Джон только пожал плечами, словно любовница его отца была чем-то малозначительным. Иногда я ловила себя на том, что мне трудно верить герцогу Ланкастеру.

Перед нами открывалось новое начинание, нам предстояло править целой провинцией. Нед воздал должное отцу за это новое, доставшееся нам княжество, которое, согласно Договору в Бретиньи, было полностью автономным. Мы стали принцем и принцессой Аквитании, правителями Аквитании, Гаскони и Гиени, и все за символическую плату в одну унцию золота в качестве дани моему кузену королю Эдуарду. Наша власть была верховной, без каких-либо ограничений со стороны Англии или Франции. Это было как раз то, чего хотел Нед. И что требовалось нам.

– На следующей неделе хочу сделать выезд в Ангулем, – рассказывал мне Нед, перекладывая одной рукой документы и параллельно попивая эль из прекрасного золотого кубка с геометрическим рисунком из драгоценных камней, который он держал в другой. – Я соберу там двор и возьму с гасконских лордов вассальную присягу их феодалу, чтобы привязать их к себе, а затем…

Прихлебывая эль из точно такого же кубка – их подарил нам на прощание Джон Ланкастер, – я не чувствовала в связи с его планом никакого энтузиазма. Как новоиспеченная принцесса Аквитании, я должна была бы испытывать возбуждение в ожидании возможности увидеть нашу власть, которая так шла Неду, в действии, а вместо этого я погрузилась в темные пучины тревоги и дурных предчувствий.

– Мы устроим им всплеск, демонстрацию нашего богатства и покровительства, – пояснил Нед. – Это заставит всех мятежников, которые до сих пор лояльны королю Франции, подчиниться.

Нед пребывал в приподнятом настроении, тогда как я могла думать только о том, что наш дом здесь гудел от пересудов. Как точно так же гудел двор короля перед нашим отъездом. Я воспринимала это с неприязнью, но что я могла сделать? Шли разговоры, что принц был послан в Аквитанию его отцом, королем, в наказание за наш брак, который был мезальянсом, нарушившим планы короля в отношении своего сына на блестящую партию с иностранной принцессой. Нас с принцем заслали в Аквитанию, чтобы удалить меня от двора, чтобы сплетни обо мне улеглись и мы могли начать новую жизнь подальше от глаз соотечественников. Мы были помехой ему. Я была ему помехой. Я была для него неправильной невесткой, и король, принимая меня на публике, в душе все равно никогда не простит за это своего сына. Потому-то и не было никаких торжеств в связи с нашей свадьбой. И король, продолжая выражать свое недовольство, просто выслал нас в одну из самых удаленных провинций.

Прочь с королевских глаз, прочь из мыслей. Прочь из Англии.

Так писали в своих хрониках летописцы, и каждое их слово неизменно сочилось ядом.

– Ты слышишь, что о нас говорят? – перебила я Неда.

Нед отмел эту проблему горделивым, достойным восхищения движением, подняв подбородок.

– Да что они все знают? Никто не слышал, о чем мы говорили с моим отцом с глазу на глаз. То, что я буду править этой провинцией, обсуждалось задолго до того, как мы шокировали всех своим брачным союзом.

– Трудно сохранять оптимизм, – заметила я, – если при твоем появлении все разговоры сразу умолкают.

– Тогда просто не слушай их. Игнорируй. В этой болтовне нет ни слова правды. Мне было суждено стать принцем Аквитании, еще когда ты была замужем за Холландом.

Это я и сама знала, но мне все равно было трудно подняться над темными, плещущими волнами инсинуациями. И если когда-то мне удавалось с ними справляться, то в это утро я буквально тонула под их тяжестью. Я отодвинула кубок с элем и тарелку с прекрасным белым хлебом в сторону.

Нисколько не смутившийся Нед, который расхаживал от окна и обратно, продолжал рассуждать, сконцентрировав все свое внимание исключительно на Аквитании.

– Таков мой план, если только какая-нибудь вспышка несогласия не помешает нашему королевскому турне по нашим владениям. А потом мы просто изменим маршрут, и я применю силу, чтобы надавить на них.

Я схватилась за край стола, за которым мы сидели, восхищаясь тем, как сияло его лицо. Он наслаждался каждым моментом такой жизни, несмотря на огорчения, связанные с бунтующими лордами и неопределенной ситуацией во Франции. Ведь король Джон, самый благородный человек, какого только можно себе представить, человек, который был освобожден из английского плена после первого платежа в счет погашения выкупа за него, согласно долгу чести вернулся обратно в плен, когда его пораженная распрями страна не смогла собрать остальную часть выкупа. Французы до сих пор официально не отказались от своих претензий на Аквитанию, хотя мы уже некоторое время находились в Бордо в качестве правителей де-факто. Неда это не смущало. Это ведь наша провинция, не так ли? Тем временем оказалось, что я просто не могу смотреть на блюдо с какой-то глазурованной птицей, которую он теперь жевал в перерывах между объяснениями своих планов. А может быть, это был кролик, которого гасконцы, похоже, необычайно любили – в отличие от меня. Нужно будет поговорить об этом с нашим поваром.

