– Я не соглашался, а утверждал, что, по-моему, такое могло прийти вам в голову.

– Вы ни малейшего понятия не имеете, что у меня в голове.

– Ну, тогда насколько я знаю. – Воздух между нами звенел от напряжения. – Мне нужна еще одна война.

– Что ж, это, по крайней мере, избавило бы меня от одного из моих мужей. Что определенно лучше, чем иметь двух сразу. Тем более что полных супружеских отношений у меня нет ни с одним!

Он вдруг задумался и не ответил, как я на то рассчитывала, а просто убрал от меня руки и взялся за свой пояс, на котором висел меч. Я разгладила свой смятый горностай.

– Мне нужна какая-то работа, Джоанна.

Злость моя, к сожалению, обернулась насмешкой.

– Но что вы умеете делать? Кроме умения драться?

Мы с ним попались в западню, в липкую паутину, которую сплели собственными руками. Возможно, для меня было бы лучше, если бы я согласилась на жизнь с Уиллом, которая, признаться, была довольно приятной, но лишенной той искры радостного возбуждения, какая утром подняла меня с постели в предвкушении того, что сегодня я снова увижу Томаса, пусть даже всего на несколько коротких минут. В жизни с Уиллом, даже если я буду злиться на него, все равно не будет того яркого конфликта, обостряющего и оголяющего все чувства. Скрещивая мечи с Томасом, я чувствовала пьянящее головокружение от непредсказуемости происходящего между нами. А стычки с Уиллом скорее были похожи на то, что без толку молотишь кулаками в мягкую подушку.

И я знала, что предпочла бы.

– Неужели нет ничего другого, в чем вы могли бы найти себе применение?

– Я рыцарь. Солдат. Человек, который сражается.

– Я не имела в виду, что вы вдруг станете обрабатывать землю, как крестьянин.

Он нахмурился, и взгляд его устремился куда-то вдаль, как будто этими словами я заронила зерно новой идеи в его голове.

– О чем вы думаете?

– Вас это не касается.

– Мне не нравится ваш ответ.

– От меня вы не получите объяснений. – Затем он пожал плечами. – Скажем так: участие в военных походах дает человеку много разных стрел в его колчан.

Эта его образность ничего не проясняла.

– Я никогда не видела, чтобы вы пользовались луком.

– О, я прекрасный стрелок. Думаю, я уже знаю, в чем проявлю себя.

– До следующей войны.

– Разумеется. – Внезапно он пронзительно взглянул мне прямо в глаза. После чего без предупреждения затолкал меня в угол – какое-никакое, но все же укрытие – и, предварительно оглянувшись через плечо, с чувством поцеловал меня в губы. – Не люблю действовать скрытно. Мне это не по душе, но сколько уже времени прошло с тех пор, как я делал это в последний раз? – Он поцеловал меня еще раз, и мне вдруг стало очень жарко под узорным дамаском моего платья. – Так какова цена чести, Джоанна? Я только что грубо нарушил все принципы рыцарского поведения, о которых вам заявлял.

Я хотела ответить ему, что действительно прошло слишком много времени, что я совершенно не против, как бы постыдно это ни выглядело, но не успела, потому что он уже удалялся от меня своим широким шагом, оставив меня в полном недоумении. Что он задумал? У меня появилось стойкое ощущение, что мне это не понравится.

А вот поцелуй его мне понравился, даже очень. Он вдруг пробудил чувства, которые я уже стала забывать.


Итак, о чем же я думала?

Обо всем, в чем винил меня Томас, потому что смерть графа полностью разрушила порядок моей жизни, смешав ее фрагменты и составив из них совершенно иные картины и формы, словно в детской настольной мозаике. Сейчас я была графиней Солсбери, перед которой открывалось прекрасное будущее в виде богатства, обширных земельных владений, завидного положения при дворе в самом ближайшем окружении короля и королевы. И это не то, чем можно было бы пренебречь, если я в перспективе видела себя влиятельной особой.

С другой стороны, меня и так всегда считали своей в семье короля и королевы. Так что в этом смысле я от замужества с Солсбери ничего не выигрывала, мне это было ни к чему. Потому что не давало ничего такого, чего у меня, как дочери графа Кента, и так не было. Кроме разве что постоянства, которое обещал титул Уилла.

Но почему я должна ставить положение графини выше брака с человеком, которого я любила достаточно крепко, чтобы выйти за него, несмотря на такое мощное сопротивление?

Впрочем, одно важное преимущество все же было. Я тихонько вздохнула.

– Я графиня Солсбери, – вслух произнесла я. – А это значит, что я неуязвима для любых скандалов.

В этом был свой смысл. Прими мужа, который дан тебе судьбой, посоветовала я сама себе. И, как говорится, по одежке протягивай ножки. В противном случае рискуешь нарваться на крах и неописуемые беды.

Все это, конечно, хорошо.

Но почему я так разозлилась на Томаса? Потому что титул, дорогие наряды и корона графини действительно привязали меня к браку с Уиллом еще крепче. Бегство от него стало немыслимым. И когда мои первоначальные планы расстроились, а желания поменяли свою направленность, я сорвала свое раздражение на моем отважном рыцаре. Теперь я уже раскаивалась в своих эгоистичных нападках на него, а после этого поцелуя была вынуждена признать, что Томас до сих пор имеет власть надо мной и способен заставить меня потерять голову и забыть обо всем на свете. А также захотеть того, чего я хотеть не должна.

