В палате лордов лорд Брум постоянно нападал на лорда Мельбурна и его правительство, делая гнусные намеки обо мне и моей симпатии к премьер-министру. Эти мерзкие лицемеры настаивали на своей верности королевской власти, нападая в то же время на королеву. Дело о дамах королевской опочивальни тоже не забывалось. Ситуация оставалась напряженной. Герцог Веллингтон посетил меня по делу сэра Джона Конроя.

— Я долго старался положить конец этому, мэм, — сказал он. — Я придерживаюсь мнения, что лучше всего было бы удалить его из страны, и я прилагаю все усилия, чтобы прийти с ним к соглашению.

Это было такое облегчение. Я чувствовала, что, как только я избавлюсь от этого человека, все мои неприятности закончатся.

— Нам придется выдавать ему пенсию в 3000 фунтов в год и предложить ему пэрство. Лорд Мельбурн примет к этому меры, и его сделают пэром Ирландии.

— Если он станет пэром Ирландии, он сможет бывать при дворе. Я не желаю видеть его при своем дворе. Я никогда не забуду то зло, которое он мне причинил.

— Разумеется, мэм, — сказал герцог. — Но похоже на то, что пэрство ему придется долго ждать, а когда этот момент наступит, в стране может быть другой премьер-министр, который не сочтет себя обязанным соглашаться на условия, согласованные с его предшественником.

Мысль о том, что может быть другой премьер-министр, кроме лорда Мельбурна, была еще ужаснее для меня, чем пэрство Конроя.

Однако герцог убедил меня согласиться на эти условия. Если бы это произошло раньше, мы, возможно, избежали бы всех осложнений с леди Флорой. Я уверена, что не было бы столько разговоров о моих придворных дамах, если бы сэр Джон Конрой не подогревал эти слухи. Итак, я согласилась, и мы с лордом Мельбурном отпраздновали отбытие сэра Джона.

— Хотя я и не уверен, что он оставит нас в покое, — сказал лорд Мельбурн, — приятно убрать его от двора.

Но несмотря на то, что его устранили, последствия его гнусных дел оставались. Леди Флора бродила по дворцу как привидение. Она появлялась и на людях. Находились такие, кто поощрял ее в этом, и где она ни появлялась, ее приветствовали.

Лорд Мельбурн продолжал туманно выражаться, что нам нужно подождать. Верил ли он, что она действительно родит в положенное время, или просто хотел меня успокоить, я не знаю. Если бы только она родила! Это имело бы огромное значение! Общественное мнение сразу бы изменилось, и мы, кого превратили в злодеев, предстали бы оклеветанными.

Вскоре произошел один неприятный инцидент в Эскоте, который я никогда не забуду. Это было так унизительно. По обычаю, я проехала по скаковому кругу с лордом Мельбурном и отчетливо услышала свист, а затем и эти ужасные слова. Я ушам своим не поверила: «Миссис Мельбурн!»

Этот намек наполнил меня ужасом. Как можно было говорить такие чудовищные вещи? Как будто мои отношения с премьер-министром не были самыми благопристойными и достойными уважения!

Лорд Мельбурн остался невозмутим. Он всегда говорил, что не стоит придавать значения оскорблениям. Они были как погода, все забывали о дожде, когда снова выглядывало солнце.

Но я этого забыть не могла. Я узнала впоследствии, что это были герцогиня Монтроуз и леди Сара Ингестри, придворные дамы — я даже не могу назвать их так — моей матери и активно поддерживающие ее неприязнь ко мне.

Но это явилось показателем того, как обстояли дела. Семена, посеянные Конроем, начинали приносить плоды, и продолжающаяся болезнь Флоры Гастингс не способствовала улучшению ситуации. Однажды я заметила, что давно не вижу ее.

— Возможно, — сказал лорд Мельбурн многозначительно, — пришло время, когда она нуждается в уединении.

Я действительно поверила, что вот-вот услышу, что Флора Гастингс родила. Вероятно, было дурно с моей стороны желать этого, но от этого так много зависело.

Каждый раз, когда мы беседовали с лордом Мельбурном, имя леди Флоры так или иначе упоминалось в нашем разговоре. Я послала к ней — вопреки моей воле — выразить сочувствие ее недомоганию и просить ее посетить меня. Она поблагодарила меня за заботу, но сказала, что, к сожалению, слишком нездорова, чтобы воспользоваться моим приглашением.

Выхода не было. Мне пришлось пойти к ней. И я отправилась, неохотно и даже с отвращением. Увидев ее, я была потрясена. Она лежала на кушетке и явно была не в силах подняться, чтобы приветствовать меня. Я никогда не видела живого человека таким худым. Она походила на скелет. И в то же время живот ее был настолько вздут, что я подумала, что она и вправду беременна. Я участливо спросила ее, как она себя чувствует. Она ответила, что неплохо.

… — Я очень благодарна вашему величеству за вашу доброту, и я рада, что вы так хорошо выглядите, — добавила она.

— Когда вам будет лучше, мы увидимся и… поговорим. Она слабо улыбнулась и покачала головой.

— Я больше никогда не увижу ваше величество, — сказала она.

По моему телу пробежала дрожь, потому что она и впрямь походила на умирающую. Я ушла от нее в большой тревоге.

