1924–1927

Глава первая

Сегодня мисс Стоддард придет для разговора с моими родителями. Она прислала письмо, где сообщила, что хочет обсудить вопрос дальнейшего обучения Неллы Кастеллуки. Письмо было очень официальное: напечатано на машинке, на нем стояли дата — 1 октября 1924 года — и подпись, а на самом верху красовалась золотая печать: «Департамент образования, штат Пенсильвания». Ничего подобного по почте к нам никогда не приходило — наши итальянские родственники шлют обычные, написанные от руки письма. Письмо и конверт от мисс Стоддард мама хранит в шкатулке с важными бумагами.

Надеюсь, родители согласятся отправить меня в школу в Розето. В нашей школе в Делаболе можно закончить только семь классов, и я уже два года отсидела в седьмом, чтобы только не бросать учебу. Сегодня мисс Стоддард скажет моим родителям, что меня надо отправить в город.

В нашей семье пятеро детей — все девочки, я третья, и меня никогда ни в чем не выделяли. С тех пор как пришло письмо, я совсем перестала спать. Если только родители позволят мне учиться в городе, у меня изменится вся жизнь. Мои старшие сестры — Ассунта и Елена — окончили по семь классов и остались на ферме. Работы здесь всегда много, поэтому не было и речи об их дальнейшем образовании.

Я стою, прислонившись к старому вязу у ворот, и смотрю вверх: лучи вечернего солнца играют в листве и золотым дождем падают на землю. Наш дом на холме, выкрашенный в светло-серый цвет, кажется похожим на тучку, которая зачем-то спустилась на землю.

Даже ручеек, бегущий у моих ног, выглядит волшебным: камешки под водой похожи на серебряные доллары. Как жаль, что это не настоящие монетки! Я бы собрала их и принесла маме, чтобы она купила себе все, что захочет. У нее была бы красивая посуда, мягкие ковры, сверкающие кольца — она этого заслуживает! Но всего этого у нас нет. Единственное украшение, какое есть у мамы, — это медальон, подаренный папой в день свадьбы. Папа смеется, когда я рассказываю ему о своих мечтах, но мне кажется, ему тоже жаль, что он не может подарить маме все эти красивые вещи.

— Нелла! — кричит мама с крыльца. — Иди сюда!

Она машет мне и возвращается в дом.

Я аккуратно кладу закладку в книгу — это «Джейн Эйр», которую читаю уже в третий раз, — и бегу к дому. Наш дом никогда не будет таким красивым, как городские дома с их уютными садиками.

Розето находится всего в четырех километрах от нас, но для меня он как будто на краю света. Когда трамваи не ходят, мы отправляемся туда пешком.

Папа знает, что мне нравится ездить в город, хотя бы для того, чтобы просто посмотреть на дома. Розето расположен на холме, и здания стоят очень близко друг к другу, чуть не стена к стене. Когда смотришь вдоль главной улицы, Гарибальди-авеню, и видишь сменяющие друг друга фасады, одни — красные, кирпичные, другие — обшитые белыми досками, третьи — сложенные из серого плитняка, то кажется, что она застроена пряничными домиками.

Перед каждым домом разбит палисадник. Сине-зеленый камень окаймляет дорожки к парадным дверям. В Розето все кажется сказочным: от длинных ветвей фиговых деревьев до виноградников, усыпанных белыми цветами весной и увешанных ароматными гроздьями летом. И даже история о том, как появился Розето, похожа на сказку.

Папа помнит то время, когда на месте Розето был лагерь итальянских эмигрантов, которые приехали работать в каменоломнях. Это были апулейцы, и они не смогли найти работу ни в Нью-Йорке, ни в Нью-Джерси из-за того, что тамошние итальянцы не понимали их диалект. Один из папиных друзей увидел в газете объявление: в Пенсильвании требуются шахтеры. Они сели на поезд и поехали в Бангор, находившийся в ста сорока километрах от Нью-Йорка. Сначала и тут не хотели нанимать итальянцев, но потом, когда хозяева поняли, как хорошо те работают, то заявили, что готовы взять еще. Тогда эти итальянцы позвали своих друзей, те прибыли с семьями, и образовалось итальянское поселение. Они назвали его Розето в честь своего родного города. В переводе с итальянского это значит «холм, покрытый розами». Папа говорит, что, когда здесь начали строить дома, их расположили точно так же, как в Италии. Так что те, кто были соседями в Розето-Вальфорторе, стали соседями и в новом Розето.

Наш папа родился в крестьянской семье, поэтому как только он заработал в шахте достаточно денег, то арендовал землю и построил ферму. Он и сейчас иногда подрабатывает в каменоломне, но в основном мы живем на доход от фермы. У нас три коровы, десять кур и двенадцать свиней.

— Мама все так замечательно прибрала, — говорит мне Елена, подметая крыльцо.

Ей шестнадцать — она на два года старше меня. Елена помогает на ферме и присматривает за двумя младшими девочками. Она худенькая и симпатичная, со светлой кожей и темно-карими глазами.

— Спасибо, что подметаешь, — говорю я.

— Я хочу, чтобы мисс Стоддард увидела, как у нас хорошо и чисто, — с улыбкой поясняет она.

