— А иди-ка ты прочь, братик, — сказала Марина сквозь зубы и зашагала обратно к своему кварталу.

Но Давид, увиваясь вокруг нее и гримасничая, продолжал приставать с разговорами:

— А хочешь знать, почему она тобой заинтересовалась? Ну, не делай вид, что тебе это безразлично! У Бандекки были любовные дела с тем самым латинянином, который привез тебя в Кафу.

Марина одновременно желала и отделаться от назойливого собеседника, и узнать от него об отношениях Донато и Бандекки.

— Но, по-моему, она недаром ревнует к тебе, — продолжал Давид. — Ты красивей ее и, уж конечно, образованней, благородней. Любой генуэзец мог тобой увлечься. Да что там говорить о генуэзских бродягах! Тут некий весьма родовитый и уважаемый господин ищет с тобой встречи, даже попросил меня помочь в этом деле.

— Какой господин? — насмешливо спросила Марина. — Твой давний патрон Варадат? Так он же вроде женился, и, говорят, жена твердо держит его в руках.

О Варадате и вправду было известно, что, поистратившись на свой выкуп у татар, он поправил дела женитьбой на богатой вдове — немолодой, но очень властной особе, которая сумела подчинить себе своего незадачливого мужа.

— Нет, Варадат перестал быть моим патроном, — скривился Давид. — Я говорю не о нем, а о другом человеке, который не только родовит, но и весьма хорош собой. Знаешь, кто это? Константин из квартала Дуки.

— Константин?.. — удивилась Марина, услышав имя того, кто был когда-то предметом ее первых девичьих мечтаний. — А его жена Евлалия знает, что он нанял тебя в качестве сводника?

— Евлалия — женщина недалекая и, слава богу, не такая мегера, как Варадатова супруга. И я ни к кому в сводники не нанимался, просто по собственному разумению решил сделать доброе дело. Константин недавно признался мне за чаркой вина, что ты ему нравишься — особенно теперь, когда вернулась в Кафу после исчезновения.

— Значит, вот каков Константин! Вначале мою подругу Зою лишил доброго имени, а теперь хочет и меня?

— Ну, твое доброе имя, сестричка, уже и так пострадало. Тебя же в Кафе почти похоронили, а ты вдруг явилась вся такая красивая, соблазнительная. — Давид прижал к губам три сложенные в щепотку пальца и чмокнул. — Словно в гареме побывала и там выучку прошла.

— Дурак, наглый болтун! — вскрикнула Марина и, толкнув Давида обеими руками, быстро зашагала прочь.

Он еще кричал ей вслед что-то насмешливое, но она не оглядывалась и не замедлила шаг до самого дома. В голове теснились обидные, горькие мысли о том, что теперь на нее смотрят как на доступную девицу, что не только Константин, но и другие мужчины, попроще, думают, будто после своего таинственного отсутствия Марина потеряла право называться честной девушкой и ей можно назначать свидания словно гетере.

А спасти ее от злых языков и дерзких намеков может только Донато, и ведь он обещал быть ей защитой всегда и во всем… Но почему его так долго нет в Кафе? Неужели обманул?.. «Если так — то мне не хочется и жить», — в отчаянии подумала Марина.

А дома ее снова ждали разговоры матери о том, что неплохо было бы Марине выйти замуж за племянника Лазаря. Ведь Захарий хоть и вдовец, но еще молод, и ему очень нравится Марина, он готов простить все, что случилось с ней во время злосчастной поездки, и приданого не потребует, и дом его расположен недалеко от Андроникового, так что Марина каждый день будет видеться с матерью. Девушка слушала молча, не возражая, но ее совсем не убеждали доводы Таисии; Захарий не нравился Марине ни внешне, ни по характеру, и она подозревала, что с помощью своего угрюмого племянника Лазарь хочет прибрать к рукам строптивую падчерицу, а заодно и соединить хозяйство двух домов. Марина понимала, что мать и новый отчим сделают все, чтобы отдалить ее от Донато, которого между собой они называли «генуэзским бродягой» и не верили, что он может быть благородным и состоятельным человеком. Когда прошло еще несколько дней, а Донато так и не появился в городе, Таисия упрекнула дочь:

— Ну, где же твой генуэзский бродяга? Может, вернулся к своей невесте?

— Мама, сколько можно повторять, что он не генуэзец, а римлянин! — нервно откликнулась Марина.

— А какая разница? По мне, так все эти латиняне одинаковы. Закрутил тебе голову, наобещал с три короба, да и исчез.

— Не забывай, что он спас меня от работорговцев.

— От рабства, может, и спас, но доброе имя твое не защитил, — вздохнула Таисия. — Если бы ты ему была дорога, так давно бы уже вернулся и посватался к тебе.

Марине нечего было ответить матери. Она молчала и ждала. И с каждым днем теряла надежду на счастье.

Ходить в латинские кварталы она уже не решалась, опасаясь встретить там Бандекку или еще кого-нибудь из прежних любовниц Донато. Приступы ревности иногда доводили девушку до отчаяния, и в такие минуты ее любовь превращалась в ненависть.

