– Постой спокойно на месте, – попросила я, – если не хочешь появиться перед королем в таком виде, будто тебя тащили в Вестминстер по всем сточным канавам города.

– Я-то постою спокойно, если ты сможешь немного поторопиться!

Когда все было закончено, Нед снова выглядел как принц.

Так он и встретился со своим отцом.

В последний раз они виделись друг с другом восемь лет назад, и многие из этих лет разлуки были пропитаны желчью. Король не удержался от критики по поводу методов управления Неда в Аквитании. Даже более того, он отменил подымный налог, вызвавший такое негодование в народе, чем привел Неда в бешенство. И все же теперь тесная привязанность между отцом и сыном сияла не хуже обещанного нам золотого сервиза, когда они стояли в зале для аудиенций Савойского дворца, лондонской резиденции Джона Ланкастера, где сейчас временно остановились и мы.

Король Англии. И принц Аквитании.

А между ними стоял будущий наследник трона, маленькое дитя четырех лет от роду.

С ужасом, прятавшимся на моем лице за одобрительной улыбкой, я, не веря глазам, смотрела, как Нед в формальном приветствии вассала встал перед королем на колено. Мои надежды, вспыхнувшие было с обещанием нам золотой посуды, разбились вдребезги, как бьется обычная глиняная плошка, упавшая на расписные каменные плиты пола.

Господь поможет, чтобы ни король, ни принц в ближайшее время не умерли.

Ричард был слишком мал, чтобы стать королем. А регентство подразумевало множество самых разных проблем, не последней из которых было то, кому достанутся рычаги власти, пока Ричард не вырастет. Не подозревая о моих опасениях, отец с сыном оценивающе смотрели друг на друга, после чего Нед встал и обнял отца. Я же могла только стоять, мысленно поддерживая их обоих. Филиппа больше не была мне в этом помощницей. Но казалось, что дух ее парит надо мной, а скорбь ее упреждает мою собственную.

Потому что в этом роскошном зале уже таилась смерть, выглядывала из-за плеча и отца, и сына. Эдуард был болен, измучен заботами, лицо его стало морщинистым, глаза глубоко запали и потеряли свой прежний блеск – на нем сказывался преклонный возраст. А Нед едва смог самостоятельно зайти в зал. Я видела, как напряженно сжались его челюсти, когда он поднимался с колен на ноги, чтобы поцеловать отца в обе щеки. Видела, каких усилий ему стоило стоять прямо, расправив плечи, как и положено сыну перед отцом.

– Я возлагаю правление страной на твои плечи, сын мой. Для меня это стало уже слишком обременительно.

Даже голос Эдуарда изменился, утратил свои царственные нотки, стал невнятным и больше походил на слабый шепот. А рядом с ним, даже не пытаясь отойти на задний план, стояла мадам Алиса Перрерс, отступившая назад только тогда, когда разговор отца с сыном стал более тесным. Завидев меня, она без колебаний направилась в мою сторону. Я наблюдала за ней с интересом, раздражением и даже, наверное, с каким-то испуганным трепетом. Я отметила про себя горделивую осанку мадам Алисы, а также осознание ею своей власти, когда она присела передо мной в реверансе. Какой же властью она обладала на самом деле? Было ли ее достаточно, чтобы навредить мне? Навредить Неду? Я так не думала, но самоуспокоенность с моей стороны была бы большой ошибкой. Она больше не была просто прислужницей короля – она была его фавориткой, и это не вызывало сомнений.

– Вижу, вы делаете успехи, – заметила я, стараясь не показывать своей озабоченности.

– Да, миледи, вы правы. Король нуждается в помощи и дружеском общении. А я отвечаю его потребностям.

И снова, как и прежде, я не могла заметить отсутствия почтительности и уважения в ее речи, ее реверансе. Возраст коснулся ее внешности, но незначительно – может быть, просто придал выразительным чертам ее лица немного очарования зрелой женщины.

Я бросила взгляд в ту часть комнаты, где Эдуард усаживался в кресло, поддерживаемый под руку Недом.

– Что вы будете делать, мадам Перрерс, когда вас и ваших бастардов выгонят отсюда?

Ответ ее был флегматичен:

– Когда для меня больше не найдется места здесь, я со своими детьми с комфортом устроюсь где-нибудь еще. Средства для этого у меня есть. Ваш кузен, миледи, был весьма щедр.

– Это случится уже скоро, – сказала я, а когда она подняла на меня глаза, добавила: – Скоро наступит время, когда доступ ко двору будет для вас закрыт.

– Вероятно, все же не так скоро, как вы думаете. Я понимаю, что вы видите меня угрозой вашей власти при дворе, миледи, как принцессы Уэльской.

– А со временем – и королевы Англии.

Ее взгляд остановился на Неде.

– Если вы верите, что это действительно случится в будущем, я желаю вам удачи. Сама же я не побилась бы об заклад на эти рубины, что принц когда-то увидит этот день.

Я проследила за ее взглядом, чтобы понять, что такого неотвратимого она заметила в Неде. А потом посмотрела на рубины, которые красовались на ее руке, касавшейся корсета богато расшитого платья. Они принадлежали Филиппе. Господи, до чего же мы дошли, если любовница короля открыто носит драгоценности его покойной супруги! Во мне невольно вскипела ярость.

