Несмотря на бушевавшую во мне злость, объяснение мое было спокойным и взвешенным.

– Наши планы должны быть отменены, потому что я выяснила, что enceinte[29]. И я никуда не поеду до тех пор, пока не буду уверена, что мне не придется останавливаться у каждого куста и в каждой ложбине на нашем пути, чтобы меня там стошнило. Я остаюсь здесь, где у меня есть возможности скрыть свое унижение.

Хмурый вид его тут же испарился, лицо просветлело, и на нем отразилась безмерная радость.

– Это точно? Ты уверена?

Монеты полетели в сторону, он взял меня за руки и помог встать. Речь шла о его наследнике, и этого события мы оба очень ждали. Оно было важнее любых монет.

– Конечно, я уверена. Мой живот напоминает мне об этом каждое утро. Порой в полдень, а иногда и в разное время в течение дня.

– Но ведь это пройдет, верно? – Наконец-то на лице его появилась тень тревоги; он горячо поцеловал меня в губы, вероятно предвидя наступление опасных дней. – У тебя должен быть опыт в таких вещах.

– Нет, такого опыта у меня нет. С моими предыдущими детьми подобного недомогания я никогда не чувствовала.

Я вынашивала их легко. И гордилась этим. А сейчас я была подавлена.

– Бедная моя Джанет. Сможешь одолеть чашу вина?

– Надеюсь. Но не обессудь, если у меня не получится.

Мне не стало плохо от вина, но радовались мы сейчас все-таки сдержанно. Мы очень хотели этого ребенка и решили дождаться его рождения, прежде чем отпраздновать это событие по-настоящему. Детей часто теряли во время беременности или в первые дни их жизни: Нед знал это по своим братьям и сестрам, а я – по смерти моего сына Эдмунда.

– Когда это дитя родится, мы всю Аквитанию оросим золотом.


Атмосфера в огромном, с высокими сводчатыми потолками зале герцогского дворца в Пуатье была накалена до предела; это ошеломило меня. Она буквально пульсировала в обвешанных гобеленами стенах, а яростного столкновения противоположных мнений было достаточно, чтобы напрочь уничтожить самоуспокоенность Неда, равно как и мое удовольствие от того, что я вновь присоединилась к мужу. Такого я не ожидала.

Нед поспешно выехал в свою поездку, не желая сидеть сложа руки, но мое пребывание в Бордо без него оказалось недолгим. Самочувствие мое вскоре наладилось, и я была более чем готова присоединиться к нему. Нед послал за мной эскорт, чтобы доставить меня к нему, и его командир поспешил сообщить мне, причем с заметной гордостью за поступок своего господина, что, как и предсказывал Нед, гасконские лорды хоть и демонстрировали спесь, но все же, скрежеща зубами, склонили свои головы перед их новым высшим правителем. При этом было много притворных улыбок и пустых заверений в вечной преданности, но все это без признаков открытого неповиновения. Ни один из этих неискренних гасконских дворян не уклонился от церемонии принятия присяги на верность.

Тревога охватила меня сразу же, как только, зайдя во дворец в Пуатье, я услышала шум горячей перебранки. По какофонии повышенных голосов мне мгновенно стало понятно, что напряженность в громадном зале такая плотная, что хоть ножом режь.

Думаю, Нед даже не заметил меня, когда я остановилась, чтобы послушать звучавшие жалобы. Правильно ли, что гасконское духовенство заставляют давать присягу принцу Аквитании? Раньше они такого никогда не делали. Они слуги Господа, Папы и Царства Небесного, и за их земное служение с них не может спрашивать никто из людей. Потому что они не светские лорды.

– Я спрошу с вас, мои церковные лорды, – объявил им Нед, стоявший, когда я вошла, на возвышении, как и подобает принцу. Зычный голос его эхом отражался от стен – верный признак того, что он уже был раскален. – И я добьюсь вашего повиновения, господа, как ваш светский правитель.

– Но это противоречит местным обычаям, милорд, – взял на себя смелость бросить вызов новому принцу один из епископов.

– Тогда я поменяю ваши местные обычаи, милорд, – ответил Нед, на которого не произвели ни малейшего впечатления все регалии епископа и его темно-красное с золотом облачение. – Это мое право как принца Аквитании.

– Его Святейшество в Авиньоне не одобрит этого.

Ответ Неда был скорее воинственным, чем достойным правителя.

– Этот вопрос не касается Его Святейшества. Я проинформирую Его Святейшество в Авиньоне о своих намерениях. И вы, Ваше Преосвященство, покоритесь мне здесь, в Пуатье. Вы и когорта ваших почтенных священников встанете передо мной на колени и будете стоять так, пока я не позволю вам подняться.

Выглядел он при этом, конечно, просто великолепно, но я сомневаюсь, что духовники были в настроении восхищаться им в этот момент. Драгоценные камни на его руках и груди стоили больше, чем налоги всех гасконских лордов за целый год. Надменное величие Неда увенчивало его не хуже, чем золотая корона. В этой его первой дискуссии с духовенством ему просто нельзя было перечить. И я вдруг поняла, что впервые вижу Неда в роли подлинного верховного правителя.

