– Что, однако, не мешает ему оставаться вашим врагом, – резко прервала его мать.

Луизу раздражала установившаяся дружба меж сыном и англичанином, но Франциск снисходительно относился к её нападкам. Мать, как всегда, преувеличивает. Саффолк не предал его на турнире, спас во время охоты, не оставил, когда все остальные охотники затерялись и отстали. Пусть лучше его мать подумает, что случилось бы с ним, окажись он, раненый, один в лесу, да ещё подле разъяренного кабана! Луиза перевела разговор на иные темы. Она сообщила ему последние новости из Парижа: Людовик совсем плох, и Франциску следует вернуться, чтобы как наследнику находиться подле умирающего государя. Саффолка же следует удержать подальше, желательно оставить здесь, в Амбуазе, в обществе Жанны Лекок.

– Так и сделаем, – улыбнулся Франциск. – Кстати, Шарль Брэндон признался мне, что неравнодушен к чарам сией дамы. Нам следует только подтолкнуть их друг к другу.

И он велел устроить зажигательный бал-маскарад, посвященный любви. Сообщая о нем своей сестре Маргарите, герцог посоветовал ей быть поласковее с мсье де Бониве. Маргарита краснела и отворачивалась. Она любила флирт, галантные ухаживания, но одновременно и ценила свое целомудрие. Она словно своеобразно хранила верность брату, не решаясь дать волю иным чувствам, считая, что вокруг нет никого столь же яркого, блистательного и великолепного, как её восхитительный Франциск. Жанна же, проглотив обиду на Брэндона, просто пошла в наступление.

С неба, по-прежнему затянутого свинцовыми тучами, вновь пошел снег. В большом зале Амбуаза велели разжечь все шесть каминов, расставили столы с угощениями, придворные нарядились в экстравагантные маскарадные костюмы. Играла музыка и, несмотря на пронизывающий холод снаружи, в замке царило тепло и веселье. С дамских плеч соскальзывали лифы, при свете огней из-под масок сверкали лукавые глаза, вина кружили головы...

Брэндон то и дело танцевал с мадам Дизоме. На ней было малиновое платье (тоже цвет Мэри!), пухлые губы подкрашены в малиновый тон – под цвет платья и полумаски, а светлые волосы Жанна по манере королевы уложила в золотую сетку. Чарльз невольно отметил, что на Мэри она сегодня была похожа, как никогда. Но юная королева никогда не обладала столь соблазнительными манерами, как эта опытная охотница на мужчин.

– Сударь, – прошептала Жанна, – я должна попросить у вас прощения за свою навязчивость в прошлый раз. Я повела себя безрассудно, позволив чувствам взять верх над благоразумием. Умоляю, скажите, что больше не гневаетесь на меня!

Он медленно поднес её руку к губам, поцеловал, не сводя с её лица своих синих глаз.

– Это я должен просить у вас прощения, прекрасная дама, за свою холодность к вам. Милая Жанна, вы очень красивы, и на свете нет ничего проще, чем потерять от вас голову. Можете считать это моим признанием. А теперь я должен покинуть вас. Кажется, Маргарита Алансонская делает мне знак приблизиться.

Ничего подобного Маргарита не делала, но Брэндону было просто необходимо оставить Жанну. «Не такой уж я юнец, чтобы она так легко поймала меня», – раздраженно подумал он. Но тут же вспомнил, как сам дал понять Франциску, что влюблен в мадам Дизоме. Теперь ему придется переспать с ней! К тому же Жанна, что там говорить, и в самом деле нравилась ему. Но он тут же подумал о Мэри. Чарльз надеялся, что она поймет и простит его роман с этой... И он вновь пригласил Жанну на танец, не желая признаваться себе самому, что не прочь сойтись с ней.

– Ах, вино, кажется, ударило мне в голову, – лепетала Жанна. – Давайте больше не будем танцевать. Я устала.

Она увлекла его прочь от танцующих пар, и в полутемном переходе большой залы внезапно повернулась к Брэндону, обняла и страстно поцеловала. Её тело пылало, губы были сладкими, чувственными, и он пылко ответил на её поцелуй.

– О, мессир женамутье, – счастливо вздохнула Жанна, и тут же с невинностью маленькой девочки спросила. – Это не слишком опрометчиво с моей стороны?

Он не отвечал, улыбаясь в полумраке своей чуть кривой, насмешливой улыбкой. Жанна почувствовала, что теряется перед ним. Этот англичанин был непонятен ей, она даже побаивалась его холодности. А ведь, судя по тому, как он ответил на её поцелуй, – он опытный любовник. Она нежно провела ладонями по его лицу.

– О, мессир посол, я бы отдала двадцать лет жизни, чтобы стать вашей! И опять её испугала ирония в его глазах. Но его руки по-прежнему обнимали её.

– Зачем же такие жертвы, ангелочек? Думаю, в Амбуазе найдется укромное местечко, где мы сможем побыть вдвоем час, другой?

«Почему бы и нет? « – подумал он, следуя за ней. Всего одна интрижка, которая ничего не будет значить, когда он вернется к Мэри! Он объяснит, зачем он это делал. К тому же сия дама так соблазнительна...

Луиза в своем черном траурном наряде тоже бродила среди танцующих пар. От неё не укрылось, как Саффолк вместе с Жанной спешно покинули большую залу, и она обменялась с Франциском и Маргаритой многозначительными взглядами. По истечении часа они так и не появились, а к Луизе приблизилась горничная Жанны, что-то прошептав ей на ухо. Лицо герцогини осветила торжествующая улыбка. Она подошла к своим детям.

