— К пыли привыкнешь, — утешает мужской голос.

Я складываю платок и протягиваю ему.

— Нет, нет, оставь себе, — смеется он.

Ему лет восемнадцать. Его темные итальянские глаза как будто видят меня насквозь. Я смотрю на его длинный и прямой барийский нос, и мне вспоминаются фотографии папиных друзей из Италии.

— Мисс Кастеллука? — Эльмира Клементс улыбается, но при этом губы у нее плотно сжаты. Ее круглое лицо, маленький рот и крошечный нос выдают в ней валлийку. На вид ей лет двадцать пять. — Ты должна быть в закройном цеху, — говорит она.

— Можно я поменяюсь со своей сестрой Еленой?

— Мы распределяем назначения по жребию. Тебе повезло — достался закройный. Ты точно хочешь поменяться? Никто не хочет работать в гладильном.

— Да, я уже решила.

Я пытаюсь выдавить из себя улыбку. По мне так: что закройный, что гладильный — все это одинаково ужасно, раз я не могу ходить в школу. И поэтому мне все равно, даже если достанется самая тяжелая работа. Я иду за мисс Клементс. В гладильном цехе оглядываю своих коллег — только мужчины.

Один из них протягивает мне фартук:

— Возьми.

Я завязываю веревочки.

— Я Фредерико, — представляется он. Этот человек гораздо старше меня, и мне неловко называть его по имени.

— Мистер Фредерико?..

— Фредерико Альбанес. Но «мистеры» тут ни к чему, мы все здесь равны.

Он улыбается.

— Если мы вместе работаем, это еще не значит, что можно забыть о вежливости, мистер Альбанес.

Продолжая улыбаться, он отводит меня на мое рабочее место. В огромном ящике лежат тюки с готовыми блузками. Я развязываю один из тюков и надеваю блузку на манекен. Мистер Альбанес дает мне трубку, из которой идет горячий пар. Показывает, как надо гладить, чтобы не прожечь ткань и чтобы блузка не отсырела. Если держать трубку под нужным углом, ткань разглаживается. Но трубку держать неудобно. Как только я беру ее в руку, пар тут же обжигает мне запястье.

— Осторожнее. Постепенно наловчишься.

Мистер Альбанес смотрит, как я разглаживаю следующую блузку.

— Быстрее, — говорит он.

Вскоре я вхожу в ритм. Постепенно привыкаю к трубке и начинаю работать быстрее. Раздается гудок — обеденный перерыв. Гул машин стихает, рабочие расходятся, побросав свои дела. Я хочу покончить с глажкой блузки.

— Не надо, — советует мистер Альбанес, — всегда пользуйся временем для отдыха.

«Как странно, — думаю я, выходя вместе с другими рабочими, — в школе занятия в сверхурочное время только поощрялись. Значит, на фабрике не так: надо делать только то, что положено, и ничего лишнего».

Я беру свою корзинку с обедом и выхожу на поле позади фабрики. Поддеревом вижу Четти и Елену.

— У нас пятнадцать минут, — сообщает мне Четти.

— Мне так неудобно, что ты оказалась в гладильном. — Елена смотрит на меня.

— Правда, закройный тоже не сахар, — замечает Четти.

— Что у тебя с рукой? — Елена разглядывает мой ожог.

— Трубка с паром капризничала. — Я пожимаю плечами. Ни за что не буду жаловаться! Надеюсь, что моя первая зарплата станет неплохим утешением. — А как там в закройном?

— Пыльно. Я все время чихаю, — жалуется Елена, откусывая сандвич.

И тут я вспоминаю о том вежливом молодом человеке.

— Один рабочий отдал мне свой платок.

— Что за рабочий? Как он выглядит?

Я оглядываю людей на поле, но его среди них не вижу.

— Его тут нет. У него черные волосы.

Четти развеселилась:

— Как и у всех итальянцев в Розето!

— Ладно. У него важный вид и ямочка на подбородке.

— Франко! — со смехом догадывается Четти. — Франко Цоллерано! Он механик. И очень умный.

— Ага. На фабрике вообще работают очень умные люди, — ядовито замечаю я.

— Молчала бы! Мы-то тоже тут работаем.

— Я не нас имела в виду.

— Поработав на фабрике неделю, я могу дать тебе совет: лучше измени свое мнение о рабочих. Тут все бок о бок, и твое отношение сразу станет заметно. Так что, если не хочешь потерять работу, подумай хорошенько.

Четти ни разу меня ни в чем не упрекала. И я понимаю, что она права. Нет ничего хуже снобизма.

Раздается гудок, и рабочие возвращаются на свои места.

В четыре часа мы все выстраиваемся в очередь, чтобы отметить рабочий день. У меня все тело ломит.

— Ты молодец, — говорит мистер Альбанес.

— Старалась, — пытаюсь улыбнуться я.

— Скоро будешь делать в два раза больше.

Я хотела развернуться и сказать ему, что это невозможно. Я работала так быстро, что не успевала считать, сколько блузок выгладила. Как можно работать еще быстрее!


Каждую неделю Ассунта получает письмо от Алессандро. Состояние его отца оказалось гораздо хуже, чем он предполагал.

— Он должен быть со мной, — настаивает Ассунта. Она сделала рождественский венок из омелы и воткнула в него свечи.

