— Право на смерть, — бормочет Екатерина, — удобно… все, кто умерли, тоже имели право на смерть… а на жизнь?

Из глубокой задумчивости ее вывел смеющийся голос, почти пропевший:

— Екатерина Васильевна, вы что, роль репетируете? На пороге очаровательным видением стояла, неслышно войдя в комнату, Вероника Юлиановна. В легкой шубке, накинутой на плечи, белом пуховом свитере, светлых брюках, красивых коричневых сапогах на низком каблуке, благоухающая, улыбающаяся…

— Да нет, — Екатерина почувствовала себя довольно глупо, — просто задумалась.

— А почему у вас дверь не заперта? И звонок не работает?

— Почту брала и, наверное, забыла запереть.

— Ну, тогда здравствуйте. — Вероника, не дождавшись приглашения, шагнула в комнату. — А у вас тут очень мило! Домик кажется совсем маленьким снаружи, а внутри очень даже… просторно. О, да тут и чай готов! Только не говорите, что вы меня ждали! — Она смеется, сыплются знакомые хрустальные бусинки…

— Он уже остыл, — говорит Екатерина, кляня себя за неумение найти легкий беззаботный тон, хотя бы в силу законов гостеприимства. Ее слова прозвучали так печально, что Вероника снова расхохоталась:

— Да Бог с ним, с этим чаем! Я пошутила!

Екатерина улыбнулась в ответ и вздохнула.

— Я была в вашем районе, у нашей старинной знакомой, маминой приятельницы, завезла кое-какие продукты и рассказала последние сплетни — она работала у нас до прошлого года, знает всех. А сейчас болеет и почти не выходит.

Екатерина откровенно любовалась ее оживленным, нежным лицом и легкими, светлыми, удивительно красивого овсяного тона волосами.

— Садитесь, пожалуйста, — спохватывается она наконец, — кофе? Чай?

— С удовольствием! — смеется Вероника. — Кофе, если можно.

Они вместе уносят чашки с остывшим чаем на кухню. Вероника двигается легкой танцующей походкой. «А может, и не сорок, — думает Екатерина, — не может быть, чтоб сорок! Она же совсем как девочка». Она благодарна Веронике за то, что та ни о чем не спросила.

— Екатерина Васильевна, — говорит Вероника, помешивая свой кофе, — я к вам с деловым предложением. Думаю, мы с вами могли бы заключить договор о сотрудничестве. Мне нужны ваши «королевские охотники». Правда, у меня контракт с другой фирмой, но после того, что случилось, я собираюсь отказаться от их услуг. — Она выжидательно смотрит на Екатерину.

— Это несколько неожиданно. — Екатерина, как опытный бизнесмен, не торопится соглашаться.

— Я навела о вас справки. Я знаете, какая крутая! Ни за что не куплю кота в мешке! — Она смеется. — У вашего бюро блестящая репутация. А кроме того, мне страшно нравится его название. Сами придумали? Впрочем, что это я! Конечно, сама! Правда?

— Сама, — отвечает Екатерина, чувствуя, как в нее перетекает Вероникина легкость и жизнерадостность.

— Ох, совсем забыла! — восклицает Вероника. — У меня же подарок для вас! — Она достает из сумочки уз кую, в форме вытянутой пирамиды, белую с серебром коробочку. — Это те самые духи, которые вам понравились. Помните? Ну-ка, как его зовут? Эссеи Мияки! Вот как!

«Врет она все!» — вспоминает Екатерина слова Юрия Алексеевича.

— Спасибо большое, — говорит Екатерина, испытывая неловкость, — но… вам не следует…

— Это не взятка, а от всего сердца! — уверяет Вероника, и Екатерина думает, что она очень чуткая и наблюдательная.

— Спасибо большое! Какая прелесть! — Екатерина с удовольствием рассматривает изящную коробочку.

— У вас славный домик. — Вероника, видимо, сочла, что можно переменить тему. — Вы здесь одна живете? Я всегда мечтала иметь свой дом…

— Разве у вас нет дома?

— У меня? Ну что вы! Дому нужен мужчина. А я — хрупкая, слабая женщина. У меня квартира на проспекте Революции, в самом центре. Вы непременно должны у меня побывать. — Она взяла чашку с кофе и тут же поставила ее обратно на стол. — Горячий еще! Вы курите?

— Нет. Но вы курите, пожалуйста.

— Люблю кофе с сигаретой, — Вероника достала из сумочки пачку сигарет, — помогает расслабиться… Знаю, знаю, вредно, цвет лица портится! Если честно и откровенно, все время собираюсь бросить, думаю, ну все, эта — последняя… но совсем нет силы воли, — она скорчила забавную гримаску, — и я успокаиваю себя тем, что…

Звук открываемой входной двери прерывает ее на полуслове. Раздаются торопливые шаги, и появляется Галка, собственной персоной, встревоженная, румяная, в расстегнутой оранжевой куртке.

— Катюша, — кричит она, не обращая никакого внимания на гостью, — что случилось?

— Познакомься, — говорит Екатерина, — это Вероника Юлиановна.

— Можно просто Вероника, — говорит та, с доброжелательным любопытством разглядывая Галку.

— Галина. — Галка похожа на остановленную на скаку лошадь.

— Я смотрю, вы популярная личность, — обращается Вероника к Екатерине. — Один гость из дома, другой в дом!