Но все изменилось в одно прекрасное утро, когда Марина, ускользнув из-под домашнего надзора, вышла к морю в районе Доковой башни. За ее спиной осталась Святая Долина, плотно застроенная храмами, а перед ней расстилалась синяя морская равнина, упиравшаяся в зеленые прибрежные холмы. Марина долго стояла на одном месте, рассеянно оглядывая корабли на кафинском рейде, верфи возле Доковой башни и саму башню, омываемую морем, но устойчивую, словно поплавок, благодаря особому устройству основания, заполненного глиной. Кричали морские чайки, слышался звон колокола и отдаленные звуки голосов, но девушка ничего этого не замечала, поглощенная своими мыслями.

И вдруг сзади раздались шаги, кто-то тронул Марину за плечо. Она вздрогнула, недовольная тем, что потревожили ее одиночество. Но в следующий миг, оглянувшись, не смогла скрыть невольной радости: перед ней стоял Донато.

— Наконец-то я тебя вижу, и ты здесь одна. — Он быстро поцеловал девушку.

Она отстранилась от него, посмотрела по сторонам и, убедившись, что поблизости никого нет, сказала:

— А ты не очень спешил меня увидеть.

— Я только об этом и мечтал, но не мог тебя позвать до тех пор, пока все не подготовил к нашей встрече.

— А чем же ты был занят так долго? Разве для того, чтобы привезти в Кафу ларец из пещеры, требуется целый месяц?

— А почему ты решила, что я привез его в Кафу? Нет, это было бы слишком опасно. Да и с тобой я не могу быть в Кафе до тех пор, пока не освобожусь от своих постылых уз. Мы поселимся отдельно, вдали от городской суеты, чтоб никто нам не помешал. И все это время, любимая, я был занят покупкой и обустройством дома, который станет нашим с тобой семейным гнездом. Теперь там все готово к приезду хозяйки — тебя. Требуется только твое согласие.

— Ты купил тот самый дом? — Марина все еще пыталась хмуриться, но искорки в глазах выдавали ее радость.

— Да. Тот самый, где мы с тобой провели нашу первую ночь. И я верю, что у нас там будет еще много счастливых ночей.

— Почему же ты раньше не сказал, чем будешь занят? Ведь я волновалась.

— Как я мог сказать, если нам с тобой не давали увидеться наедине? Но я думал, что ты и сама догадаешься. Разве ты не уверена во мне?

— Трудно быть уверенной, когда все вокруг доказывают мне обратное! — воскликнула она с обидой. — Мать и отчим твердят, что ты меня обманешь, и предлагают мне выйти замуж за человека, которого считают надежным. Твоя любовница из «Золотого колеса» встречает меня на улице и говорит дерзости. Сплетники шепчутся за моей спиной, сводники уже начали предлагать свидания с местными ухажерами.

— Прости меня; я клянусь, что все это очень быстро закончится! — Донато взял Марину за плечи, и желваки на его скулах заходили. — Я сегодня же пойду к консулу и попрошу его помочь в моих хлопотах о разводе.

— Но эти хлопоты продлятся долго, — вздохнула Марина.

— Да, скрывать не буду, это долгое дело. Но, чем бы оно ни закончилось, ты все равно моя жена. Мы будем жить вместе в нашем доме богато и счастливо.

— Нас никто не благословит на это счастье: ни твои, ни мои священники…

— Нас благословит Бог, который послал нам эту любовь, — убежденно заявил Донато.

— Может быть. Но люди осудят. Я недавно встретила отца Панкратия. Он очень обижен на нас. Я ему пообещала, что ты, хоть и не пойдешь на службу, все же постараешься узнать о подготовке к войне. Я зря пообещала?

— Нет, не зря. Я сделаю то, что говорил. Я не хочу быть лжецом в твоих глазах. Мне важно, чтобы ты в меня верила.

— Слава Богу, теперь воскресла моя надежда на счастье. — Марина грустно улыбнулась. — Хотя это будет очень трудное счастье…

— А счастье вообще не бывает легким, — вздохнул Донато. — Так ты согласна уехать со мной из Кафы в наш дом?

— Когда?

— Да хоть сейчас, немедленно.

— Сейчас это невозможно. Мне надо все обдумать, собраться.

— Скоро в Кафе будет праздник святого Георгия, всеобщая суматоха. По-моему, это удобный случай для нашего с тобой отъезда. Ты согласна?

Марина быстро оглянулась по сторонам и поймала на себе любопытные взгляды двух стоявших в отдалении женщин. Ей стало неприятно, что городские кумушки будут наблюдать за ее разговором с Донато, а потом обсуждать и строить предположения.

— Встретимся на празднике, и тогда я тебе дам ответ, — сказала она торопливо и, отступив на шаг, добавила: — Торжества начнутся возле Кайгадорских ворот, там ты меня и увидишь. Прощай!

Марина зашагала прочь, не оглядываясь, а он некоторое время смотрел ей вслед, потом повернул от Доковой башни на юго-запад, к воротам цитадели, за стенами которой располагался замок консула, резиденция епископа, главный латинский храм города — церковь Святой Агнессы, а также здание суда, казначейство и прочие важные учреждения города. Сегодня в полдень Донато рассчитывал попасть на прием к консулу Кафы Джаноне дель Боско.