И все-таки, что же он задумал?

Вспоминая, как холодно он отозвался о своих планах, я подозревала, что могу счесть их абсолютно неприемлемыми.


– Джоанна. Джоанна!

Я зевнула и продолжила читать. Я была одна и наслаждалась своим уединением, погрузившись, что мне удавалось редко, в приятное чтение о романтических приключениях несравненного сэра Галахада в его поисках Священного Грааля. В этот момент из комнаты Уилла, находившейся по соседству, стали раздаваться звуки, которые ни с чем не спутаешь: грохот сброшенных на пол сапог, а также стук открываемых и захлопываемых крышек тяжелых сундуков. Увы, моему умиротворению осталось жить недолго.

Уилл посчитал необходимым вернуться в Бишем; это был довольно короткий визит, длившийся, если не ошибаюсь, не больше недели, после чего он снова приехал ко мне сюда, в Вестминстер. Я решила, что дам ему пять минут на то, чтобы дверь между нашими комнатами распахнулась.

Так и есть. Даже пяти минут не потребовалось. Он сменил свой дорожный наряд на кожаный костюм для охоты. Я подумала, что вид у него какой-то вороватый, когда он широким шагом прошел через всю комнату и, взяв меня за руку, поцеловал в щеку.

– Так вот ты где, Джоанна.

– Как идут дела в Бишеме? – поинтересовалась я.

– Тяжко. Моя мать считает, что мне следует оставаться там, чтобы вникнуть в дела поместий, хотя я и не буду полностью распоряжаться ими, пока мне не исполнится двадцать один год. Моя мать думает, что я должен уже привыкать. И бабушка ее поддерживает.

Я следила за ним, пока он нетвердой походкой бродил туда-сюда между табуретом и окном. Мысли его находились в смятении.

– А сам ты что думаешь по этому поводу, Уилл?

– Я не уверен. – Затем он криво усмехнулся. – Когда моя мать отдает мне распоряжение поговорить с управляющим, с советом моего отца или даже просто с поваром, которому нужно сказать, что моя бабушка может есть, а что не может, у меня такое чувство, будто на лодыжках висят кандалы.

– Я понимаю, о чем ты думаешь. – Поднявшись, я взяла его под руку. – Ты бы намного охотнее взял свой меч и отправился вместе с королем в очередной военный поход. – Я уже хорошо изучила Уилла. Я знала, как он будет реагировать и как заставить его сказать мне самое худшее. – Пойдем со мной, прогуляемся. Король до сих пор все еще разговаривает с Филиппой.

Выйдя из наших апартаментов, мы медленно направились в сторону королевских покоев.

– Так поступил бы мой отец. – Уилл на секунду болезненно скривился. – Поэтому и я должен. Но все это не так просто…

– Конечно просто. – Не то чтобы я очень хотела, чтобы Уилл поскорее уехал во Францию поучаствовать там в какой-нибудь битве; однако пришло время избавиться от узды, в которой его держала мать. – Кто управлял вашими поместьями, когда отца там не было? Когда он был в плену во Франции? Я уверена, что графиня этого не делала. Это моя мать могла совать свой нос куда попало, в любую дырку у себя в поместьях, но далеко не всякая жена или вдова стремится надзирать за каждой малозначительной мелочью в хозяйстве, от порядка в спальне до погреба.

– Это делал наш управляющий, – сказал Уилл. – И совет моего отца, состоящий из рыцарей и духовников. Они принимали решения по всем возникающим вопросам. У моей матери не было к этому ни интереса, ни должного усердия, ни даже амбиций. Нет, она, конечно, присматривала за тем, как везде идут дела, а если и нет, то это определенно делала моя бабушка. Несмотря на обманчивую внешность, моя бабушка – до неприятности проницательная пожилая дама, даже притом, что отказывается есть жареное мясо.

– Так почему это не может продолжаться подобным образом и дальше?

– Наш управляющий уже стар. Думаю, его назначала на эту должность еще моя бабушка. Зрение начинает подводить его.

– Тогда назначьте другого.

Уилл вдруг резко повернулся ко мне, и я взглянула на него. В голове у него явно продолжала крутиться одна навязчивая мысль, и это тревожило меня. А когда он растерянно и часто заморгал, я догадалась, в чем там дело.

– О нет, – сразу сказала я.

– Но ты могла бы это сделать.

Конечно, я могла бы. У меня есть способности. Есть усердие. Есть образование, а если чего-то недостает, то я могу научиться этому, причем довольно быстро. Однако, как и у вдовствующей графини, у меня не было интереса и стремления стать главной в собственных поместьях. Я могла бы регулярно просматривать бухгалтерские книги под руководством управляющего, но не имела ни малейшего желания проводить каждый день, вникая в разные детали относительно собственности семейства Солсбери. Я видела себя при дворе, в водовороте дворцовых подводных течений, интриг и политических сплетен, а не занимающейся тем, чтобы ежедневно заказывать трапезу для всей семьи, а потом следить за тем, что нам подали.