— Убирайтесь из моей квартиры.

— Он не для вашей коллекции, — заявила Ольга. — Вы не знаете его, как я. Он должен оставаться свободным. Именно это я и давала ему все годы — свободу.

— Вы слышали, что я сказала?

Наконец, она медленно двинулась к двери, но затем остановилась и взглянула на Женевьеву.

— Если вы еще раз встретитесь с Паоло, я все расскажу вашему мужу.

— Рассказывайте что хотите.

Рот Ольги приоткрылся, между зубами показался кончик языка.

— Думаю, мистеру Шелби Кингу будет очень интересно узнать о малышке Жозефине, вы так не считаете?

— Что?

— Всего хорошего, миссис Шелби Кинг. — Ольга помахала рукой, и Женевьева снова увидела мелькнувший между ее зубами кончик языка. Словно змеиное жало.


40

— Я делал туфли, которые будут выглядеть как бабочки-адмиралы. — На линии были помехи, голос Закари звучал нечетко. — Я говорил тебе, что не мог сделать их правильно, сколько ни старался? Только сегодня утром я понял, в чем дело. Это была моя самая неудачная идея. Туфли не бабочки и не должны превращаться в них. Они не порхают в воздухе, а, наоборот, твердо привязывают нас к земле. В общем, это было утро интересных открытий. А у тебя?

— У меня тоже было весьма интересное утро, — ответила Женевьева. — Ко мне заходила Ольга. Я хочу, чтобы ты сказал мне правду, Паоло. О вас с Ольгой. На этот раз я хочу знать всю правду.

Молчание.

— По ночам меня мучили кошмары, — послышался, наконец, Голос Закари. — Ужасные кошмары, связанные с тем, что много лет назад произошло с моей матерью. Кто-то приходит к ней в комнату и… ну, это были ужасные сны. Обычно я просыпался от собственного крика. Однажды ночью Ольга услышала меня. Она пришла ко мне в комнату и легла со мной в постель. Сначала она просто гладила меня по голове, успокаивая, поглаживала мои виски. Это помогло мне заснуть. Когда я проснулся, она уже ушла.

— Как трогательно.

— На следующую ночь она снова пришла, а потом снова. Я был мальчишкой. Я был… совсем неопытным. Она многому научила меня.

Женевьева ясно видела перед собой кончик высунутого между зубами языка. Словно змеиное жало.

— Я был молод и горяч. Я не давал выхода страстям. А она тогда была моложе и нежнее.

Снова повисла тишина. Звук его дыхания или же это просто помехи на линии?

— Это продолжалось несколько лет. Но все закончилось, когда я съехал из ее квартиры. Мы никогда об этом не говорили. Действительно никогда. Никто об этом не знал, даже ее дети. Она сразу же возвращалась в свою комнату, когда все заканчивалось. Мы никогда не проводили вместе всю ночь.

Женевьева закрыла глаза. Ее рука, с силой сжимавшая трубку, расслабилась.

— Ты должна простить меня! — Его голос стал громче. — Это похоже на твою историю с фотографом. Всего лишь приключение, оно в прошлом.

— Как ты мог?

— Не суди меня, Женевьева. Я не судил тебя.

— Ты предал меня.

— Что?

— Я доверила тебе свой секрет. А ты все рассказал Ольге.


41

Вокруг царил ужасный беспорядок, как после кораблекрушения. Кровать была завалена грудой неряшливых ночных рубашек и пестрыми лоскутными одеялами. На единственном стуле высилась гора одежды — ворох шелковых платьев, пыльных меховых горжеток. Бесприютные черные чулки валялись на полу, словно сброшенная кожа, среди ярких шарфов, старых газет и засохших яблочных огрызков. Раковина в углу комнаты была доверху завалена грязной посудой, капли из подтекающего крана мерно барабанили по ее поверхности. На стойке громоздилась батарея пустых бутылок и бокалов, с винным осадком на дне. На трюмо в беспорядке выстроились открытые баночки с кремами и коробочки с пудрой, несколько замысловатых сережек, кольцо с крупной бирюзой, ожерелье из фальшивого жемчуга, блюдца, наполненные сигаретным пеплом. Кто-то красной помадой написал на зеркале «1е chat noir». Стены были увешаны рисунками и фотографиями: Лулу в высокой шляпе с перьями, обнаженная Лулу с коварной улыбкой на губах, Лулу, танцующая в пачке балерины, Лулу в свадебном платье, с ослом и букетиком фиалок, Лулу в саване, Лулу, парящая на крыльях над Парижем, Лулу в виде кошки, пять лиц Лулу с разными выражениями: улыбающееся, хмурое, смеющееся, плачущее и просто бесстрастное. Скрипка, которая, без сомнения, тоже изображала Лулу, серии треугольников, в которых тоже чувствовалось что-то от Лулу, мушка Лулу на простом белом листе. Лулу Ч наиболее часто рисуемая и фотографируемая в Париже женщина. Лулу от Пикассо, Шагала, Матисса, Леже, Миро, Бранкузи, Ман Рэя. И конечно, подлинная Лулу с Монпарнаса, представленная так публике Фредериком Кэмби.

Она появилась на пороге в оранжевом кимоно, с сигаретой в длинном мундштуке из черного дерева. Ее соблазнительная вычерченная мушка была сегодня больше, чем обычно, и совсем не там, где ей полагалось быть, — справа, а не слева. В ней чувствовалось нечто странное, возможно, она волновалась, но это могло быть и проявлением враждебности.