– Я озабочена вашей предстоящей потерей, миледи, – сказала мадам Перрерс; взгляд ее был чист и не без сочувствия.

Я ничего не могла на это ответить. Я думала сейчас только о глупой слабости короля Эдуарда, отдавшего этой женщине личные украшения жены.

– Вижу, вы уже набили золотом и драгоценными камнями не только свой кошелек, но и свои сундуки, – обличительным тоном произнесла я.

– И это далеко не все, что есть в моем кошельке и моих сундуках. – Гордыня, очень заметная сейчас, похоже, заставила ее впервые потерять бдительность. – Я купила земли и прекрасные имения. Почему бы и нет? Каждой женщине следует обеспечить свое будущее, тем более если оно неопределенное. У меня также имеются свои планы на это самое будущее, о которых вам ничего не известно. Уверяю вас, мои размышления по поводу ждущей меня впереди неопределенности были весьма плодотворными. – Она вдруг плотно сжала губы, как будто сказала лишнее. – Как я уже отмечала ранее, мы с вами, миледи, не так уж не схожи. И я советую вам поступить так же, как я.

И снова точность ее объяснения, словно стрела, выпущенная в цель рукой мастера, пронзила меня с такой болью, что я поклялась отомстить ей.

У меня также имеются свои планы на будущее, о которых вам ничего не известно.

Я поставила себе первоочередной задачей выяснить, чем мадам Перрерс занималась здесь в мое отсутствие, и, если найду что-то полезное для себя, то не премину без колебаний воспользоваться этим.


Впервые за всю свою наполненную привилегиями жизнь я ставила чьи-то желания превыше собственных. Я долго шла к этому. Концентрируясь на своих желаниях и на своем видении будущего, я слишком часто терпела неудачи, не углубляясь в истинное положение дел, что делало меня самой эгоистичной из женщин. Король Эдуард в своем стремлении укрепить верховную власть не вызывал во мне понимания и терпимости. А ведь ему было очень нелегко начинать в первые годы своего царствования, когда он, еще совсем мальчик, был полностью в руках графа Мортимера и своей лишенной материнских чувств матери. Конечно, он ценил друзей, тех, кто оставался с ним рядом. Конечно, он стремился награждать их и скорбел, когда они уходили из жизни. А я относилась к этому без всякого сочувствия.

Была еще и Филиппа, с ее болью, тревогами и изоляцией, когда Эдуард увлек себе в постель женщину из ее прислужниц. Почему ей было просто не прогнать эту женщину и тем самым разом покончить со всем этим делом? Но Филиппой овладела потребность сохранить достоинство, а также страх, что она уже потеряла его любовь. А она была для нее всем на свете. Неужели я тогда этого не знала?

Даже моя мать во всех ее стремлениях первым делом пыталась стереть все бесчестие и неясности. Прошлое своей холодной рукой заморозило ей сердце. И согревало ее только желание обеспечить детей, чтобы к ним перешла слава их отца и уважение к нему.

Теперь я и сама познала бремя горя и страхов. Первостепенную важность для меня имели нужды Неда. Ничто не должно омрачать безмятежность его сознания, если в моих силах помешать этому. Я облегчу ему путь. Отброшу в сторону все свои личные заботы. Я едва не плакала. Филиппа была бы очень удивлена произошедшими со мной переменами. Потому что я была готова даже на некоторое время позволить Алисе по-прежнему ублажать Эдуарда.


Позднее, намного позднее, когда у меня появились время и желание оглянуться назад, последующие за этими событиями годы стали представляться мне крошечными цветными картинками в моем молитвеннике. Очень яркими. Очень живыми. Насыщенными тонкими деталями и жизненной силой. И в центре каждой из них находился Нед. Мой Нед, который призвал все остававшиеся в нем силы, чтобы исполнить роль, возложенную на него отцом, ожидавшим, что его славный сын полностью справится с этим. Я все время находилась рядом с ним, подбадривала его, поддерживала, как только могла. Я бесконечно устала от слов, я была измождена постоянными муками, из-за которых буквально не видела белого света.

Некоторые из этих сохранившихся в моей памяти картинок были на удивление наполнены возобновившейся надеждой. Надеждой ложной, но все же дававшей место какому-то удовлетворению. Мы не могли постоянно печалиться все эти пять лет. И я осторожно выбирала из памяти милые сердцу живые картинки, словно драгоценные камни из своей шкатулки, чтобы внимательно рассмотреть их и порадоваться тому, чему тогда можно было радоваться.

Вот Нед председательствует в королевском совете на месте своего отца, и, обсуждая налоги и дела королевства, он в своем подходе уже гораздо более осмотрителен, чем был в Аквитании.

Нед, непринужденно держась в седле, едет на коне через восторженные толпы жителей Лондона, чтобы встретить вернувшегося в Англию брата Джона, преподнести дорогие подарки его молодой невесте, изгнаннице Констанце Кастильской, и отпраздновать с ним то, что однажды Джон станет королем Кастилии по праву своей жены.