того, как услышит его. Потом она вспомнила свой разговор с бабушкой, и так же напрямик спросила:

– Или вы не можете?

Только в первое мгновение Кэм был озадачен такой прямотой; потом он улыбнулся, поднял подбородок Маризы и сказал:

– Не думай так, малышка, лесси. То, что я начал, я могу закончить. Но не хочу, чтобы это произошло здесь и сейчас.

– Почему? – спросила она упрямо и обиженно.

– Потому что в первый раз это не должно быть на холодной земле, и сегодня этого не будет. – Завтра, – пообещал Кэм, и голос его задрожал от страсти. – Я позову тебя и ты ко мне придешь.

Он ушел, оставив Маризу одну в летнем домике. Она была растеряна и обессилена, тело ее пылало. Он оставил ее девушкой… Почему же она не чувствовала себя оскорбленной, а только тоскующей о том, что врата рая не раскрылись для нее. Он позовет ее, но позволит ли ей гордость ринуться к нему? Она спрашивала себя, но в глубине души знала, что пойдет к нему, что уже отдала ему себя навсегда, душою и телом. Она пойдет к нему, и то, что не свершилось сегодня, произойдет завтра.


Кендолл кончал брить Кэма, уже смывая мыльную пену с его щек. Слуга каждый день брил Кэма по приезде в Фицхолл; со времени, как он был обезображен, Кэм брился сам, и теперь чувствовать по утрам на своем лице ласковые умелые руки слуги было приятно.

– Ты все устроил, как я приказал? – спросил Кэм.

– Да, милорд, – ответил Кендолл, укладывая в футляр бритву. – Все в порядке. Можете пожаловать на готовенькое.

– Ты ничего не забыл?

Кендолл кинул свой обычный взгляд искоса и невозмутимо ответил:

– Все устроено. Недостает только вас и Ее Лордства, тогда будет полный порядок.

– Ну, что ж, отлично, – отозвался Кэм. Кендолл помог ему надеть длинный камзол из синей шерсти. Бриджи до колен, шерстяные чулки, тяжелые башмаки – если вчера Кэм был одет как придворный, то сегодня он выглядел как мелкий деревенский сквайр. Подойдя к гардеробу, он достал что-то из нижнего ящика и расправил в руках, – это был один из двух носовых платочков, вышитых Маризой. Кэм положил его в карман бриджей. Снова повернувшись к Кендоллу, он спросил:

– Ну, так что ты должен сделать?

Кендолл повторил хорошо заученную инструкцию: через час после отъезда графа передать графине записку, только в собственные руки.

– И помни, – никто не должен знать, куда я уехал! – Кэм прошел в угол комнаты и нажал на панель. Открылась потайная дверь – наверное, одна из многих потайных дверей в старом замке. Эта дверь вела в подвал, откуда можно было выйти из дома через другую лестницу.

– Когда моя жена уедет, подожди до вечера, а потом скажи старой графине, что Мариза проведет эту ночь со мной. Мы вернемся завтра.

– Да, милорд, – сказал Кендолл вслед Кэмерону, закрывая за ним дверь.

Слуга находил затейливые планы своего господина забавными и трогательными. Еще до того, как его назначили слугой Кэмерона, Кендолл знал о том, что граф и графиня – не фактические супруги. А если граф решил приступить к своим супружеским обязанностям в тайном любовном гнездышке, то Кендолл, считая своим долгом исполнять распоряжения хозяина, приготовил ему это «гнездышко». Чтобы никого не посвящать в секрет графа, слуга, не гнушаясь черной работы, сам вымыл и вычистил комнаты маленького деревенского коттеджа, на который Кэмерон наткнулся во время своих поездок верхом. Кендолл сам привез туда постельное белье, запасы еды, вина и дров, и благодаря его стараниям маленький домик в тенистой роще готов был принять супругов – любовников.

– Желаю вам счастья, милорд, – подумал Кендолл, – вам его очень недостает.

К своему собственному удивлению, Мариза заснула сразу, как только добралась до постели и растянулась на прохладных льняных простынях. Утром она открыла глаза и освеженная сном встала с постели. Домашнее платье лежало на кресле, – она накинула его, подпоясалась, подошла к окну и увидела серое небо, обещавшее дождь; воздух был холодный.

Мариза зажмурилась, вспоминая, как в прохладном ночном воздухе горели на ее коже поцелуи Кэма. Она тронула кончиками пальцев свои губы, которые впивал своими губами Кэм и подумала: «Я чувствую себя удивительно счастливой, и это чувство возникло в его объятиях. Удивительно: покоряясь силе страсти, чувствуешь ликование победы!»

Дверь спальни открыла Чарити с кофейником на подносе.

– Добрый день, миледи! – сказала она, наливая крепкий напиток в маленькую чашку. – Прикажете принести еще чего-нибудь?

– Нет, только кофе! – ответила Мариза, беря чашку. – Ах, как хорошо! – Она осушила чашку крошечными глоточками и улыбнулась, подумав, что почти во всех кофейнях Лондона пьют кофе, доставленный ее кораблями. Торговля давала ее семье значительную часть доходов. Скоро Кэмерон будет участвовать и в торговых делах, как и в управении имениями. Она вручила ему самое себя, вручит и свое достояние. – А мой муж уже встал? – спросила она у Чарити.

