— Итак… — начала Альенора, — осада длилась дольше твоей, но они держались, и греки, обложившие город, устали и потеряли терпение. Но вот однажды у кого-то появилась прекрасная идея: он предложил построить большого деревянного коня и…

— Вы не соблюдаете уговор, — прервала ее Кейт сердито. — Пытаетесь меня надуть. Мне не по душе, как вы рассказываете историю. Мне нравится, когда она звучит вот так, — старуха простучала пальцами ритм услышанной ранее песни.

— Ну что ж, тогда тебе следует подождать до завтра. Я еще не подобрала и не расставила в нужном порядке наиболее нужные слова.

— Подожду. Но чтобы расплатиться за еду, которую я стянула для вас, вы повторите в должной манере балладу о Роланде, о боевом роге и о человеке, который должен был прийти ему на помощь и не пришел. «Протруби в рог, и я явлюсь, даже если небо обрушится на землю, — сказал он, — протруби, и я приду, хоть на край света, где дьяволы устраивают свой шабаш. Протруби, и я приду, — сказал он». Мне эта песня очень нравится.

— Я сочинила ее два месяца назад, — ответила Альенора. — Боюсь, что не смогу вспомнить.

— Но я помню, я помню все слова, но не мелодию. Никогда не запоминала музыки. Вы начинайте, как положено, а когда запнетесь, я вам подскажу.

Во время исполнения Альенора намеренно останавливалась четыре или пять раз, будто ища забытое слово, и Кейт неизменно выручала. Изумленная и взволнованная Альенора поняла, что эта старая, простая и неграмотная женщина обладает великолепным, но неиспользованным дарованием — удерживать в памяти целиком и в неискаженном виде все, что поражало ее воображение. Какое открытие!

Альенору постоянно раздражало, что с течением времени новая песня почти всегда вытесняла из ее головы предшествовавшую. Песни, которые она узнала в юности, казалось, навечно врезались в память, однако те, которые она сложила недавно, скоро забывались. Альенора часто думала, что когда она вновь станет свободной и будет иметь в своем распоряжении менестрелей, то с удовольствием научит их некоторым песням, которые сочинила сама. Но если она эти песни забудет, то они навсегда исчезнут: записать их Альенора не могла из-за отсутствия бумаги. «Я использую талант Кейт, — подумала Альенора радостно. — Стану хранить свои песни в ее памяти».

В последующие дни Альенора весьма осторожно, ибо старуха не сделалась пока чересчур дружелюбной, испытывала способности Кейт. У них, как у всякого дарования, были свои пределы. Кейт, например, не запоминала песни о любви, колыбельные, а также любые строки, в которых упоминались цветы, леса или погода.

— Я не обращаю на них внимание, — отвечала она обыкновенно, когда Альенора задавала ей соответствующие вопросы.

Зато Кейт проявляла повышенный интерес к эпическим поэмам, волнующим описаниям героических подвигов, предательства, кровопролитных сражений и сцен смерти. Вместе с тем у нее могли быть провалы в памяти в тех местах, где речь шла о вещах, касающихся женщин.

— Когда дело доходит до благородных дам, мои пальцы перестают стучать, — пояснила Кейт позднее, когда между ними установились своего рода дружеские отношения, — а если мои пальцы останавливаются, то слова проскальзывают мимо меня незамеченными.

Тем не менее, с учетом указанных границ, дарование Кейт было действительно уникальным, и Альенора использовала его в полной мере, соблюдая особую осмотрительность, чтобы старуха не догадалась, что ее память служит каким-то целям. В последнее время старые песни повторялись и новые исполнялись лишь в качестве награды за достойное поведение. Обычно Альенора говорила:

— Сегодня я не стану тебе петь. Ты дерзила мне утром в присутствии караульного!

Или:

— Кейт, я неоднократно просила тебя не харкать, когда я ем суп. Если ты еще раз позволишь себе такое, то никогда не узнаешь, что случилось в ту ночь в замке Бьюрегард!

Постепенно, хотя и с некоторым сопротивлением со стороны Кейт, у них наладились новые отношения. Это подтвердило одно событие, произошедшее в конце осени.

Кейт редко долго засиживалась в комнате Альеноры. Она обычно приносила воду для мытья (где она сама мылась и мылась ли вообще, Альенора не знала), растапливала зимой камин, шаркая ногами, уходила, чтобы вернуться, когда ей вздумается, с завтраком. Потом она исчезала до обеда, после которого немного спала. Затем отправлялась в главный зал посплетничать, посидеть у. настоящего огня и раздобыть что-нибудь пожевать, а в положенное время вновь появлялась в комнате Альеноры со свечой, чтобы присутствовать на очередном концерте.

Но однажды она вошла, прихрамывая, за целый час до обеда и, заложив свою неизменную жвачку за щеку, сказала:

— Внизу бродячий торговец, назвался Албериком. Бывал здесь раньше, давно. Говорит, когда-то продавал вам различную мелочь. Теперь ему нельзя к вам, так заявил старина Ник. Но если вы хотите видеть его… Ну что ж, старина Ник на охоте, и я могла бы устроить.

— Я с большим удовольствием встретилась бы с Албериком. Однако если только это не причинит тебе неприятностей. Как быть с караульным у дверей в коридоре?

— Он меня не выдаст, кроме того, я оказываю солдатам разные мелкие услуги: стираю, штопаю и все такое. Итак, желаете, чтобы я привела его?