Священники мялись в нерешительности.

– Мне что, ждать, пока Его Святейшество лично не появится здесь, чтобы дать вам свое позволение? На колени, сэры!

Светские лорды встали на колени; лорды церковные продолжали упрямо стоять на своих праведных и самоуверенных ногах.

О чем я думала, когда стояла в отдалении и ждала, чем все это закончится? О том, что мой кузен король Эдуард никогда бы не поступил так. Он был бы тверд, да, он требовал бы повиновения, однако он использовал бы при этом более мягкие слова. Я также знала, что он наверняка пригласил бы присутствовать и жен светских лордов, чтобы разрядить атмосферу в этом строгом зале. Он пригласил бы духовников сесть и поговорил бы с ними о его видении будущего Гаскони, пряча свой железный кулак в роскошной бархатной перчатке.

А у Неда бархатных перчаток не было. И его железный кулак с грохотом обрушился о подлокотник трона, с которого он только что встал.

Я вдруг поняла, что и Томас тоже не повел бы себя так деспотично. Томас поговорил бы с ними как мужчина с мужчиной, как солдат с солдатом, как дворянин с дворянином – я это видела, наблюдая за ним в Нормандии.

Он не стал бы обрушивать на их головы свой холодный гнев. И не стал бы грозить им держать их на коленях, пока он сам не почувствует покорность в их склоненных позах.

Теперь уже все гасконские лорды, светские и церковные, пусть неохотно, но все же преклонили перед ним колени. Только сейчас Нед заметил меня, но радости на его лице не было, а только остатки раздражения, как будто я помешала ему, прервав его аудиенцию. Взгляд у него был такой, что я сама собой присела в реверансе, и это несколько смягчило выражение его лица, прогнав с него злость. Он сошел со своего возвышения, чтобы взять меня за руку.

– Добро пожаловать, миледи.

– Для меня честь быть приглашенной сюда.

– Нам нужно поговорить.

Я окинула взглядом коленопреклоненную толпу.

– Возможно, вы сначала захотите попрощаться со своими подданными, – предложила я.

– Конечно. – Нед отпустил всех взмахом руки.

– Вижу, ты берешь дела в свои руки.

– Они и так слишком долго наслаждались своей независимостью.

– Не будь с ними очень суров. – Видя явное неудовольствие на лицах лордов, которые, покидая зал, кланялись мне, я еще отчетливее осознала, что лучшей политикой в отношениях с этими гордыми людьми будет терпимость. А на их лицах сейчас читалась лишь ненависть.

– Чем скорее они примут мои правила, тем лучше для них. – Наконец с лица его исчезли последние следы досады и раздражения, и теперь уже он был по-настоящему рад видеть меня. – Позволь мне проводить тебя в твои покои. Я обставил их мебелью, а на стены повесил гобелены, которые, я знаю, тебе понравятся. Ты выглядишь поправившейся.

– Так оно и есть, – ответила я, но потом посчитала нужным добавить: – Не будь таким нетерпеливым. Они долгие годы были под властью французов, которые для них все равно ближе, чем правитель, прибывший издалека.

– Тогда им придется выучить новые правила жизни.

Я тихонько вздохнула. Непросто будет подтолкнуть Неда на путь снисходительности и терпимости, но затем все мои тревоги отодвинула на задний план радость возвращения к нему. Я сама была поражена тем, как отреагировала, когда снова увидела его после нескольких недель разлуки. Сильная тяга к нему наполняла мое сердце счастьем.

Наша встреча обернулась физическим наслаждением, и это занимало принца весь остаток дня, позволив его обузданным подданным немного расслабиться и передохнуть. По крайней мере, я спасла колени духовников от слишком долгого знакомства с твердым каменным полом дворца.


– Что ты будешь делать здесь, в Аквитании? – наконец спросила я; было любопытно узнать его ви́дение.

Мы были женаты очень недолго, а теперь нам предстояло вместе жить и работать. Я рассчитывала, что мы будем держать наш двор из приближенных в Аквитании, или в Бордо, или в Ангулеме, и обставлено это будет в духе принца. Мы будем вести странствующую жизнь, установим хорошее правление в стране после многих лет беспорядков. Нед упрочит свою репутацию, а я буду находиться рядом с ним как самый его надежный советчик. Он привыкнет получать удовольствие от всех нюансов и тонкостей верховного правления, как в свое время наслаждался азартом кровопролитных стычек на поле битвы. Он научится управлять людьми и привлекать их на свою сторону справедливым судом и великодушным покровительством. Это будут славные времена. Как мы могли не достигнуть всего этого, если должны будем потом, согласно естественному ходу событий, вернуться на родину, чтобы принять на себя власть над Англией? Эти годы в Аквитании давали возможность Неду начать все с чистого листа, гордо вписав в него свое имя и свой стиль правления, пока репутация его, как государственного деятеля, не засияет столь же ярко, как боевая слава героя битвы при Креси.

– Я построю свое королевство, – заявил Нед.