— Насчет той ночи… — начала Женевьева.

— Знаешь, — перебила ее Лулу. — Кэмби сбежал с той шлюхой, Виолеттой. Ты представляешь? На самом деле я должна быть в ярости, но я волнуюсь. Он был не в себе в тот момент, и она могла этим воспользоваться. Точно такая же история произошла пару лет назад, и все закончилось Мальмезоном. Ты знаешь, это психиатрическая больница.

— Дорогая! — Женевьева раскрыла объятия. Какое-то время они стояли посреди беспорядка, крепко обнимая друг друга. Когда, наконец, разжали объятия, Лулу вытирала глаза тыльной стороной руки, размазывая по лицу подводку и тени.

Я убеждаю себя, что он вернется, — сказала она. — Он всегда возвращается. Но все же я беспокоюсь. Когда я встречу Виолетту, выцарапаю ей глаза и спалю ее волосы.

— Есть что-нибудь выпить? — Женевьева уселась на кровать.

— Где-то было. — Лулу встала на колени и заглянула под кровать, обнаружила там полбутылки дешевого скотча. — Это пойдет?

— Давай сюда. — Женевьева открутила крышку и глотнула прямо из бутылки, наслаждаясь огнем, опалившим ее горло.

— О, шери. — Лулу печально покачала головой и села рядом с Женевьевой. — Мы такая бестолковая пара. Мы так поддаемся минутному настроению. А затем начинаем говорить, не думая, и от этого адова пропасть разверзается под ногами.

— Я больше не хочу ссориться с тобой, — воскликнула Женевьева. — Ты единственный человек, с которым я могу откровенно поговорить. Я никогда не встречала человека, который понимал бы меня, как ты.

— Я. чувствую то же самое. Я так скучала по тебе, Виви. — Лулу взяла бутылку и отпила глоток, какое-то время они сидели молча.

Наконец Женевьева заговорила:

— Ты слышала о Нормане Беттерсоне?

— Да, вчера вечером. Эдвард Хаусен ворвался в «Койот» и рассказал всем. Они за полчаса выпили три стакана в память о Беттерсоне. Когда принялись наполнять стаканы по новой, Хаусен отправился рассказать новость в клуб «Жокей». Думаю, тяжелая у него выдалась ночка.

— Помянем Нормана. — Женевьева подняла бутылку, выпила и протянула ее Лулу, та сделала то же самое.

— Сегодня похороны Гая Монтерея, — сообщила Лулу. — Ты слышала?

— Нет. А как же Шепот? Их похоронят вместе?

Лулу покачала головой:

— По всей видимости, она была замужем за американцем. Он заберет ее домой.

— Он не может так поступить!

— Очевидно, может.

— Но они любили друг друга. — Женевьева откинулась на кровать и лежала, глядя на испещренный пятнами потолок. — Странная любовь, но все равно любовь. Они умерли вместе, держась за руки. Они должны вместе лежать в земле.

— Шери. — Лулу ласково погладила ее по щеке. — Дело ведь не в Гае Монтерее, правда? Что случилось?

Женевьева снова села на кровати.

— Я собиралась уйти от Роберта и остаться с Паоло. Но я только что узнала, что он предал меня, и теперь я не понимаю, как поступить.

Лулу встала и положила мундштук на трюмо. Она наполнила стакан молочно-белой водой из-под крана и, повернувшись спиной к Женевьеве, залпом выпила его. Когда она снова заговорила, по-прежнему стояла к ней спиной, опершись о раковину:

— Что значит — он предал тебя?

— Он рассказал своей ведьме Ольге о малышке Жозефине. Ты можешь себе представить?

— Он признался?

— Конечно нет. Но как еще она могла об этом узнать?

Воздух наполнился едким запахом, что-то горело.

— Черт! — Лулу резко схватила сигарету, напрасно пытаясь оттереть свежее черное пятно на трюмо.

— Он разбил мое сердце, Лулу. — Женевьева заплакала. — Зачем он так поступил со мной?

— О, шери. — Лулу взяла ее за руку. — Все это так печально.


В «Койоте» валялись осколки разбитого стекла, виднелись лужицы разлитых напитков и пятна крови. Марсель и еще несколько человек остались, чтобы помочь Лорану и Жанин убраться, но Лулу больше не могла оставаться. Она затосковала. Ей было слишком одиноко, чтобы слоняться в баре без дела. Она поссорилась с Женевьевой, а затем увидела, как Кэмби и Виолетта уходят вместе через заднюю дверь. Хорошенького понемножку! Она должна побыть наедине с собой, немного прогуляться и чуть-чуть выпить.

Она не совсем точно помнила, как снова забрела в тот забытый богом бар. Бармен с татуировками на обеих руках дышал на стакан, затем протирал его полотенцем. Двое стариков сидели на высоких стульчиках, курили и негромко разговаривали. Три шлюхи в дальнем углу могли вполне оказаться теми же, что и в прошлый раз. Все они как две капли воды были похожи друг на друга. Лохматая собака, храпящая на полу, определенно была та же самая.

— Пожалуйста, шерри.

Бармен смотрел на Лулу безо всякого выражения на лице. Она вздохнула.