— Вы не должны так говорить, — возразила Сабина.

— Выходите за меня, я сделаю вас счастливой! взмолился Шерри.

— Вы же знаете, я не могу… И если откровенно, Шерри, я не думаю, что я самая подходящая девушка для вас.

— Если уж вы мне не подойдете, тогда никто не подходит, — отрезал Шерри. — Я буду продолжать просить вас об этом до тех пор, пока вы не согласитесь.

— О, Шерри! Вы так добры ко мне и вы так мне симпатичны, но однажды вы по-настоящему влюбитесь в кого-то, и я буду счастлива, правда — буду.

— Что вы имеете в виду? По-настоящему влюблюсь? спросил Шерри. — Я влюблен в вас, и это серьезно.

Сабина покачала головой:

— Нет.

— Откуда вы столько знаете о любви? — спросил Шерри.

Сабина пыталась придумать какой-нибудь подходящий ответ, но тут к ним нетвердой походкой подошел Артур. Выражение решительности и целеустремленности на его лице ясно давало понять, что он искал ее.

— А, вот ты где, — злобно сказал он, странно растягивая слова.

— Да, я здесь, Артур, — спокойно ответила Сабина.

— Ты должна немедленно отправляться домой, слышишь? Немедленно! — почти заорал Артур. — Я не потерплю, чтобы ты сидела здесь с этим типом — он и в Итоне был никудышным малышом, никудышный и сейчас. Оставь его и ступай за мной.

— Но, Артур… А где твоя мать? — спросила Сабина.

— Она уехала в казино. И велела передать тебе, что и ты можешь присоединиться к ней, если хочешь. Но я увожу тебя домой. Болтаться здесь — это не к лицу приличной девушке.

— Послушай, Зануда… — начал Шерри.

Сабина протянула руку и заставила его замолчать.

— Я сделаю так, как говорит Артур, — проговорила она. — Пойдем, Артур. Пойдем.

Сабина попрощалась с великим князем, взяла свою накидку и сошла вместе с Артуром вниз по ступеням к карете, которая уже поджидала их. Она уселась на обитое подушками сиденье, и, когда Артур уселся рядом, лакей положил плед ей на колени. Дверцу захлопнули, и лошади тронулись.

Тогда, к удивлению Сабины, Артур обнял ее и грубо прижал к себе.

— Я не потерплю, чтобы ты флиртовала с этим типом, с Шерингемом, слышишь? Ты принадлежишь мне — ясно? Ты принадлежишь мне!

Он наклонился и прижался своими губами к ее губам. Она была так удивлена его поступком и так не подготовлена к внезапному поцелую, что мгновение не оказывала никакого сопротивления, а только дрожала .всем телом. Он прижал ее к себе еще крепче, и, когда Сабина почувствовала, что сейчас задохнется, она попыталась вырваться. Но тщетно!

— Ты — моя, — хрипло повторял он вновь и вновь, жадно, с почти животной жестокостью целуя ее, пока она наконец не закричала от боли. — Ты — моя, и я не потерплю никаких вольностей!

Он прижал ее к себе еще крепче. Наконец ей с трудом удалось отвернуться от него, так что ему пришлось поцеловать ее в щеку. Сообразив, в чем дело, он протянул руку, насильно повернул ее подбородок к себе и снова впился в ее губы.

— Нет, Артур… прошу тебя, Артур… ты делаешь мне больно.

Теперь Сабина была уже не на шутку напугана, но он не обращал на это никакого внимания.

— Ты принадлежишь мне, — повторял он и приник к ее рту, да так грубо, что на ее губах выступила кровь. — Мне следовало бы побить тебя за твое поведение сегодня вечером, — хрипло сказал он. — Однажды я так и сделаю.

— Артур… отпусти меня.

Сабина попыталась оттолкнуть его от себя, ее платье затрещало по швам, и его руки, крепкие и грубые, легли ей на плечи. И снова его губы завладели ее ртом, лишив ее воли, оставив беспомощной и дрожащей под бурным натиском.

С чувством чрезвычайного облегчения она заметила, что лошади подъехали к вилле и остановились.

— Я зайду, — объявил Артур, все еще не отпуская ее.

— Нет, Артур!

— Я хочу поговорить с тобой, — сказал он, и его глаза почернели от страсти.

Тогда-то Сабина и почувствовала, что больше не может этого терпеть. Лакей распахнул дверь.

— Ты не можешь зайти, Артур! — воскликнула она. Я устала… я хочу лечь.

Она знала, что ее голос уже срывался на крик, но по чему-то сейчас это было не важно. Ничто не было важно, лишь бы освободиться от него.

— Я настаиваю, — услышала она его голос.

— Нет… нет… я устала.

Она вывернулась так ловко, что застала его врасплох Выскочив из кареты и оторвав оборку платья, которая зацепилась за дверцу, она опрометью бросилась вверх по ступеням на виллу и влетела в парадный вход.

— Я ложусь в постель… Бейтс! — едва дыша, крикнула она дворецкому, который ждал в холле. — Я устала и никого не хочу видеть. Вы поняли? Не беспокойте меня, кто бы… ни хотел меня видеть.

Бейтс посмотрел мимо нее туда, где Артур медленно. с трудом вылезал из кареты.

— Понимаю, мисс, — сказал он. — Никто не побеспокоит вас.

