– Я одобряю ваш план, Франсуа, хотя эти двое не заслуживают подобной милости. По сути, вы стали их добрым гением, мой Цезарь.

Франциск тоже улыбнулся, но как-то грустно. Почему-то он вспомнил, как впервые увидел Мэри под дождем: усталую, в намокшем, смешно нависающем капюшоне... Он тогда и не предполагал, сколь сильно будет влюблен в неё, как будет добиваться, чтобы в конце концов добровольно отдать другому.

Он протяжно вздохнул.

– Как странно... Иметь полную власть, возможность добиться чего угодно... в итоге отказывать себе в том, что желаешь, ради долга.

Луиза поняла, о чем он.

– Хорошо, что вы это понимаете, сын мой. А теперь вспомните о вашем непосредственном долге супруга. Клодия сказала, что не ляжет спать, пока вы не навестите её.

Клодия... Какая скука! Франциск негромко вздохнул.

– Наверняка она уже спит. Однако... я иду.

В прихожей королевской опочивальни несколько дежурных фрейлин Клодии чинно склонились перед ним в реверансе. Франциск обратил внимание на одну из них – совсем юную, черноволосую. Он поднял её головку за подбородок.

– Ха! Малышка Болейн, клянусь честью!

Она кокетливо улыбнулась в ответ на его внимание.

– Ваша матушка, сир, оказала мне честь, приставив в услужение к мадам Клодии. А королева говорит, что будет неплохо иметь в окружении кого-то, кто знает английский.

– Действительно, неплохо. Очень даже неплохо, – усмехнулся Франциск.

Вид хорошенького девичьего личика всегда приводил его в приподнятое расположение духа и, входя в спальню к жене, он даже что-то негромко напевал.


Глава 11

В парадной зале Луврского дворца, среди огромного стечения народа король Франциск I и вдовствующая королева Мария обменялись церемонными поклонами.

– Мадам, – задал ей Франциск формальный вопрос, – могу ли я считать себя королем?

И она ответила:

– Сир, я не знаю иного короля, кроме вас. В зале раздались аплодисменты.

Кое-кто поговаривал, что мадам Мари тяжело перенесла свое траурное затворничество – похудела, подурнела. Зато как же великолепно смотрелся Франциск I! Он взял руку королевы за самые кончики пальцев и провел через зал, вручив у дверей представителю Генриха VIII герцогу Саффолку, словно символизируя этим, что возвращает её под покровительство Англии. Франциск задержался на миг, наблюдая, какими они обменялись взглядами, словно сразу же забыли о его присутствии, и тихонько вздохнул. Он не сомневался, что как только за ними закроется дверь, они кинутся в объятия друг друга. Но он повернулся и пошел назад, туда, где на возвышении стоял трон. Сегодня же Франциск объявил, что двор отправляется на коронацию в Реймс...

Мэри была счастлива.

– Чарльз, скажи, что любишь меня!

И он говорил, снова и снова. Черт возьми, он и в самом деле любил её, раз решился обручиться с ней, вновь поставив свою жизнь, свободу и благополучие под угрозу! Мэри радостно кинулась ему на шею.

– Я ведь всегда знала, что однажды завоюю тебя. Но как подумаю, что пришлось пережить для этого!

Брэндон обнял её.

– Не думай больше о тех страшных днях – с ними покончено. Думай о будущем. О том, какое это чудесное будет будущее.

Мэри все ещё выглядела болезненно. Она казалась ему такой хрупкой, что Чарльз боялся даже сильно обнять её.

Пока их предполагаемый брак держался в секрете, Мэри теперь жила в своих апартаментах в Турнельском дворце и по-прежнему носила титул французской королевы. Во дворце теперь было тихо: вся знать и придворные уехали в Реймс на коронацию Франциска. Мэри даже была довольна этим. Ей надоело слышать смешки за спиной и пересуды о том, как прыткая вдова стремилась создать видимость беременности. Все восхищались Луизой, которая быстро раскусила план хитрой англичанки. Но теперь все отбыли, и Мэри огорчало лишь то, что и Чарльзу пришлось поехать на коронацию. Еще её несколько удивляла странная дружба между женихом и бывшим поклонником.

– Ты все равно этого не поймешь, – смеялся Брэндон в ответ на её недоуменные вопросы.

Хотя, в принципе, ей было все равно. Они поженятся с Чарльзом, и это главное. Мэри ждала его возвращения, но это ожидание было ей не в тягость – в ней жила надежда. Она коротала время, гуляя в парке, вышивая, мечтая о будущем. Среди её окружения не было ни дамы Нэвэр, ни баронессы Д’Омон, зато теперь в числе её фрейлин вновь появилась Джейн Попинкорт. Королева лично послала за ней в монастырь бернардинок, а так как Джейн уже поняла, что жизнь вдали от мира с её ограничениями совсем не для неё, то с удовольствием покинула обитель ради светской жизни. Теперь она даже удивлялась, как могла пойти на такой шаг, и уже спокойно рассказывала Мэри, в каком была горе, когда её любовник Лонгвиль сообщил о прекращении их отношений. Тогда она, будучи в отчаянии, сказала, что уйдет в монастырь, и Лонгвиль с явным облегчением принял её решение. Теперь же Джейн это казалось полным абсурдом, и она с радостью окунулась в роскошь придворной жизни, с удовольствием обсуждая с Мэри, как они вернутся в Англию. Джейн уже знала о предстоящем браке Мэри с Брэндоном и искренне радовалась за неё, хотя порой в тайне и побаивалась, чем обернется эта авантюра. Но ведь Брэндон всегда был счастливчиком, а им с Мэри благоволил сам король Франциск! К тому же у Джейн имелись и личные планы на будущее: она все чаще вспоминала о своем саффолкширском поклоннике Бобе Пейкоке и хотела поскорее встретиться с ним. Ведь Гэмфри Вингфильд не утаил от неё, что Боб по-прежнему любит её, а его отец оказал ей столь теплую встречу, что впечатлительная кокетка Джейн всерьез стала подумывать о браке и писала Бобу нежные письма.