– Да, миледи, я видела, как Кендолл понес к нему горячую воды для бритья.

– Когда?

– Час назад. Я как раз была в кухне, когда он пришел за водой.

Тайное возбуждение охватило Маризу, все тело, до кончиков пальцев, словно покалывало иголочками. Она думала о том, что сегодня Кэм призовет ее к себе. Это ее секрет, она ни с кем не поделится им.

– Ваша бабушка спрашивает вас, миледи, не присоединитесь ли вы к ней за завтраком, если у вас есть возможность уделить ей время.

Мариза невольно улыбнулась. Приглашение бабушки было передано церемонно и дипломатично: до замужества Маризы бабушка просто попросила бы ее прийти к завтраку.

– Ох, я так проголодалась! – весело воскликнула в ответ Мариза, протягивая Чарити пустую чашку, чтобы та налила ей еще кофе.

Она в самом деле чувствовала сегодня утром какой-то волчий аппетит – но это был не только голод. Это было неистовое желание тех ласк, которые она испытала ночью: она хотела, чтобы прикосновения Кэмерона снова зажигали огонь в ее крови, чтобы его губы снова жадно прильнули к ее губам, и его язык ласкал ее небо. Она желала всего, что могла дать ей жизнь; всего, что открылось ей этой ночью. Молодая девушка чувствовала, что она готова принять вызов жизни.

– Скажите бабушке, что я сейчас приду, – кивнула Мариза Чарити, перебдоая свои платья.

– А где моя кузина, леди Брайенна?

– Она встала рано, миледи, она уже у старой графини.

Мариза хотела бы рассказать бабушке и кузине о том, что она испытала этой ночью, но знала, что делать этого не следует: ростки любви еще слишком нежны и чувствительны. И у Барбары, и у Брайенны был опыт любви, а Мариза только что увидела ее грозный сияющий лик.

Чарити удивленно смотрела на задумчивую Маризу.

– Я нагрею щипцы, чтобы завить вам локоны, миледи? – спросила она.

– Нет, сегодня я просто распущу волосы!

– Не надо завивать? – спросила озадаченная Чарити.

– Не надо, – подтвердила Мариза.

– Хорошо, миледи. – Чарити пожала плечами. – Тогда я пойду к старой графине передать, что вы придете к завтраку, и вернусь помочь вам одеться.

– Да, – рассеянно отозвалась Мариза, снова охваченная воспоминаниями о прошедшей ночи и предчувствиями будущего. – Да, так и сделай, – сказала она, тряхнув головкой, и положила на кресло выбранное платье.

– В общем, прием был удачный, – сказала графиня, допивая третью чашку своего утреннего кофе.

– Да, мне тоже так кажется, – согласилась леди Брайенна.

– А вы как считаете, мистер Кавинтон? – спросила Барбара у Джейми. Тот пришел навестить Кэмерона, но Кендолл сказал ему, что граф уехал. Тогда дамы пригласили его к своему завтраку.

– Я думаю, что сегодня все утро гости обсуждали ваш прием, и толки еще в самом разгаре.

– Да, надеюсь, что так, – лукаво улыбнулась Барбара.

– На что ты надеешься, бабушка?

Мариза вошла в комнату, поцеловала щеку бабушки, села рядом с Брайенной и огорченно посмотрела на пустой стул в другом конце стола, – она надеялась, что сегодня Кэмерон будет завтракать со всей семьей.

– На то, что о бале в твою честь долго будут толковать в округе, дорогая, – ответила Барбара. – Ты ведь тоже так считаешь?

Мариза повернулась к ней: – Простите, бабушка, вы мне что-то сказали?

– Что с тобой, Мариза! Ты чем-то расстроена?

– Нет, нет, ничего. Так о чем вы меня спросили?

– Бабушка довольна, что о твоем бале говорят все соседи, вчерашние гости, – ответила леди Брайенна.

– Что они говорят? – испуганно спросила Мариза, вспомнив разговор двух сплетниц. Неужели до бабушки дошли эти гнусные толки?

– Все говорят, что возвращение моей внучки и восстановление блеска имени нашего рода – счастливое событие, – сказала Барбара.

– А что они говорят… о моем муже? – спросила Мариза, отрезая толстый ломоть хлеба и густо намазывая его ярко – оранжевым апельсиновым джемом.

Барбара ласково улыбнулась внучке.

– Они ведь его еще не знают. Сначала будут относиться настороженно. К тому же он – шотландец.

– Я не об этом, – объяснила Мариза. Зеленые глаза Барбары еще ласковее засияли внучке.

– А, ты о его шрамах, – сказала она. – Ну, какой же безмозглый осел посмел бы обсуждать это в моем присутствии! Но боюсь, что за спиной… есть же бессердечные и неумные люди. Но таких, если до меая что-нибудь дойдет, я всегда сумею отделать. Да, его лицо и фигура поражают при первом взгляде, но стоит ли придавать этому такое значение? Я прожила долгую жизнь и видела людей со шрамами от ран, полученных на войне, на дуэлях, в несчастных случаях. Многие из этих людей были вчера на твоем балу – мои ровесники. Как-то прожили свой век со шрамами и увечьями, не заботясь о том, как на них люди глазеют. Такова жизнь… – сказала старая женщина, слегка пожав хрупкими плечами. – Надо примиряться с тем, чего нельзя изменить.