Нет приятнее запахов на ферме, чем ароматы крепкого свежесваренного кофе и только что испеченного маминого бисквита.

— Ну, как я выгляжу? — спрашивает мама и медленно поворачивается.

Она надела свое праздничное платье: темно-синее, креповое, с черными пуговками. Ее темно-каштановые волосы заплетены в косу, туго скрученную на затылке.

— Просто красавица!

Мама смеется:

— Нелла, вечно ты обманываешь, лишь бы сделать мне приятное. Ну да ничего. Ты добрая девочка.

Мама берет длинный нож и, придерживая бисквит сверху, разрезает его так, чтобы получилось два коржа. Затем достает ложкой из банки малиновое варенье, намазывает его ровным слоем на один корж и тут же прикрывает другим. Потом посыпает торт сахарной пудрой.

— Как думаешь, понравится твоей учительнице? — спрашивает мама, выкладывая торт на самое красивое блюдо в доме.

— Конечно! Он у тебя лучше, чем в магазине!

Я уверена: мама знает, что я снова говорю неправду. Мамин торт, конечно, вкусный, но как бы мне хотелось, чтобы мы могли подать на стол пирожные из кондитерской «Марчелла». Папа покупает там эклеры на наши дни рождения — это традиция семьи Кастеллука.

— Что, пришла твоя учительница? — раздается папин бас. Он входит в дом, и дверь за ним хлопает.

— Нет еще. — Я рада, что мисс Стоддард не пришла и не слышит, как по-фермерски орет мой отец.

Папа проходит на кухню, обхватывает маму сзади и целует. Он высокого роста, волосы у него черные, только на висках пробивается седина. Усы широкие, тоже черные, аккуратно подстриженные. А кожа, и без того смуглая, стала совсем темной от постоянной работы на солнце.

— Отстань. Некогда сейчас дурачиться, — говорит мама, убирая папины руки со своей талии.

В кухню вбегают Рома и Диана. Елена хватает их и тащит к раковине мыть руки.

— А я помогала папе кормить лошадь, — объявляет Рома.

Ей восемь. Пухленькая и добродушная, она похожа на круглую булочку из кондитерской.

— Вот умница, — хвалит ее мама. — А ты, Диана, что делала?

— Смотрела. — Диана пожимает плечами.

Она худенькая и шустрая, но помогать не любит, так что от ее ловкости пользы никакой нет. Диана любит мечтать. Она у нас самая красивая — у нее длинные каштановые волосы с золотистым отливом, а глаза голубые. У Дианы с Ромой всего год разницы, они самые младшие, и для нас они как близняшки.

— Все просто прекрасно! — Я обнимаю маму.

— Столько шуму. Подумаешь, мисс Стоддард придет!

Это Ассунта, самая старшая. Длинная и бледная, черные волосы, уголки глаз опущены. Между бровями у нее складка, оттого что она все время думает, к чему бы придраться.

— А мне нравится мисс Стоддард, — тихо говорит Елена.

— Тоже мне важная птица! — бросает Ассунта.

Ей только что исполнилось девятнадцать, и она помолвлена с молодым человеком из Италии, из маминого родного города. О браке договорились давным-давно. Ассунта и этот молодой человек, Алессандро Паджано, писали друг другу с детских лет. Мы видели его фотографию, и нам всем не терпится посмотреть на него вживую. Он красивый и вроде бы высокий, хотя по фотографии наверняка не скажешь. Мы с Еленой считаем: это очень хорошо, что ее уже сговорили, — из здешних на ней бы никто никогда не женился.

— Да я в жизни не видела учительницы лучше, чем мисс Стоддард, — говорю я.

— Конечно, ведь ты только ее одну и видела.

Она права. Я ходила только в нашу школу в Делаболе. Весь год я помогала мисс Стоддард учить малышей читать, а когда начались каникулы, мы с ней занимались по программе восьмого класса.

Облокотившись на стол, Ассунта рассматривает торт. Мама отвернулась к раковине, папа пошел в кладовую. Ассунта решила воспользоваться моментом и указательным пальцем потянулась к торту.

— Не надо! — Я отдергиваю от нее блюдо.

— Думаешь удивить свою мисс Стоддард бисквитом с вареньем? — прищурившись, спрашивает она. — Вот дурочка!

То ли оттого, что я испугалась за торт, то ли просто от злости, накопившейся за четырнадцать лет, я отвешиваю ей подзатыльник. Ассунта бьет меня в ответ и вонзает ногти мне в руку.

Мама растаскивает нас. Вечно Ассунта мне все портит, но сегодня я ей этого не позволю.

— Что происходит? — спрашивает мама, удерживая меня за руку.

— Она хотела испортить торт.

Елена, которая терпеть не может, когда люди ссорятся, опустила голову и заплакала. Рома и Диана переглянулись и выбежали из кухни.

— Пожалуй, я скажу твоей учительнице, чтобы она шла домой, — говорит папа.

Ассунта за его спиной самодовольно улыбается. Она сообщила папе, что я первая начала, поэтому меня и следует наказать.

— Папа, папа, не надо! Не говори ей, — прошу я, уже жалея, что попалась. Ассунта явно дразнила меня, и теперь вся моя жизнь пойдет прахом из-за этой несдержанности. — Прости меня, Ассунта.