– Да, – соглашается Шери, – но не взрываются самопроизвольно, как граната. Знаешь, в чем ее проблема? Викки, я имею в виду.

– Она брайдзилла?[16]

– Нет, – отвечает Шери. – Она женится не на ровне.

– Ой, не трепись, – смеюсь я.

– Я серьезно. Доминик нам все рассказала сегодня у бассейна, когда ты была на экскурсии по винодельне. Викки выходит за какого-то программиста из Миннесоты вместо богатого нефтяного магната из Техаса, выбранного для нее матерью. Причем миссис Тибодо связана обещанием, но она не может повлиять на решение Викки.

– А что же мистер Тибодо? – интересуется Чаз. – Отец Викки?

– А он поехал на какую-то важную встречу в Нью-Йорк по делам своей инвестиционной компании или что-то в этом роде. Он появится, когда надо будет вести ее к алтарю, и ни минутой раньше, если у него хватит ума.

Шери дает Чазу кухонное полотенце.

– Давай. Я споласкиваю, ты вытираешь.

– О, я люблю, когда мы допускаем немного грязи в наших отношениях, дорогая, – шутит он.

Я смотрю, как они пикируются, и думаю, как же им повезло, что они нашли друг друга. Конечно, их отношения – это не сплошной праздник, шутки и поездки во Францию. Было время, когда Шери пришлось убить и препарировать мистера Джингла, ее подопечную лабораторную крысу, чтобы получить зачет по нейропсихологии. А Чаз подбивал ее заменить мистера Джингла на похожую крысу, которую он прикупил в зоомагазине. Но Шери отказалась, мотивируя это тем, что она – будущий ученый и должна абстрагироваться от объектов изучения. Чаз после этого две недели с ней не разговаривал.

И все же они – самая чудесная пара, что я знаю. Не считая моих маму с папой.

И я бы все отдала, чтобы у меня самой были такие отношения.

Разве что не стала бы разбивать ради этого чужую пару, даже если бы могла. А я не могу.

И почему я так часто думаю о субъекте, с которым познакомилась в поезде накануне?

Агнесс и ее мать, закончив ужинать, наотрез отказались уходить. Так что мы домыли грязную посуду довольно быстро, если учесть, сколько перемен блюд было за ужином и какое количество приборов понадобилось, чтобы разобраться со всеми блюдами.

Но еще лучше то, что мадам Лорен вполне понимает меня, когда я спрашиваю, нет ли на кухне винного камня. Она достает откуда-то целую коробку для меня. Ее немного смущает моя буйная радость по поводу обретения бытовой кислоты, но она довольна, что смогла помочь мне. Потом она с дочерью желает нам bonne nuit – на что мы дружно отвечаем тем же, – и они возвращаются ночевать к себе на мельницу.

Чаз объявляет, что попробует вырвать Люка из цепких лап его матушки и мадам Тибодо и склонить его на стаканчик перед сном. Они с Шери зовут меня с собой, но я говорю, что слишком устала и пойду спать.

Что, конечно же, неправда. Как-то неловко говорить им, что у меня другие планы… в которые входит поиск достаточно большой емкости, чтобы можно было на ночь замочить в винном камне вечернее платье от Живанши.

И вот я стою на четвереньках на кухне и роюсь под раковиной. Кажется, я нашла кое-что подходящее – большое пластиковое ведро, которое туда поставили давным-давно из-за какой-нибудь протечки. И в этот момент я слышу, как открывается дверь. Опасаясь, что это может быть Люк, и он увидит меня с самого невыгодного ракурса, я начинаю подниматься, но неверно рассчитываю расстояние между раковиной и собственным черепом и со всего маху стукаюсь головой.

– Ох, больно, наверное, – раздается мужской голос у меня за спиной.

Я хватаюсь рукой за голову и оборачиваюсь. Передо мной стоит Блейн. У него крашеные черные волосы, мешковатые черные джинсы и футболка с портретом Мэрлина Мэнсона.

– Все в порядке? – спрашивает он.

– Да, – говорю я, отпускаю голову, беру ведро и поднимаюсь на ноги.

– А что ты там делала?

– Искала кое-что, – отвечаю я, пряча ведро за своей пышной юбкой.

– А-а, – говорит Блейн. Я замечаю, что во рту у него торчит незажженная сигарета, явно самокрутка.

– Ладно. Слушай, у тебя нет зажигалки?

– Извини, – говорю, – нет.

Он прислоняется к косяку. Нет, правда, у него совершенно раздавленный вид.

– Вот черт.

Я, конечно, не одобряю курения, но этому парню сегодня вечером пришлось несладко.

– Можешь воспользоваться конфоркой, – предлагаю я, показывая на огромную допотопную плиту в углу.

– А, точно, – оживляется Блейн.

Он топает к плите, зажигает конфорку, наклоняется и глубоко затягивается.

Я чувствую сладковатый запах и понимаю, что в самокрутку завернут вовсе не табак.

– На, покури, – Блейн благородно хочет поделиться со мной.

– Нет, спасибо.

– Ты не куришь травку? – он недоверчиво осматривает меня.

– Нет, я не могу себе позволить терять мозговые клетки. У меня их изначально было не так много.

Он смеется.

– Забавно. А что такая милая девушка вроде тебя делает в такой дыре?

– Я тут со своими друзьями.

– С тем высоким дылдой и лесбиянкой?

