– Я еще увижу вас, отец?

– Да. Ты еще увидишь меня. Ведь ты мой сын, не так ли?

– Да.

Ричард выбежал из комнаты. До меня из коридора доносился его ликующий голос, когда я подошла, чтобы расправить постельное покрывало с вышитыми на нем страусиными перьями, которым сейчас было накрыто изможденное болезнью тело Неда; сердце мое обливалось слезами, когда он, готовясь к концу, делал распоряжения в пользу Ричарда, так ничего и не понявшего. Но я улыбнулась и нежно коснулась щеки Неда, стараясь немного разрядить напряженную атмосферу.

– А что дадите вы мне, мой дорогой господин?

Я видела, как он собрал все свои силы, чтобы сесть в кровати вертикально, опираясь на груду подушек. После таких усилий он уже едва мог говорить.

– Я оставляю тебе свою любовь. Она всегда принадлежала тебе. Не забывай об этом, даже когда вновь выйдешь замуж.

– Я больше никогда не выйду замуж. Потому что ни один другой мужчина не может заменить тебя. Ты – моя душа. – Я говорила совершенно искренне, и каждое слово было чистой правдой. – Но ты должен оставить мне и что-то материальное, осязаемое. Если ты этого не сделаешь, природа может решить, что ты презираешь меня и вообще никогда по-настоящему не хотел на мне жениться, раз на пороге смерти не дал мне ничего на память о нашей супружеской жизни.

Он был на грани, едва не теряя сознание, но все же держался.

– Тогда я отдам гобелены, которые тебе так нравились. Те, на которых орлы и грифоны с их острыми когтями и пылающими глазами.

Мои собственные глаза уже почти ничего не видели. Никакие подарки не могли сравниться с той потерей, которую мне предстояло понести, и Нед, словно почувствовав захлестнувшее меня горе, встрепенулся:

– Моя дражайшая возлюбленная, моя горячо любимая подруга. Я отдаю тебе своего сына. Я оставляю его тебе, чтобы ты растила его и воспитывала таким, каким должен быть настоящий король. Чего же больше может муж отдать своей жене?

Щеки мои были уже мокрыми от слез, которых он не видел.

– Вы не могли сделать мне лучшего подарка, милорд. Я буду гордиться им и свято беречь.


У меня были кое-какие собственные проблемы, решение которых день ото дня становилось все более безотлагательным. Когда мы уезжали в Вестминстер, вместе со мной в путь отправился небольшой дорожный сундучок, который сопровождал меня повсюду. Я редко теряла его из виду и никогда не теряла в своих мыслях.

Когда Нед уснул и меня больше не мог видеть никто, кроме вышитых на гобеленах орлов и грифонов, ставших уже моей собственностью, я присела подле своего небольшого сундучка. Вы думаете, там были драгоценные камни в золотой оправе, которые я хранила, чтобы обеспечить свое процветание? Многие, наверное, именно так и подумали бы, зная мою приверженность к внешним эффектам. Открыв замок ключом, висевшим у меня на поясе, я подняла сводчатую крышку и аккуратно откинула ее назад. Пламя свечей загадочно мерцало в драгоценных камнях перстней у меня на пальцах. Здесь, в этом резном сундуке, лежал источник всех моих ночных кошмаров и моих надежд. И это были вовсе не драгоценности, а документы, листы пергамента, переложенные благоуханным сандаловым деревом.

Я подняла верхний из них; мне не нужно было его разворачивать, я и так знала, что в нем. Это было письмо Неда, единственное письмо, которое он мне написал, и было это после битвы под Нахерой, перед тем как он вернулся и зажег во мне такую великую любовь. Но искала я другое и поэтому аккуратно отложила его в сторону. Взяв все остальное, я обеими руками прижала это к своей груди, как будто стараясь таким образом укрепить свою решимость, а потом осторожно положила все обратно, в место их хранения.

Зачем мне необходимо было это сделать? Ведь мне не нужно было изучать содержание этих бумаг. Старые, аккуратно сложенные документы были знакомы мне не хуже содержимого моей знаменитой шкатулки с ювелирными украшениями и столь же бережно хранимы. Я точно знала, что найду в этой пухлой пачке. Я знала каждую печать, каждую подпись, знала их последовательность. С душевным трепетом я живо вспоминала все взлеты и падения своих чувств, когда я получала эти свидетельства. Сколько в них счастья! Сколько отчаяния! Тут, в этом маленьком сундучке, лежала карта всей моей жизни, однако, если в этом начнут копаться чьи-то пронырливые умы и нечистоплотные руки, на кону будет стоять уже не только моя собственная жизнь.

Прикоснувшись к потертой ленте и восковой печати со сколами на верхнем документе, я почувствовала, как мой страх превращается в полноводную реку, в которой я захлебываюсь. Все мои выборы, все мои решения, которые я делала в прошлом, вновь грозили мне последствиями, кружа над головой и слетаясь, как стая стервятников. Ни об одном из них я не жалела, однако мрачная тень, которую они отбрасывали, таила в себе опасность. Моя репутация в значительной степени была восстановлена, но в определенных кругах до сих пор оставалась предметом сплетен и грязных намеков. Жизнь закалила меня в полной мере, и мои плечи были достаточно крепки, чтобы вынести любые инсинуации, но как быть с Ричардом? Я передавала сыну ужасное наследие. Ричард станет великим королем, но только в том случае, если ему позволят унаследовать трон после смерти его деда, а потом дадут возможность подрасти, окрепнуть и набрать силу, необходимую для управления страной.

