— Странные доводы, — хмыкнул Донато. — Уж не принимаете ли вы меня за восторженного рыцаря Парцифаля?

— Нет, не принимаю. — Отец Панкратий погладил бороду, исподлобья поглядывая на стоявшего перед ним Донато. — Среди латинян уже не осталось рыцарей, которые живут только духовными исканиями. Разумеется, тебе нужна материальная выгода. Так вот, поверь: мы щедро вознаградим тебя. Ты беден, ты приехал в Кафу искать счастья и богатства. Ты их найдешь. Мы поможем тебе купить дом, основать свое дело. Ты сможешь завести семью и построить достойное будущее в Кафе. А от тебя потребуется немного: всего-то оповещать нас, когда и какими силами генуэзцы с Мамаем собираются выступить против русичей. А еще вовремя предупреждать нас, если консул что-то замыслит против Феодоро.

— Заманчивое предложение, — Донато усмехнулся краем губ. — Я верю, что вы щедро отплатите за службу. Только жизнь моя не будет стоить ломаного гроша, если, служа вам, я попаду в камеру пыток консульского замка. А риск такой есть.

— Риск есть всегда и в любом деле. Но мы все продумали до мелочей. На тебя не упадет даже тень подозрения. Ты не будешь встречаться ни с кем из феодоритов и доверять тайные сведения бумаге. Твоя будущая жена — моя верная прихожанка, и она все будет пересказывать мне во время исповеди.

— Так вы еще и жену мне посватаете? — поднял брови Донато.

— Да. Но, разумеется, не такую вертихвостку, как Нимфодора, которая, подозреваю, уже положила на тебя глаз. Твоей женой может стать одна из самых красивых и достойных девушек Кафы. Я смогу убедить ее мать, чтоб отдала за тебя.

— Эта девушка — Марина? — быстро спросил Донато.

Марина подалась вперед, чтобы возразить, но священник жестом остановил ее и продолжал:

— Да, я говорил о ней, о девушке, ради которой ты рисковал жизнью. Она из весьма уважаемой семьи, породниться с которой не зазорно даже очень знатному дворянину.

— Оказывается, Марина — это тоже часть вашего замысла? — Донато бросил на девушку такой пристальный взгляд, что она невольно опустила глаза. — Но зачем же так сложно, святой отец? Зачем было привлекать это невинное создание, заставлять ее лгать и притворяться? Вы могли бы поговорить со мной напрямик, предложить мне деньги — и я бы согласился. Ведь вы же понимаете, что мне нужны деньги. Если бы не их отсутствие, я не приехал бы из Италии сюда, на край света. А вы разыграли передо мной целое представление, нашли мне превосходную жену. Конечно, благодарю вас за такую честь, но мне вполне хватит определенной суммы золотых.

— Так ты… ты согласен? — спросил отец Панкратий, немного растерявшись от насмешливого тона собеседника.

— Почти согласен, — кивнул Донато.

Марина порывисто поднялась с места:

— Значит, я вам больше не нужна, отче, я здесь лишняя. Позвольте мне уйти и поскорей уехать в Кафу.

Отец Панкратий медлил с ответом, и Марина, расценив это как знак согласия, уже хотела выйти из комнаты, но вдруг Донато преградил ей путь и обратился к священнику:

— Прежде чем окончательно согласиться на ваше предложение, святой отец, я хочу поговорить с этой девушкой. Позвольте нам объясниться наедине.

— Хорошо. — Отец Панкратий тяжело поднялся со скамьи и направился к выходу. Открыв дверь, он оглянулся и устремил на молодых людей такой пронзительный взгляд, словно хотел глазами внушить им то, что казалось ему самым важным.

Оставшись вдвоем с Донато, Марина подошла к окну и там застыла, не поворачиваясь к собеседнику.

— А знаешь, Марина, я немного разочарован. — Голос Донато звучал глухо, но в нем чувствовалось напряжение натянутой струны. — Ведь мне казалось, что ты искренна со мной, а на самом деле твоя… благосклонность входила в замыслы отца Панкратия. Это он надоумил тебя притворяться, будто я нравлюсь тебе?

— Да как вы смеете так думать?! — Марина резко повернулась и обнаружила, что Донато стоит прямо у нее за спиной.

Они оказались так близко, что Марина хотела отодвинуться назад, но Донато удержал ее за плечи и, глядя ей в глаза, требовательно спросил:

— С какого момента ты начала притворяться? Еще в Сугдее или уже здесь, в Мангупе?

— Я не притворялась никогда, — прошептала она взволнованно. — Это вы притворялись так ловко, что отец Панкратий решил, будто вы… влюблены в меня. Да, он решил использовать наши отношения в своих интересах, хотел нас обвенчать. Но я-то узнала о его замыслах лишь после того, как… после того, как почувствовала к вам…

Она не договорила, и слезы навернулись ей на глаза. А в следующее мгновение Донато вдруг прижал ее к себе и поцеловал столь же страстно, как тогда, в Сугдее. Марина пыталась вырываться, но Донато крепко держал ее в объятиях и продолжал целовать, потом поднял девушку на руки и отнес на постель. Волна смятения захлестнула ее, лишила воли, но это длилось лишь несколько мгновений. Потом Марина вспомнила, с кем Донато провел прошедшую ночь, и снова ей почудился от него запах соперницы. Она уперлась ему в грудь, сопротивляясь, но он уже и сам отпустил ее и сел на кровать, тяжело переводя дыхание.