Писала письма в Англию и Мэри: церемонные и официальные брату, более откровенные – Вулси. Она намекала, что внимание герцога Саффолка ограждает её от домогательств Франциска. Вулси поймет, к чему она клонит, особенно после того, как каждое письмо заканчивалось напоминанием об обещании её свободы выбора. Но ответных писем Мэри пока не получала, и это тревожило её. Но о плохом думать не хотелось.

Брэндон приехал в свите Франциска I во время его торжественного возвращения в свою столицу. С собой он привез ей письма от Генриха с заверениями в братской любви и надеждами на скорую встречу. Им надлежало готовиться к отъезду, и Мэри искренне радовалась этому. Правда, им следовало задержаться до тех пор, пока Брэндон окончательно не обговорит с Франциском все условия англо-французского договора. Хотя Брэндон и так понимал, что условия эти будут не в пользу Англии. Франциск явно дал понять, что, пощадив Брэндона и покровительствуя их браку с Мэри, он и так сделал достаточно, чтобы герцог Саффолк добивался от него ещё каких-то уступок. А значит, вина Брэндона перед Генрихом будет заключаться не только в том, что он без разрешения женился на Мэри, а ещё и в срыве дипломатической миссии. Поэтому жених французской королевы находился не в самом радостном настроении, но старался скрыть свои проблемы от неё. Ведь Мэри была так безмятежно счастлива, так рада! Её красота вновь расцвела, и Брэндон решил, что все же он – счастливый человек. К тому же у него оставалась надежда на Вулси. Когда-то Брэндон почти дал понять всесильному канцлеру, что имеет кое-что против него. Этим «кое-чем» было письмо Вулси к венецианскому дожу, и теперь Брэндон открыто написал, что отдаст письмо сэру Томасу, если тот возьмется стать его защитником перед королем. Это была выгодная сделка для них обоих, и Брэндон очень рассчитывал на неё.

В начале марта они получили разрешение от епископа Парижского на их брак с Мэри. Венчание должно было состояться тайно, без всяких церемоний и торжеств. И все же за день до этого события Мэри навестил король Франции. Как всегда, Франциск явился неожиданно, как раз когда Мэри примеряла свадебный наряд. В розовой парче, в наспех наброшенном на голову легком покрывале, освещенная лучами весеннего солнца, она показалась ему столь дивным видением, что в первый миг король даже забыл, зачем пришел. И сказал то, что не должен был говорить:

– Мари, вы ведь ещё не жена Саффолка, и я хочу вам сказать... предложить... Помните, что я говорил вам о Клодии? Что, если она... Останьтесь, Мари! Не выходите замуж! И тогда, однажды. Кто знает, может, я верну вам корону Франции.

Несколько минут она глядела на него, не в силах вымолвить ни слова. Пожалуй, Мэри почувствовала себя польщенной, но потом несколько испугалась. Поэтому отвечала медленно, тщательно взвешивая каждое слово.

– Сир, опыт моего первого замужества велит проявить некоторую предусмотрительность. Учитывая, что мой первый брак был продиктован государственными интересами, я бы хотела отныне пользоваться большей свободой выбора по этому вопросу. Поэтому я отклоняю ваше лестное предложение, прошу не гневаться и позволить выйти замуж по велению сердца.

Франциск грустно улыбнулся. По сути дела, он понимал, что это наилучший выход для них обоих... Уходя, король оставил на её столике небольшой сверток, сказав, что это его свадебный подарок.

Когда Мэри показала его Брэндону, тот пришел в восторг. Пусть Франциск и отказался вернуть Англии драгоценности вдовы Людовика XII, но он лично от себя даровал ей приданое в шестьдесят тысяч экю, а также в качестве вдовьего пансиона отдал ей доход с множества французских провинций – Сентонжа, Рошфора, Ла Рошели и Шинона, с Пезена и Сен-Жан-дАнжели. Брэндон пошутил, что он женится на очень богатой женщине. Получалось что если он привезет в Англию столь состоятельную герцогиню, то это компенсирует его неудачу в переговорах. А Мэри была задумчива. Среди дарственных бумаг был и личный дар Франциска: он возвращал ей бриллиант «Неаполитанское зеркало»...

На другой день они обвенчались в небольшой часовне в присутствии всего десяти человек... А сразу после Пасхи выехали в Кале. Здесь им пришлось задержаться, ибо Генрих уже знал об их браке и находился в гневе. Однако тут они наконец-то получили письмо от Булей: он принял условия сделки Брэндона и обещал им свое покровительство. Правда, Булей выдвигал свои условия, на которых он сможет умилостивить Генриха: чете Саффолков предлагалось выплатить казне приданое Мэри – не сразу, а по две тысячи фунтов в год. Учитывая щедрые дары Франциска I, они приняли эти условия.