Сабина уже прошла половину лестницы наверх, когда он произнес последние слова. Она распахнула дверь своей спальни, заперла ее за собой на замок и, прислонившись к ней спиной, прислушалась к тому, что происходило внизу. Она слышала голоса — Артура, хриплый и злой, и Бейтса, низкий и полный чувства собственного достоинства. Она не слышала, что они говорили, но после долгой тишины раздался звук отъезжающей кареты и закрываемой парадной двери. Наступила тишина.

Сабина отошла от двери и упала на стул рядом с туалетным столиком. Она поднесла руки к лицу — ее пальцы были ледяные и тряслись. Несколько секунд она сидела не шевелясь, спрятав лицо, пока наконец не подняла голову и не взглянула на свое отражение в зеркале. Ее глаза были широко открыты, а лицо мертвенно бледно. В свете свечей она могла видеть порванное кружево, которое свисало с ее лифа, и красные следы на плече и чуть выше локтя, там, где ее сжимали пальцы Артура.


Она прикоснулась к своему рту в синяках и, взяв платок, вытерла рот и щеку, желая стереть его поцелуи. Она все еще чувствовала жестокое давление на своих губах. Он был пьян — и все же этому не могло быть оправдания. В поцелуях, которыми он осыпал ее, не было любви, только желание властвовать, только похоть, которую она заметила в нем, даже если по невинности не понимала всего до конца.

Теперь ей стало ясно: она ненавидит Артура. Тупо смотрела она на свое отражение в зеркале несколько секунд, потом встала, подбежала к потайному ящику в столе у кровати и открыла его. В самом дальнем его углу был спрятан шелковый платок, который дал ей цыганский король прошлой ночью. Она прижала его к щеке, поцеловала его и вмиг почувствовала себя успокоенной мягкостью его шелка.

— Я не могу выйти за Артура замуж… не могу.

Она произнесла эти слова вслух и услышала дрожь и страх в своем голосе. Она снова взглянула на платок.

Настал момент, когда она должна решить, по какому пути ей идти! Импульсивно, словно боясь своего собственного решения, она взяла свечу со стола.

Теперь она больше не колебалась. Отодвинув занавески, она вышла на балкон. Мгновение Сабина стояла, держа свечу высоко над головой, потом поставила ее, привязала платок за край перил и стала пристально вглядываться в темноту. Было очень тихо. Никакого движения в саду, и ей стало интересно, действительно ли за ней следили, замечен ли ее сигнал, или это был всего-навсего лишь сон.

Она подождала. Ничего не произошло, и спустя некоторое время она вновь вернулась в свою комнату и поставила свечу на стол. Теперь она чувствовала, что стены, которые еще так недавно казались ей защитой, душили ее. Она была напугана, но спокойно ждала своей участи. Словно стояла на краю высокой скалы и видела, как внизу бурлит и пенится вода, маня ее в свою пучину.

Сабина взяла кружевную шаль из шкафа и, набросив ее на плечи, снова вышла на балкон и спустилась по лестнице в сад. Если он придет к ней, он придет тропинкой мимо фонтана и пагоды, и она намеревалась подождать его там, только не в доме.

Она понимала, что должно пройти какое-то время, прежде чем он придет, и она вновь почувствовала себя вне реальности, как и весь этот день. Она могла только ждать! Ждать и считать минуты! У ее ног нежно журчал фонтан, а листья пальмовых деревьев чуть слышно шептались, покачиваясь от ночного бриза.

Ее руки болели, и она знала, что завтра на них появятся синяки. Но еще больше ее пугало то, что происходило у нее внутри. Это были ужас и ненависть к Артуру, такая сильная, какую она еще никогда ни к кому не испытывала в жизни. На мгновение даже ее семья показалась ей как бы нереальной. Все выбилось из фокуса, кроме страха перед одним мужчиной и желанием быть с другим.

Медленно, очень медленно тянулось время, пока наконец вдалеке она не услышала стук лошадиных копыт. Он смолк, и через минуту она увидела его — он шел к ней через залитый лунным светом сад.

И тут все ее затаенные чувства, вся боль, весь страх, вызванный там, что произошло с ней, вся ее нерешительность и душевные колебания, облегчение и внезапно нахлынувшая радость, которую она испытала при виде его, слились воедино, и она шагнула ему навстречу. Там, с ним хотела она быть!

Она бросилась по тропинке, вытянув руки ему навстречу, — шаль, которой она накрыла плечи, развевалась позади. Она не думала ни о чем, кроме того, что он был здесь. Он обнял ее, и она доверчиво прижалась к нему, зная, что теперь она была в безопасности, была защищена, как никогда раньше.

— Ты пришел… ты пришел, — шептала она. — О, обними меня… обними меня покрепче… только не отпускай меня.

— В чем дело, дорогая? — спросил он. — Что так огорчило тебя? Что произошло?

— Обними меня крепче! — умоляла она. Находиться в его объятиях — это было такое счастье.

Она и не представляла себе, что кто-то может быть настолько сильным, настолько нежным и так необходимым.

— Я… боялась, — прошептала она. — Боялась, что никто не наблюдал, как ты обещал… что они не скажут тебе, что ты… мне нужен.

— Я здесь, — ответил он, пытаясь ее утешить. — Я приехал так быстро, как только смог.

— И ты больше не уйдешь? — спросила она. — Ты не оставишь меня?