— Прости… я не должен быть с тобой, не должен лишать тебя девственности… Я ведь знаю, как с этим строго в таких православных семьях, как твоя.

Марина быстро поправила шнуровку лифа и села рядом с Донато.

— Я не могу разобраться в твоих чувствах, и это меня терзает. — Голос девушки звучал прерывисто. — В последнее время ты отдалился, стал чужим… завел любовницу. А теперь снова целуешь меня, и я чувствую твою страсть. Так в чем причина, почему ты играешь со мной? Может, ты думал, что православную девушку не отдадут за католика? Но теперь-то ты знаешь, что даже строгий отец Панкратий готов нас повенчать.

— Гм, ты делаешь мне предложение, дитя мое? — Он прижался щекой к ее руке. — Но я, увы, не могу на тебе жениться.

— Отчего же? — прошептала она одними губами. — Ты не любишь меня?

— И любить тебя я не имею права, — вздохнул Донато.

— Но почему, почему? — не удержалась она от вопроса, и в голосе ее прозвучала боль и обида. — Что во мне не так?

— В тебе все прекрасно, все мило, препятствие лишь в моей несчастной судьбе. Я женат…

Он встал и, не поворачиваясь к Марине, шагнул в сторону. Она вскочила следом, заглядывая ему в лицо.

— Ты женат?.. Женат?.. — Не в силах выразить свое возмущение словами, Марина забила кулачками ему в грудь, а он молча принимал ее удары и смотрел на девушку с какой-то печальной нежностью. — Отчего же ты раньше молчал, отчего целовал меня, смотрел так, что позволил мне в тебя влюбиться?..

Она заплакала, а Донато, погладив ее распустившиеся волосы, тихо сказал:

— Раньше я даже хотел соблазнить тебя, чтобы ты была моей, мне подчинялась. Но потом я сам тебя искренне полюбил и не хочу портить тебе жизнь. Потому-то и стал от тебя отдаляться, проявлять видимую холодность.

— Значит, ты полюбил меня только недавно? А раньше я тебе просто немного нравилась, как девчонка, которую можно соблазнить, поиграть с нею? Но почему тогда ты защищал меня от бандитов, жертвовал собой? Трудно поверить, что это было только из благородства. Скажи, зачем я тебе была нужна?

— Это правда, ты мне была нужна. Ты единственная, кто может указать мне путь к пещере.

— Пещера, опять пещера! Что в ней такого, объясни? Если ты и впрямь веришь в места силы, то почему же пещерные храмы Феодоро тебя не заинтересовали? Нет, здесь какая-то тайна…

— Верно, тайна есть, и до сих пор я никому ее не открывал. А тебе открою, больше не могу терпеть. Слишком сильно ты зацепила мою душу. Расскажу тебе всю правду о себе, а потом уж ты решай — нужен я тебе такой или нет.

— Что же это за тайна?.. — Марина невольно дрогнула от тревожных предчувствий. — Может, узнав ее, я стану навеки несчастной?.. Но все равно говори, ничего не скрывай.

Марина и Донато несколько мгновений молчали, глядя друг на друга, потом одновременно посмотрели на дверь, за которой слышались отдаленные шаги, голоса, звон посуды. Дом просыпался, начиналась суета нового дня.

— Все слишком важно, чтобы говорить об этом здесь, — заметил Донато. — Мне бы не хотелось, чтоб кто-то случайно или намеренно нас подслушал. Вот что, Марина. Оденься потеплей, и пойдем с тобой к городскому валу, там можно найти уединенное место, где нас уж точно никто не услышит. Ты согласна?

Она молча кивнула.

Глава девятая

Над обрывом была площадка, огражденная невысокими каменными перилами. У Марины дух захватывало от раскинувшегося перед ней величавого простора, и она сама себе казалась птицей, готовой к полету. С этого места были хорошо видны не только необъятные дали горной Таврики, окружавшие Мангуп, но и само плато, на котором расположилась столица Феодоро, словно парящая между небом и землей. Отсюда можно было проследить направление главной улицы, пересекающей город с запада на восток, и ответвления других улиц и кварталов. Стены и башни Мангупа перегораживали доступ к городу со стороны оврагов, дополняя естественные неприступные преграды, которыми являлись почти отвесные скалистые обрывы головокружительной высоты. Мангупская крепость была огромна по площади, обильно обеспечена водой и могла дать приют большому числу жителей со скотом и имуществом. Невольно сравнивая Феодоро с Кафой, Марина отметила, что прибрежный город, для которого естественной защитой было море, со стороны суши не так мощно укреплен, как это суровое горное княжество.

Здесь было красиво даже сейчас, зимой, и девушка представила, как все оживет весной и летом, когда зацветут окрестные долины, покроются листвой рощи и яркие пятна зелени брызнут в расщелинах неприступных скал.

— Да… величественный вид, — сказал Донато, тронув Марину за плечо. — Тебе не страшно смотреть с высоты?