– Думаю, если ты прикажешь своим женщинам начинать паковать твои сундуки, мы сможем провести объезд провинции еще до Рождества: начнем с Пуатье и Перигё, затем Сент и, наверное, еще Ажен. Если, конечно, не решим вернуться сюда, в Бордо. Я возьму присягу у гасконской знати, и у них будет возможность преклонить голову перед тобой. А потом, после Рождества…

Я встала.

– Джанет?

– Прости, я на минутку. Нужно кое-что сделать…

Он удивленно поднял брови:

– Тебе самой нет надобности начинать все прямо сейчас. У тебя для этого есть твои женщины.

Я отвернулась от стола и размеренным шагом направилась к выходу, подгоняемая твердой решимостью не терять достоинства.

– Джоанна?..

– Один момент, – сумела выдавить я из себя. – Я ненадолго.

– Но я собирался выезжать не раньше начала следующей недели!..

Я его уже не слышала. Все мои мысли, весь самоконтроль были направлены внутрь и сосредоточены на моем самочувствии. Мне нужно было обязательно и срочно укрыться в своей комнате. Следующий, очень неприятный, час я провела именно там, среди моих женщин, суетящихся и сочувствующих, но при этом радостно улыбающихся.


Выпив чашу вина с добавлением меда и успокаивающего настоя мелиссы, я вернулась в комнату через два часа уже более уверенной походкой и с более ясной головой; мне удалось прогнать мысли о ядовитых сплетнях, а тошнота быстро прошла, так что я чувствовала себя немного лучше. Но тут выяснилось, что Нед давно ушел, а остатки нашей с ним трапезы, слава богу, уже благополучно унесли с глаз долой.

– А где же принц? – спросила я пробегавшего мимо слугу.

– Он в сокровищнице, миледи. Советуется с ювелирами.

Когда я нашла их в покоях, где стояли массивные сундуки и ящики, они, как я и догадывалась, обсуждали чеканку монет. На верстаке перед Недом среди инструментов и матриц лежало несколько блестящих монет.

– Иди посмотри на это. – Он уже забыл о моем поспешном исчезновении. – Скажи, что ты об этом думаешь. Они такие же, как у моего отца, так что хвалить их не буду. Меня интересует, что ты скажешь про этот девиз?

Я взяла монету, взвесила ее на ладони, восхищаясь тонкой работой мастера, а потом прочла надпись, которая шла вокруг нее по краю:

– Господь – судия праведный, крепок и долготерпелив[28].

Я подумала, что нужно слишком близко поднести монету к глазам, чтобы разобрать это.

– Она очень маленькая. А нельзя ли сделать побольше? Если ты уж хочешь ею произвести впечатление. – Я взяла другую, загадочно поблескивавшую монету, которая лежала на черной ткани. – А вот эта выглядит отменно. Настоящий символ твоей власти.

– Да, пожалуй, я соглашусь с тобой. – Нахмурившись, Нед с некоторым сожалением взял ее у меня из рук, покрутил перед собой, глядя, как она играет на солнце, после чего вернул изготовившему ее золотых дел мастеру. – Все это хорошо. Они обе наилучшего качества, но я выбираю эту. – Забраковав большую монету, он взял маленькую и потер изображение указательным пальцем. – Мне нужно, чтобы это было сделано быстро и с меньшим использованием золота. Вы согласны?

Он не стал ждать подтверждения ни от меня, ни от мастера. Он хотел этого, и он его получит. Думаю, это был его универсальный способ добиваться в жизни своего: просто сминать любое противодействие грудью своего коня, подгоняя его плеткой и шпорами. Я чувствовала, как мне в душу закрадывается раздражение, мешавшее вернуть мое хорошее настроение; это напоминало внезапно налетевший холодный ветер, портящий погожий и многообещающий весенний день.

Чеканщик поклонился и вышел.

– Хорошо поработали с утра. – Нед прислонился к верстаку и попробовал большим пальцем режущую кромку одного из инструментов.

– Да.

В комнате было душно и жарко, это давило на меня, и я почувствовала, что мне нужно сесть на ближайший табурет.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Я чувствую себя замечательно.

Он нахмурился:

– Ты вообще поела? Я что-то не припомню, чтобы ты за все утро съела хоть что-нибудь. Да и не говорила почти ничего… – Он продолжал вертеть в руках две монеты, как будто его все еще терзали сомнения. – Нет, наверное, мне все-таки следует выбрать ту, что побольше.

Общая увлеченность Неда усиливалась его характером, и без того беспокойным.

– Я удивлена, что ты все это помнишь. Ты так был захвачен своими планами поездки в Ангулем, а потом совершить королевский объезд всей Гаскони…

Быстрый шаг, и вот уже Нед стоит прямо передо мной.

– Что случилось, Джоанна?

– Ничего не случилось.

– Скажи мне правду.

– Правда состоит в том, что в Ангулем я с тобой не поеду.

– Почему? – Я разрушила его видение предстоящего хода событий, и он мгновенно помрачнел. – Ты будешь нужна мне там. И это было предусмотрено, когда гасконские лорды созывали свою ассамблею.