Я обижаюсь за Шери.

– Шери не лесбиянка! Не вижу в этом ничего предосудительного, но она не такая.

Он искренне удивился.

– Нет? Я, видать, ошибся. Ну, извини.

– Они с Чазом уже два года встречаются! – Я просто поражена подобным подозрением.

– Ладно, ладно. Господи, только не надо на меня кидаться. Я же сказал, извини. Просто мне показалось.

– Что ж теперь, любая женщина, не запавшая на тебя, лесбиянка?

– Слушай, расслабься, а? Ты хуже моей сестрицы.

– Прекрасно понимаю, чем твоя сестра так недовольна, – говорю я, – если ты огульно обвиняешь всех ее подруг в том, что они лесбиянки. Повторюсь, лично я не вижу в этом ничего предосудительного.

– Господи, да остынь уже. Ты сама не из них часом?

– Нет, – говорю я, чувствуя, как мои щеки запылали. – Не вижу в этом…

– …ничего предосудительного… Знаю, знаю. Извини. Просто ты тут одна и так расстроилась, услышав это о твоей подруге…

– К твоему сведению, я только что порвала очень тягостные отношения с одним парнем из Англии. Вчера. Вот почему я здесь, между прочим.

– Да? А что он такого сделал? Обманывал тебя?

– Хуже. Обманывал британское правительство. Занимался мошенничеством с социальным обеспечением.

– Ух ты! – Блейн впечатлен. – Это плохо. Моя последняя подруга тоже оказалась полным разочарованием. Только это она меня бросила.

– Правда? За что? Ты и ее обвинил в том, что она лесбиянка?

Он улыбается.

– Смешно. Нет. Она обвинила меня в том, что мы с париями подписали контракт со студией звукозаписи. Одно дело встречаться с музыкантом, у которого есть трастовый капитал, и, как выясняется, совсем другое – с тем, у кого реально есть контракт на запись альбома.

У него такой жалкий вид, что мне даже становится искренне жаль его.

– Уверена, ты встретишь другую девушку. Тысячи девчонок были бы рады встречаться с музыкантом, у которого есть и контракт на запись альбома, и трастовый капитал.

– Ну не знаю, – говорит Блейн в полном унынии. – Я таких не встречал.

– Подожди, – говорю я. – Вовсе не обязательно кидаться сразу в новые отношения. Надо дать себе время исцелиться эмоционально.

Похоже, это дельный совет. Мне и самой бы не грех ему последовать.

– Да, – говорит Блейн. – Именно это я говорил своей сестре насчет Крейга. Думаешь, она послушала? Черта с два.

– Крейга? Это жених твоей сестры? Он у нее вместо клина?

– Да, черт возьми. Конечно, он гораздо лучше последнего ее ухажера, за которого она чуть не выскочила, – по крайней мере, он не член хьюстонского «высшего света». Но какой же он зануда! Да на его фоне Билл Гейтс – просто комик.

– Ясно, – говорю я.

– Но она с ним счастлива, – Блейн пожимает плечами, – насколько это возможно. Мать, конечно, предпочла бы, чтобы она вышла за кого-нибудь вроде Жан-Люка.

Мне самой от себя противно, когда сердце радостно трепыхнулось при одном только упоминании его имени.

– Правда? – я стараюсь изобразить лишь вежливый интерес к данной теме.

– Шутишь что ли? – говорит Блейн. – Да если б мамаша смогла заставить Викки подцепить кого-нибудь вроде Люка. Ну, кто учился в дорогих частных школах и имеет собственный замок во Франции. Да она бы прыгала от счастья. – Он вздыхает. – Но сестрица втрескалась в Крейга. – Он вытягивает перед собой руки и разглядывает вытатуированное «И-Д-И-К-Ч-Е-Р-Т-У».

– Да, – говорю я, – я заметила твою татуировку за ужином. Больно было?

– Если честно, то даже не помню. Пьян был в стельку. Как вернусь домой, пойду удалять ее лазером. Сначала было прикольно, но теперь я занялся серьезным бизнесом. Не очень-то удобно ходить на переговоры с такой татуировкой. Мы только что продали одну песню «Лексусу» для рекламы. Контракт с шестизначной суммой. Просто невероятно.

– Ух ты! Надо будет послушать. А как называется твоя группа?

– «Тень Сатаны», – с благоговением произносит он. Я закашлялась. И вовсе не из-за дыма.

– А… э-э… необычное название.

– Викки считает его идиотским, – говорит Блейн. – И все же, как я заметил, она очень хочет, чтобы мы играли у нее на свадьбе.

– Ну, понимаешь, свадьба для девушки – такое важное событие Может, тебе стоит извиниться перед ней? Она ведь сейчас и так вся издергана. Уверена, она не хотела тебя обижать.

– Да, – Блейн с трудом поднимается со стула, – наверное, ты права. Эй, а ты точно не заинтересуешься?

– Чем? – я смущенно моргаю.

– Мной, – говорит он. – Я никогда не обманываю правительство. У меня для этого есть дипломированный бухгалтер.

Я ему:

– Большое спасибо за предложение. Я только что порвала одни отношения, и мне, пожалуй, не стоит очертя голову бросаться в другие. – На самом деле мне чуточку льстит его предложение.

– Да, – вздыхает Блейн. – Всему свое время. Ладно, спокойной ночи.