— Сперва предупреди его, что у меня нет денег — совсем нет.

— Я ему сразу сказала, но он ответил, что это не имеет значения.

Алберик торопливо вошел в комнату. Он ничуть не изменился и выглядел таким же, каким она видела его в последний раз год тому назад. Бросив мешок на пол, Алберик опустился на колени и голосом, дрожащим от волнения, заявил:

— Миледи, я уж боялся, что мне не позволят встретиться с вами. О, как печально все сложилось!

— Рада видеть тебя, — сказала Альенора, почти так же растроганная, как маленький бродячий торговец. — Есть ли у вас новости для меня?

Поднявшись, Алберик повернулся к Кейт:

— Возьми, бабуся, себе, что душе желательно. Здесь изюм, чернослив и немного сахару. Бери что хочешь.

С этими словами он положил мешок с товаром в коридор, сразу за распахнутой настежь дверью. Кейт, присев на корточки рядом с мешком, начала развязывать ремни.

— А теперь новости, — сказала Альенора.

Алберик быстро сообщал самое существенное. Герцог Ричард опять вышел из повиновения и напал на крепости отца в Анжу, а король Франции помогает ему. Генрих II отправился в Жизор к большому вязу — традиционному месту встречи французских и английских королей, где они обычно вели переговоры, пытаясь урегулировать спорные вопросы. Но встреча не принесла успеха: герцог и король Франции только посмеялись и удалились вместе. Генрих II очень рассердился, и война возобновилась.

Алберик выложил все это, почти не переводя дыхания. Ну, и теперь, по его словам, во всех тавернах только и разговору о новом крестовом походе. Давнишние враги — язычники снова бесчинствуют: убивают христиан, жгут дома, и архиепископ Иерусалимский обратился к королю Англии с просьбой возглавить крестовый поход. Сперва, мол, Генрих II отказался, но потом передумал и ухватился за эту идею, потому что надеется таким путем прекратить ссору и остановить войну у порога своего дома. По-видимому, он рассчитывает, что вмешается римский папа и призовет герцогов и королей на время похода прекратить всякую борьбу и жить в мире. И вероятно, в этой болтовне что-то есть, так как резко увеличились налоги. То были новости, достойные внимания. Нет-нет, никаких свадеб или чего-то подобного. Принц Иоанн пока еще не женился на леди Глостер, и ходят упорные слухи, что, помимо прочего, король Франции еще и потому имеет зуб против английского короля, что тот постоянно откладывает брак французской принцессы Алис с герцогом Ричардом. А теперь, прежде чем он уйдет, быть может, миледи что-то пожелает из его товара. Ему известно относительно денег, но это его не беспокоит: тот, кто живет дольше, видит больше, тот, кто смеется последним, смеется лучше!

— Если его милость отправится в крестовый поход, все может случиться. В Англии немало людей, которые склонны считать, что с вами поступили несправедливо. Посадить человека в тюрьму без суда и правомерного разбирательства — это хуже, чем во времена короля Стефана.

Альенора отметила, что Алберик не сказал «без вины»; на крыльях популярной и очень мелодичной песни романтическая история королевы Альеноры и красавицы Розамунды распространилась по всей Англии, и большинство людей видело в ней, по меньшей мере, отравительницу. Но они тем не менее были склонны, как истинные англичане, стать на сторону того, с кем, по их мнению, обошлись несправедливо, даже если он и виновен.

— У тебя есть что-нибудь в мешке, на чем я могла бы писать?

— Увы, нет, миледи. Но я смогу достать в городе и завтра постараться тайно передать вам. Вон та старуха пронесет, если ее должным образом попросить; она не такая плохая. Когда я летом приходил сюда, то она показалась мне тупоумной, вела себя по-идиотски, когда пытался умаслить ее, но сегодня она в полном порядке, по-настоящему обрадовалась возможности натянуть правилам нос.

— Тогда постарайся, мой добрый друг, и я во веки веков буду тебе благодарна, а если у меня появится хоть малейший шанс отплатить…

— Не надо об этом. Рад быть вам полезным, — заверил Алберик и быстро исчез.

Что касается Кейт, то он оказался прав. Когда она на следующий день принесла обед, у нее под платком был спрятан аккуратный сверток.

— Тот бродячий торговец попросил меня передать вам вот это и сказал, что если вы хотите отправить куда-нибудь письмо, то он некоторое время будет болтаться внизу, поблизости. Ах да… и что у него есть друг, который бывает в Бордо.

— А ты, Кейт, передашь ему письмо, если я напишу? Тайно, я имею в виду.

— Можно попробовать.

Альенора немедленно села писать Ричарду и, снимая крышку с чернильницы, слегка улыбнулась. Если бы Генрих только мог видеть, для каких целей она использует его чернила! На этот раз она писала откровеннее, чем прежде, Когда старалась избегать вопросов, которые могли бы усилить вражду между отцом и сыном. После поездки в Виндзор ее ненависть к Генриху усилилась, а мысль о том, что он, возможно, отправится в крестовый поход, увидит Восток во всем его великолепии, покроет себя славой, в то время как она должна заживо гнить в заточении, ожесточила ее еще больше. И потому она писала сыну, с кем связывала все надежды на свободу: «Как только он уйдет в поход, приходи освободить меня».