— Вероника Юлиановна — владелица нескольких ресторанов, — объясняет Екатерина Галке. — А кстати, «Антоний и Клеопатра», случайно, не ваше кафе?

— Нет, к сожалению. Принадлежит конкурирующей фирме. Пока. Название удачное, мне очень нравится. Но моя «Золушка» ничуть не хуже. Правда, совсем в другом стиле. А вот цены у меня намного ниже.

— А вам программист не нужен? — с надеждой спрашивает Галка.

— Хороший?

— Очень!

— Этот товар всегда в цене. А кто он?

— Мой сын Павлик. Последний год он работал у Крайского, но вы же знаете, что с ним случилось!

— Да, слышала. Печальная история. Пусть приходит ваш Павлик, мы на него посмотрим. Сколько, говорите, он проработал у Крайского?

— Почти год! Он вам понравится! Он у меня хороший мальчик. — Галка не верит своему счастью.

— Крайский — это серьезная рекомендация. — Вероника с улыбкой смотрит на Галку. — Давайте послезавтра, в двенадцать, вот, возьмите мою карточку, там адрес и телефоны. — Она протягивает маленький белый квадратик.

— Огромное вам спасибо! — Галка прячет карточку в сумку.

— Это вам спасибо, — отвечает Вероника. — Если мы понравимся друг другу, то наше соглашение будет взаимовыгодным.

— Слушайте, девочки, — Галка почувствовала себя свободнее, — сейчас идет конкурс красавиц, давайте хоть одним глазком, а?

Екатерина включила телевизор. На экране — девушки в купальных костюмах, длинноногие, в основном блондинки, в разной степени раздетые — кто больше, кто меньше, с раскрашенными хорошенькими личиками.

— Вот что значит быть красавицей, — вздохнула Галка, — вон весь зал — одни мужики… пялятся… ни стыда ни совести… козлиная порода!

— А толку? — рассудительно сказала Вероника. — Хорошенькие мордочки им заменяют мозги… вот и торгуют, пока могут, а что потом?

— Замуж удачно выйдут… или в дом моделей, куда-нибудь во Францию или Америку!

— Несерьезно это все. Мне, например, нравится работать самой, делать деньги, крутить бизнес. А деньги — это власть! Это свобода! Кто-то очень неглупый сказал, что свобода начинается после первого миллиона, и я полностью с ним согласна. И выбирать мне нравится самой, а не ждать, пока меня выберут. Я предпочитаю торговать мозгами, а не личиком! — Она была так увлечена, так рубила воздух рукой с зажатой в ней сигаретой, что нечаянно стряхнула пепел в чашку Екатерины, вскрикнула и смутилась: — Ради Бога, извините меня! Да что это со мной сегодня? У Елены Петровны, старушки, которую я навещала, я смахнула со стола солонку. К счастью, успела подхватить. У вас — тоже! Как слон в посудной лавке!

Вероника была так мало похожа на слона в посудной лавке, что Екатерина и Галка рассмеялись. Вероника взяла со стола чашку и направилась было на кухню, но Екатерина запротестовала, а Галка решительно взяла из ее рук чашку и сама унесла ее на кухню. Через пару минут она вернулась со свежим кофе для Екатерины, и разговор возобновился.

— Сколько раз одергиваю себя, — сказала Вероника, — не могу отвыкнуть от купеческих широких жестов, особенно когда увлекаюсь. Размахиваю руками, как ветряная мельница! Сказывается отсутствие хорошего воспитания в детстве.

Поговорили на тему воспитания детей — Галка, как единственный авторитет в этой сфере, поделилась недоумением по поводу того, что своих четверых она воспитывает одинаково, а результаты разные. Павлуша — скромный, трудолюбивый и умница, серьги ей подарил, полгода деньги собирал. Близнята Лисочка и Славик — лентяи и хулиганье, а Ритка, та вообще неизвестно в кого — деловая, сообразительная, как мартышка, правда, жадина и учится плохо. А в последнее время проявляются какие-то прямо жульнические наклонности. Учительница жаловалась, что она придумала играть в какую-то там игру на деньги и втянула в игру — учительница сказала «обобрала» — два вторых класса — «А» и «Б» за один день.

— Пришлите ее ко мне, когда подрастет, — сказала, смеясь, Вероника, — нам такие нужны.

Так, предаваясь непринужденной болтовне, девушки провели еще часа два. Было уже темно, когда Вероника поднялась, сказав, как с вами ни хорошо, а идти надо.

— Домой? — спросила Галка.

— Ну что вы! — Вероника улыбнулась. — Мой рабочий день продолжается до десяти, а то и до полуночи.

— А начинается?

— А начинается в шесть тридцать. Знаете, кто рано встает, тому Бог дает! Екатерина Васильевна, я вам позвоню завтра, если позволите. Галина Николаевна, вашего мальчика я жду послезавтра в двенадцать. Адрес и телефон мои у вас есть. — Голос у нее приобрел жесткость, и Екатерина в этот момент поверила, что Вероника правит своей империей железной рукой.

Они еще минут десять прощались в прихожей, и наконец Вероника, чмокнув Екатерину и Галку в щечку, ушла. Шубку она так и не надела, несла до машины в руках. Села на заднее сиденье, сказала что-то шоферу и укатила.