– Все в порядке. Саффолк у Жанны, и она после любовных игр угостила его специальным снадобьем. Теперь он проспит более суток, а там Жанна вновь утешит его, когда он узнает, что мы отбыли... Нам же надо прекращать веселье и готовиться к немедленному отъезду. Тебе, Франциск, необходимо находиться подле умирающего короля.

Ей не нравился взгляд сына. Он был явно удручен. В принципе, все вышло так, как они и рассчитывали, но он чувствовал себя виноватым перед Брэндоном, с которым подружился, и досадовал на потерю Жанны... Луиза слишком хорошо знала его, и вкрадчиво произнесла:

– Цезарь мой, не забывайте, вы нужны Франции. Она увидела, как вспыхнули глаза Франциска. Он тут же встал, велел прекратить веселье и собираться в путь.

Брэндон действительно проспал, как убитый, весь следующий день и ночь. Когда на утро следующего дня он очнулся, то долго не мог понять, что случилось. Отчего в замке так тихо? Чарльз решил, что двор герцога Ангулемского все ещё отсыпается после шумного веселья. Собрав разбросанные в пылу страсти вещи, он оделся, позевывая, подошел к окну и снял ставни. Мир вокруг был белым, но пасмурным. Черные вороны сидели на зубцах стены, жалобно каркая. Этот звук показался Брэндону необычайно громким в окружавшей тишине. Тишина!..

У Брэндона перехватило дыхание. Ну, пусть знать ещё почивает, но где же все эти многочисленные люди из свиты, вечно снующие пажи, слуги, переговаривающиеся со стражей горничные? Тихо и пусто! Со своего места он видел зависший на цепях подъемный мост, редких охранников, которые неторопливо бродили на зубчатых стенах с пиками на плече, похлопывая себя по плечам ладонями в рукавицах. Брэндон стремительно вышел и почти побежал по опустевшим переходам. Пустые залы, пустые покои, одиноко открытые двери нежилых комнат... В большом зале у слабо горевшего камина он увидел Бониве, уныло игравшего с самим собою в шахматы.

– Бониве! Что все это значит?

– Пат, – произнес тот, не отводя глаз от шахматных фигур. – Композиция, ничего не означающая. Хотя, скорее, это проигрыш.

Он повернулся к Брэндону, но прятал глаза.

– Вы долго спали, друг Шарль, и Ангулем не велел вас беспокоить. Зная мою дружбу с вами, он оставил меня здесь.

Брэндон бессильно опустился в кресло напротив, прищелкнув пальцами.

– Пат, – повторил он. – Безвыходное положение...

– Они уехали ещё вчера утром, – продолжал Бониве, по-прежнему стараясь не глядеть на Брэндона. – Вы спали, и вас не могли разбудить. А герцогу нужно было поспешить. Король Людовик совсем плох.

– Тогда и нам надо ехать! – встрепенулся Брэндон. – Куда?

– Черт возьми! Что означает ваше «куда»? В Париж, конечно.

Бониве сгреб фигуры с доски.

– У меня есть приказ, милорд. Я должен сопровождать вас куда угодно, только не в Париж. Ангулемы считают, что вам не следует видеться с королевой.

Брэндон машинально огладил обшлаг мехового рукава, глядя перед собой застывшим взором. Он все понял. Его увезли из Парижа, подставили другую женщину, сделали пленником, только чтобы держать подальше от Мэри. Но, кроме этого, имелось и другое – он провалил свою миссию с переговорами, и тайное поручение... с Мэри. Однако и это было не самым страшным. Главное, что он изменил своей любимой, о чем ей (в этом он не сомневался), несомненно, поспешат донести. Как она воспримет это известие? Чарльз ведь даже не имеет возможности оправдаться перед ней! А она, такая любящая, юная, неопытная... Для неё это будет ударом. Бедная малышка Мэри! Сейчас ему казалось невероятным, что он мог пойти на этот шаг. Он ведь так любил её, а теперь меж ними разверзлась пропасть. Брэндон понимал, что не имеет права показываться ей на глаза, да его и не допустят к Мэри. Как же тоскливо у него сжалось сердце... Нет, он должен найти какой-то выход!

Нервничая, Чарльз заговорил с особенно сильным акцентом.

– Бониве, вы сказали, что можете сопровождать меня куда угодно, кроме Парижа. Что ж, я желаю ехать в Кале.

Его расчет должен был оказаться верным. Кале – английский порт на территории Франции, и там он уже будет недосягаем для власти Ангулемов. Конечно, он провалил свою миссию, но, находясь в Кале, у него все же остается надежда оправдаться перед своим королем и выхлопотать новое поручение в Париже. Бониве также понимал это, но не мог отказать, и так чувствуя себя неуютно из-за того, что его назначили стражем Саффолка.

Но тут в зал вошла Жанна. Бониве очень надеялся, что ей удастся удержать посла. Ведь, что там ни говори, Жанна Лекок – восхитительная женщина, и Брэндон дал понять, что она ему нравится. Но Бониве тут же понял свою ошибку, увидев, как отшатнулся от неё англичанин. Брэндон и в самом деле не мог видеть эту женщину, и вышел из комнаты, едва ответив на её приветствие. Жанна поглядела на него с укором. Губы её задрожали, но, заметив сочувствующий взгляд Бониве, она гордо вскинула подбородок и тоже удалилась. Как этот женамутье смеет быть столь холодным с ней после того, что меж ними было? Воистину, эти англичане – сущие дикари! Им следует поучиться у её соотечественников обычной любезности. Хотя, что она для него? Обычная шлюха, хоть и немного выше по положению, – ведь на дворянство она уже может рассчитывать. И все же, как говорят, его любила сама королева Мария Английская... Ха! Пусть же теперь оправдается перед ней, если сможет.