Могли ли быть в этом какие-то сомнения? С моей точки зрения – нет, но наверняка найдутся и такие, кто начнет искать любую зацепку. Найдутся люди, которые не захотят, чтобы корона досталась десятилетнему ребенку. Они начнут искать человека подходящего возраста, имеющего вес в обществе и репутацию лидера, который сможет повести за собой армию. Мой же сын, будучи безоговорочным наследником короля Эдуарда как единственный отпрыск его сына, был полностью лишен этих качеств, и в королевстве имелись те, кто, выступив против него, мог найти понимание и поддержку. Не об этом ли предостерегали меня пророчества? Я ничего из этого не забыла.

На трон могли претендовать многие. Сейчас их лица проходили передо мной чередой, и у каждого были свои веские аргументы, которые нужно было учитывать.

Кое-кто мог предложить Джона Ланкастера, как старшего из оставшихся сыновей короля Эдуарда, за которым следовал бы сын Джона, Генрих. Но это не все. Была еще одна претендентка, Филиппа, дочь и наследница Лайонела Кларенса, покойного брата Неда. Поскольку Лайонел был старше Ланкастера, его потомки имели преимущество. У Филиппы, которая была замужем за Эдмундом Мортимером, графом Марчским, была многообещающая семья. И это тревожило меня. Если наследование по женской линии посчитают приемлемым, то на трон короля будет претендовать взрослый мужчина Мортимер в противовес мальчику, рождение которого отчасти было запятнано старыми домыслами вокруг его матери.

Запятнано. В этом и заключалась проблема.

И все потому, что я преднамеренно и эгоистично дала в руки этим амбициозным претендентам на трон идеальное оружие против нас. А помимо этого были еще и пророчества, которые до сих пор шепотом пересказывались за нашими запертыми дверьми.

В комнату тихо постучали, и это прервало ход моих мыслей. Я быстро закрыла крышку своего маленького сундука, пряча его содержимое от посторонних любопытных глаз.

– Войдите.

Сердце мое тревожно заколотилось – это могли быть плохие новости от Неда.

Но это был всего лишь раскрасневшийся Ричард; расшитая золотой нитью аппликация на его голубой тунике поблескивала тускло, припорошенная тонким слоем пыли. Он только что вернулся с верховой прогулки, куда ездил со своим гувернером.

– Я пришел, чтобы сказать вам, маман…

Я повернула ключ в замке, пряча свои сокровища, и этот щелчок отвлек его от того, что он собирался сказать; подбежав ко мне, сын опустился на колени перед маленьким ящичком. Сняв шляпу и бросив ее на пол, он погладил рукой поверхность моего сундука, потом наклонился пониже, чтобы лучше рассмотреть инкрустацию из золота и слоновой кости, и попытался открыть крышку.

– Посмотрите-ка, тут изображен олень с цепью на шее. И золотой короной на голове. – Он осторожно провел пальцами по рисунку.

– Все верно, – сказала я, приглаживая ладонью его взъерошенные волосы. – Это моя личная вещица. Но однажды ты тоже будешь ею пользоваться.

– А что там внутри? У вас есть ключ от него?

– Есть.

– Можно мне заглянуть?

Я подумала и решила, что это ни к чему. Не стоит посвящать его в мои собственные тревоги.

– Когда ты вырастешь, – сказала я, – я отдам тебе этот сундучок и он будет только твоим. Его содержимое представляет огромную ценность. И ты должен будешь бережно хранить его.

– Но я хочу посмотреть прямо сейчас! – воскликнул Ричард, но, когда я отрицательно покачала головой, добавил: – А когда он станет моим, смогу?

– Ну конечно. Его содержимое очень важно в первую очередь для тебя. И ты поймешь это, когда станешь постарше.

– Я пойму это сейчас.

Я узнавала в нем властность отца, эти упрямо сжатые челюсти, когда он сразу не получал того, что хотел; однако уговорить себя я не дала.

– Нет, пока что нет. – Встав, я подняла сына на ноги и отряхнула пыль с небесно-голубого дамаска его туники. – Но у меня есть для тебя подарок. Пойдем, посмотришь.

Я прекрасно понимала, что Ричарда необходимо будет четко направлять, когда он станет королем. И больше уже не могла рассчитывать, что направлять его будет Нед.

Глядя, как Ричард листает страницы книги, которую я ему подарила, я привлекла всю ясность своего сознания, чтобы начать составлять план. Мне был необходим союзник. Тайный заговорщик. Человек, способный на такие же расчетливые политические маневры, как и я. Ему понадобится твердая управляющая рука – моя рука, разумеется; уж я об этом позабочусь. Но потом я вдруг подумала о смерти, которая может нанести свой удар быстро и неожиданно, как с Томасом, или стать долгой и мучительной, как в случае с Недом. Я могла тоже умереть, умереть, например, завтра. Как мне обеспечить безопасность Ричарда? Женщина, да еще в одиночестве, в принципе не могла решить вопрос, касающийся слабости позиций моего сына. Как сможет этот мальчик, этот ребенок удержать доставшуюся ему власть, если станет королем через месяц или через год? Я не смогу постоянно водить его за руку, но и совершенно не обязательно должна буду безоглядно доверять людям, которых, без сомнения, назначит королевский совет для наставления юного короля, потому что на их лицах я наверняка смогу прочитать их личные честолюбивые замыслы. Если я не позабочусь об этом заранее, меня просто отодвинут в сторону, как женщину, которой нет места в мире мужчин. Меня аккуратно вытолкают, чтобы я спокойно доживала свои дни, – как вдова, достойная всех королевских почестей и признания, но не имеющая никакого влияния на жизнь, развитие и продвижение вперед моего сына.