У Брэндона даже мелькнула мысль вскочить и вытолкать её взашей из комнаты. Остановило его только соображение, что он наг, и если принцесса неправильно истолкует его порыв, да ещё, чего доброго, испугается и поднимет визг...

Он старался говорить спокойно, хотя голос его и дрожал от гнева:

– Ваше высочество, мне не о чем с вами договариваться. Ничего, что вас смогло бы заинтересовать, я не знаю. Просто, многие просили о вас при дворе, да и сам король без вас сильно скучает. Он давно забыл прошлые обиды и хочет видеть вас подле себя.

– Значит, мой брак с эрцгерцогом Карлом остается в силе?

– По-моему, так. По крайней мере, я не вижу оснований сомневаться в этом. Все, Мэри, а теперь уходите. Если не ради моей репутации, то хотя бы ради своей. Подумайте, что мне грозит, если вас кто-нибудь увидит здесь. Слышите шум в замке? В любую минуту кто-нибудь может войти. Уходите... Хотя бы из благодарности за то, что я для вас сделал вчера.

Последняя фраза звучала малодушно, но ему следовало убедить ее, заставить уйти. Он видел, что Мэри не очень-то ему поверила, и он взывал к её чувству благодарности за свое спасение.

Кажется, она заколебалась и наконец повернулась к двери. Слава Богу!

Но едва она коснулась дверного кольца, как отпрянула. В коридоре послышалось позвякивание шпор, тяжелые торопливые шаги, которые остановились как раз у порога комнаты Брэндона. Какое-то время пришедший что-то говорил, будя охранника, потом громко постучал.

– Брэндон, открой, это я.

Томас Болейн. Услужливый, но всегда себе на уме придворный. Сейчас в его голосе чувствовалось нетерпение.

– Чарльз, открой. Мне надо тебе кое-что сообщить. В любой миг дверь могла отвориться.

Брэндону показалось, что кровь заледенена в его жилах. А Мэри вдруг заметалась по комнате, то пытаясь залезть под лавку, то присесть за спинкой кресла, то дергала крышку сундука. Она задела табурет, и тот с грохотом опрокинулся.

– Я вхожу, Чарльз.

Мэри успела кинуться к двери, налечь на створку, и она захлопнулась.

– В чем дело? – раздался удивленный голос за дверью.

– Не входи, я не одет, – крикнул Брэндон, хотя более глупого предлога, казалось, и придумать нельзя было. Ещё миг, и Болейн поймет, что он не один, и наверняка постарается узнать, с кем провел ночь шталмейстер его величества.

И тут Мэри с разбегу прыгнула на кровать, почти топчась по Брэндону, перескочила через него и юркнула под одеяло у стены, накрывшись с головой.

– Куда?! – в ужасе зашипел Брэндон, но потом сообразил, что сейчас это единственный выход. Кровать стояла наполовину в алькове стены и там, где притаилась принцесса, было достаточно темно. Брэндон быстро задул огонек ночника, бросил ей на голову подушку, совсем не думая, чем она будет дышать, да и удобно ли ей и, облокотясь локтем на неё, крикнул:

– Томас, это ты? Входи, спросонок я принял тебя за благонравную Гилфорд.

– И, конечно же, испугался, что она лишит тебя невинности, – хмыкнул. Болейн. – Так хлопнуть дверью у меня перед носом... Или ты не один?

Брэндон не намерен был шутить. Глядя на придворного исподлобья, он старался унять дрожь. Болейн протеже Катерины, его услужливость вошла в поговорку, но если он что-то заподозрит… Чарльз чуть привстал и теперь полусидел на кровати, закрывая собой распластавшуюся под одеялом Мэри.

– Что тебе надо, Томас?

Болейн был ещё в высоких сапогах и дорожном плаще. Он поднял опрокинутый принцессой стул и сел недалеко от кровати. В полумраке Брэндон видел, как он стащил с головы берет.

– Я тебя почти не вижу, Чарльз. Огонь догорел, не подбросить ли дров?

– Я здесь и слушаю тебя. Что случилось?

Болейн оперся локтями на колени, чуть склонился вперед.

– Я так гнал коней... По дороге я столкнулся с курьером короля, который сообщил, что принцессу не следует спешить везти ко двору, так как прибыли послы от эрцгерцога с намерением отвезти её в Нидерланды. И король не хочет, чтобы Мэри оказалась при дворе до того, пока их не спровадят. К тому же Генрих желает до приезда сестры привести в порядок её резиденцию в Ванстедском дворце, где присланный из Франции художник напишет портрет её высочества...

– Замолчи! – сердито остановил его Брэндон. Томас Болейн поглядел на него удивленно, даже обиженно.

– В чем дело, сэр? Слухи уже поползли. И этот художник из Франции...

– Я сказал, умолкни!

Он готов был пришибить Болейна, вытолкать за дверь, но вынужден был оставаться на месте.

– Вам что, не ясно, что следует держать по этому поводу язык за зубами? Вы что, не понимаете, что глупо врываться вот так ко мне в комнату ни свет, ни заря и будить меня только затем, чтобы сообщить, что мне не следует торопиться.

– Но я прибыл с дочерью и хотел просить вас представить ее...

– Какого черта, сэр! Я же обещал вам, что Мэри Болейн станет фрейлиной принцессы. И теперь я спрашиваю, какого черта вы меня разбудили?

У Болейна был оторопелый вид. Он стал что-то бормотать насчет того, что фургоны не поставлены в сарай, а привратник говорит, что с отъездом не будут задерживаться...