Через два дня принесли записку от мамы. Она советовала мне отложить ужин, который я давала в тот вечер, поскольку леди Флоре стало хуже, и мама находила неприличным, чтобы я принимала гостей, когда леди Флора была так больна.

Я вспомнила случай в Кенсингтонском дворце, когда умирала дочь дяди Уильяма и мама не отменила ужина. Ее тогда осудили. Я не должна давать повода критиковать себя и поэтому отменила ужин, решив, что моим единственным гостем будет лорд Мельбурн. Он был серьезнее обычного. Он был таким со времени истории с моими придворными дамами. Я поняла, что, хотя только благодаря этому он вернулся к власти, это было только временно, если, разумеется, его партия не победит на выборах. Я не была настолько наивна, чтобы думать, что это будет легко, хотя и очень этого желала. Мы были серьезны в тот вечер, и даже лорд Мельбурн отказался от мысли, что леди Флора родит и это оправдает нас и вернет мне мою популярность. Утром следующего дня леди Флора умерла.

Ничего не могло быть ужаснее. Мертвая леди Флора причинила нам больше волнений, чем живая.

Казалось, что вся страна погрузилась в траур. Состоялось вскрытие в присутствии пяти докторов, и результат был сокрушителен… для меня. У Флоры была опухоль печени, которая давила на брюшину и увеличивала объем живота.

За дело взялись газеты. Лорд Гастингс постоянно снабжал их информацией. Повсюду говорили о мученичестве Флоры и бессердечии королевы. Флора умерла не от опухоли в печени, но от разбитого сердца, объявила одна газета. На улицах продавались памфлеты: «Убийство в Букингемском дворце», «Обращение леди Флоры Гастингс из могилы к ее величеству королеве». «Морнинг пост» открыто критиковала мое поведение, и лорд Брум продолжал громить меня в палате лордов. Даже лорд Мельбурн был подавлен, но он пытался хоть как-то подбодрить меня.

— Не обращайте внимания, — говорил он. — Вспомните, как вел себя народ по отношению к вашим предкам. Ваш дедушка, ваши дяди… никому из них не удалось избежать нападок.

— Но народ любил меня!

— Народ изменчив. Все это пройдет. Вас снова полюбят.

— Мне кажется, они никогда не забудут.

— Толпа изменчива. Они сегодня ненавидят, а завтра любят.

— Я не должна была позволять себе слушать о ней сплетни.

— Королева должна заботиться о морали своего двора.

— Да, но никакого ребенка не было. Она была девственница. Ее болезнь оказалась смертельной, а мы осуждали Флору. Я никогда не забуду, как она лежала на кушетке, когда я пришла к ней. Она уже тогда знала, что умирает. Леди Флора сказала: «Я никогда больше не увижу ваше величество». Наверное, я никогда не успокоюсь.

— Ваше величество очень молоды. Уверяю вас, скоро все забудется. Все пройдет. А пока… жаль, что она умерла во дворце. Возникла неловкая ситуация — предстоят похороны…

— Ее должны увезти, чтобы похоронить в Шотландии в фамильном замке.

— Жаль, что она умерла не там. Это избавило бы нас от многого беспокойства.

— Мне придется поехать на похороны. Несколько мгновений лорд Мельбурн молчал. Потом сказал:

— Я думаю, это было бы неблагоразумно.

— Но что скажут, если меня не будет? — Меня беспокоит, что они скажут и… сделают, если вы там будете.

— Вы думаете, они могут повредить мне?

— Нет ничего необычного в том, что люди иногда выражают свое недовольство монархами. Я закрыла лицо руками.

— Смотрите на это как на жизненный опыт, — утешил меня лорд Мельбурн.

— Вы не думаете, что если бы я не слушала сплетни… если бы я была на ее стороне…

— Тогда не было бы никаких претензий. Вы бы были на стороне ангелов.

— Как бы мне этого хотелось!

— Я думаю, — сказал он, — что вы должны послать свой экипаж. Но ни под каким видом не ехать сами. Я этого не позволю.

Я хотела возразить, но в его голосе была такая твердость и — да, даже страх. Дело оказывалось серьезнее, чем я думала.

— Они везут ее тело в замок Лудон на барже, и, к несчастью, кортеж отправляется из дворца. По всему маршруту следования будут выставлены полицейские. Они собираются отправиться в шесть утра, я распоряжусь, чтобы они отбыли двумя часами раньше. И все равно соберется толпа. Я уверен, что некоторые будут ждать всю ночь, чтобы увидеть кортеж.

Как он заботлив, подумала я, и как я счастлива, что он со мной. И тут же ко мне вернулась ужасная мысль: надолго ли?

Это был тяжелый день, когда Флора отправилась в последний путь домой. На улицах собрались толпы, чтобы увидеть, как гроб будут переносить на баржу. Меня глубоко оскорбило, когда кто-то бросил камень в мой экипаж. Лорд Мельбурн пытался меня утешить:

— Этот камень ничего не значит. Они не против вас. Народ всегда считает, что в том, что случается, виноваты только высшие сферы. Мне кажется, надо перестать обо всем этом говорить — ее больше нет, и все. А через год люди станут спрашивать: «А кто такая Флора Гастингс?» Хотелось бы мне ему верить.