Я пытаюсь утешить ее:

— Не успеешь и оглянуться, как он вернется.

Алессандро сейчас очень нужен Ассунте. Мы с Еленой теперь все время ночуем у нее.

— Ты уже думала, как назовешь малыша?

— Селестина — если девочка, и Алессандро — если мальчик.

— Мама будет рада, если девочку назовут в ее честь.

— Мне хотелось бы мальчика. И чтобы был похож на отца, — говорит Ассунта, поглаживая живот.


Декабрь выдался снежный. Работа в гладильном цеху, невыносимая летом, зимой оказалась даже приятной. Скоро Рождество, и мы с Еленой ждем не дождемся, когда мама, папа, Рома и Диана приедут в город к Ассунте. Мы все вместе пойдем в церковь, а потом состоится праздничный завтрак с бискотти из кондитерской «Марчелла».

— Нелла, вставай! — кричит Елена.

Неужели уже пора на работу?

— Вставай! Ассунта рожает!

Я подскакиваю на кровати.

— Но ребенок ведь должен был родиться только через месяц.

— Ей плохо, и воды отошли. Идем.

Я встаю с постели и надеваю свои рабочие штаны.

— Я пойду за миссис Аванцато, — говорю я Елене, хватая пальто.

— Только быстрее.

Елена бросается по коридору в комнату Ассунты. Я сбегаю по лестнице и мчусь по Дьюи-стрит, сворачиваю на Честнат-стрит и стучу в дверь. Миссис Аванцато, старушка лет семидесяти, набрасывает пальто прямо поверх ночной рубашки и спешит за мной.

— Раньше срока. Нехорошо. Нехорошо, — приговаривает она.

Мы влетаем в дом Ассунты.

— Елена! Я привела миссис Аванцато!

Я забираю у старушки пальто и веду ее наверх в комнату Ассунты. Ассунта мечется в кровати. Елена приготовила постель, как учила мама, свернула чистую простыню и подложила под сестру. Миссис Аванцато подходит к кровати, утешает Ассунту, уговаривает перевернуться на спину.

— Может, сходить за мамой? — шепчет Елена.

— Некогда уже, — отвечает миссис Аванцато.

Ассунта стонет, вцепляется в акушерку и притягивает ее к себе.

Акушерка кладет руки ей на живот.

— Ассунта, пора тужиться, — говорит миссис Аванцато.

— Не могу, — стонет Ассунта. У нее по щекам катятся слезы.

— Можешь. Тужься! — ласково, но настойчиво приказывает миссис Аванцато.

Ассунта тужится, и вскоре появляется голова ребенка. Миссис Аванцато вытаскивает его. Всюду кровь. Я достаю еще простыни и подтыкаю под сестру. Ассунта теряет сознание.

— Девочка! — кричит Елена.

Ребенок начинает плакать. Мы глядим друг на друга и улыбаемся. Мы рады, что с ребенком все в порядке. Я подхожу к Ассунте, вытираю ей лоб. Она не двигается. Ее грудь едва вздымается от слабого дыхания.

— Что-то не так, — говорю я и беру Ассунту за руку. Я пожимаю ей руку, она не отвечает. — Миссис Аванцато!

Она отталкивает меня и трогает Ассунту.

— Беги за доктором! Скорее! Доктор Латини!

Я выбегаю из дома второй раз за ночь. У меня за спиной слышится плач моей племянницы. Я бегу по Гарибальди-авеню к дому доктора Латини. Дверь открывает его жена. Доктор Латини хватает свой чемоданчик и бежит за мной на Дьюи-стрит. Мы входим в комнату Ассунты и видим миссис Аванцато. Она смотрит на нас и печально качает головой. Доктор Латини подходит к Ассунте, щупает пульс. Я стою у него за плечом, мне страшно оттого, что Ассунта не двигается. Доктор поднимает ей веки — зрачки неподвижны.

— Она умерла, — тихо говорит он.

Елена с младенцем на руках дрожит от ужаса. Миссис Аванцато забирает у нее нашу племянницу.

Я кидаюсь на доктора Латини:

— Что значит — она умерла?

— Успокойся, — тихо говорит он и обнимает меня.

— Но отчего? — рыдаю я.

— От потери крови. Мне очень жаль.

— Но почему… почему?.. — Я не могу прийти в себя.

— Ничего нельзя было сделать.

Мы с Еленой смотрим друг на друга, потом на племянницу, не в силах поверить в то, что нашей сестры больше нет.

Доктор Латини достает из шкафа чистую простыню и укрывает мою сестру. Затем выводит нас из комнаты. Мы идем вместе с миссис Аванцато и ребенком в детскую.

— Надо ее накормить. Сбегайте за Кармеллой Менеколой. У нее есть молоко, — говорит она нам.

И снова я выхожу на улицу, только теперь уже светает. В холодном утреннем свете нахожу Джуэл-стрит. Кармелла готовит завтрак мужу.

— Моя сестра… умерла… при родах… Ассунта… — Я задыхаюсь от бега и плача.

— Тихо-тихо, сейчас пойдем.

Кармелла берет пальто. Мы бежим на Дьюи-стрит. У дома сталкиваемся с Джоном Фиори из похоронного бюро и его помощником. Они пришли забрать Ассунту.

Я сажусь на землю, не в силах осознать то, что произошло. Елена выходит и поднимает меня.