– И вы тут же, сломя голову, несетесь ко мне, будите, словно где-то пожар и мило уверяете, что я могу поспать подольше. В таком случае вы осел, сэр Томас Болейн!

Брэндону не следовало бы быть столь грубым с этим излишне спешившим услужить придворным. К тому же Болен был зятем герцога Норфолка... Но сейчас, когда за Чарльзом чуть пошевелилась Мэри, когда он чувствовал спиной исходящее от неё тепло и думал только о том, что в любой момент все может открыться, – вести любезный разговор было просто свыше его сил.

Брэндон понял, что приобрел в лице тихого Болейна нового недруга, увидев, как тот отшатнулся, как обиженно задрожал его подбородок. Но сэр Томас сдержался, сидя ещё какое-то время с холодным отчужденным видом, а потом встал.

– Сожалею, что вас пришлось побеспокоить, сэр. Вы, видимо, так крепко спали!

Едва затихли в конце коридора шаги Болейна и верный Льюис прикрыл дверь, Брэндон резко повернулся к Мэри, откинул подушку и скинул одеяло. Она лежала на спине, вытянув руки и зажмурившись. Он слышал, как она облегченно перевела дыхание, потом медленно открыла глаза и посмотрела на него.

– Итак, мой брак с эрцгерцогом – дело прошлое. И мной заинтересовались французы. Джейн мне говорила, что Франциск Ангулемский был бы для меня неплохой партией.

По сути, ей было очень страшно и стыдно. И она старалась говорить все это спокойно, чтобы не думать о нелепейшей ситуации, когда она оказалась в постели с раздетым молодым мужчиной. Больше всего ей хотелось сейчас сохранить достоинство и поскорее улизнуть. Её мучило молчание Брэндона, пугала его близость.

Брэндон же этого не знал. Сам расчетливый циник, он считал её такой же. И был поражен её хладнокровием, её способностью так спокойно рассуждать после того, как они только что избежали грандиознейшего скандала. Да еще, в общем-то, и не избежали. Она все ещё здесь, с ним и он почти что чувствовал лезвие топора на своей шее. И эта глупая девчонка ещё смеет обсуждать с ним политические планы насчет её замужества!.. Брэндона просто захлестнула ярость. Захотелось схватить её за горло, трясти, вдавливать в подушку или же опустить кулак со всей силы на эту легкомысленную, пустую головку.

Чарльз почти боялся, что так и сделает – он тяжело дышал, его всего трясло. Брэндон заметил, как она испуганно отодвинулась от него, стала пытаться встать...

Он вдруг схватил её за волосы, рывком запрокинул голову, наваливаясь. Она вздумала играть с ним? Что ж, он ей покажет, чем это может кончиться.

От боли Мэри громко ахнула, а когда его тяжелое тело надавило на неё, забилась, пытаясь его оттолкнуть, брыкалась и извивалась, пока он тряс ее, что-то тихо шипя ей в лицо сквозь зубы. Она дико испугалась и уже была готова завопить, когда он, успев опередить её порыв, сделал первое, что пришло в голову – прижался ртом к губам Мэри.

Она глухо застонала под ним, испугавшись ещё сильнее. Первое, что ей пришло в голову – что Брэндон укусил ее. В самом деле, это было очень похоже на укус, столь сильно зубами и губами он пытался зажать ей рот. Он был таким тяжелым и абсолютно голым...

«Он сейчас меня изнасилует!» – вдруг решила Мэри, и от этого ещё сильнее стала вырываться, бить его по спине, пытаться оттащить за волосы, пока он резким движением не поймал её руки и не вдавил их в кровать над головой. Боже, как же он был силен! Мэри чувствовала, что ничего не может поделать, она лишь слабо мычала, продолжая выгибаться дугой, пока не застыла, задыхаясь и начиная мелко дрожать от сдавленного плача. И вдруг замерла.

Она не смогла уловить момент, когда произошла перемена. Но его жесткий рот, который до этого так безжалостно мял и подавлял её губы, вдруг стал ласковым, мягким, покоряющим. Она едва не задохнулась, ощутив, как его язык вдруг проник ей в рот, встретился с ее. Она сделала судорожный глоток, и получилось удивительно – она ответила ему. Ибо её губы вдруг слились в едином с ним порыве, стали поразительно чувствительными, и от этого закружилась голова, она перестала понимать, что происходит, лишь отвечала его губам, согревалась его дыханием, оглушенная стуком собственного сердца и горячей, незнакомой волной, разливающейся из глубины тела.

Когда его губы разжались, она словно не могла какой-то миг открыть глаза. Потом увидела его напряженное, склоненное над ней лицо, странный отблеск в его глазах. Она вздрогнула, ещё не понимая, чего боится – его гнева или его близости. Он дышал, как загнанное животное, и она с удивлением поняла, что дышит точно так же. И вдруг улыбнулась, ещё не подозревая, какая нежная и покорная у неё улыбка.

Он вдруг тихо застонал. Приник к её плечу, и она, сама не зная, зачем это делает, ласково обняла его, запустила пальцы в его длинные жесткие волосы, такие шелковистые одновременно...

– Мэри, – прошептал он ей в ложбинку у плеча, и от его дыхания, касавшегося её кожи, по её телу до кончиков ногтей прошла дрожь. Она сама повернула к нему лицо, и когда их губы вновь встретились, испытала ошеломляющую радость. Её ещё никто так не целовал. Она знала поцелуи Боба и Гэмфри, Илайджи и других... Но никогда ещё с ней не творилось подобного. И когда Чарльз сильнее прижал её к себе, целуя так, словно не мог насытиться, она тихо застонала, приникнув к нему всем телом.