Мэг Кэбот - Королева сплетен в большом городе

— Ты уверяла меня тогда, что твои отношения с Джилл Хиггинс никак не связаны с тем, что происходит в нашем офисе, — продолжает Роберта. — Будь любезна, объяснить мне, почему сегодня утром я открыла «Джорнал» и увидела это?

Роберта протягивает мне экземпляр «Нью-Йорк джорнал», открытый на второй странице….

…На которой красуется огромная фотография улыбающихся месье и мадам Анри, стоящих на пороге своего ателье. Под фотографией надпись: «Знакомьтесь с дизайнерами свадебного платья Плаксы!»

Первое, что я почувствовала, это приступ бешенства. Дизайнеры! Они не притрагивались к платью Джилл! Это все я! Я! Как они посмели присвоить все лавры себе!

Но, пробежав глазами статью, я поняла, что Анри ничего подобного не говорили. Они рассыпались в комплиментах в адрес некой Элизабет Николс — «удивительно талантливой девушки», по словам месье Анри, — которая и перешила свадебное платье мисс Хиггинс. Они встретились в адвокатской конторе «Пендергаст, Лоуглинн и Флинн», где мисс Николс работает секретарем в приемной. Мисс Хиггинс часто заходила в эту фирму, чтобы согласовать с адвокатами все детали брачного соглашения со своим будущим мужем Джоном Мак-Дауэллом».

А дальше шла не слишком качественная, но все равно различимая фотография, где я изображена на выходе из дверей здания адвокатской конторы.

Все, о чем я могла в данный момент думать, это были Серые Вельветовые Штаны. Это точно он! Я поняла, что вляпаюсь в неприятности, как только увидела его!

Зачем понадобилось Анри открывать рот обо мне и о том, как я познакомилась с Джилл? Правда, я сама не предупредила их, что это секрет, — но зачем я вообще им об этом рассказала? Мне нужно было соврать, что она просто моя подруга. Боже, какая же я идиотка!

— Ты знаешь, что фирма «Пендергаст, Лоуглинн и Флинн» тщательно охраняет конфиденциальность отношений с нашими частными клиентами, — говорит мне Роберта. Я едва слышу ее голос сквозь шум в ушах. — Тебя уже однажды предупреждали. Ты не оставила мне выбора, и мне приходится указать тебе на дверь.

Я подняла взгляд от статьи, быстро моргая. Мои глаза наполнились слезами.

— Вы увольняете меня? — плачу я.

— Мне жаль, Лиззи, — искренне говорит Роберта. Мне становится чуть легче. Совсем чуть-чуть. — Но мы об этом уже говорили. Я распоряжусь, чтобы тебе отослали домой чек с последней зарплатой. Отдай свой ключ от кабинета. Потом Хулио проводит тебя до выхода.

Мои щеки пылают. Я шарю в сумке, достаю ключницу, отстегиваю ключ от кабинета и отдаю. Все это время я лихорадочно пытаюсь придумать оправдания. Но сказать мне нечего. Она действительно меня предупреждала. А я ее не послушала.

Теперь мне приходится за это платить.

— Прощай, Лиззи, — не без грусти говорит Роберта.

— Пока, — отвечаю я, и только слезы мешают мне сказать что-то еще. Я разрешаю Хулио взять меня под руку и провести по офису к лифту, понимая при этом, что все на меня пялятся. Мы в полном молчании едем вниз, потому что кроме нас в кабинке находятся и другие пассажиры.

На первом этаже Хулио продолжает вести меня под руку — я все еще ничего не вижу. Он останавливается на пороге и говорит мне единственное слово: «Неприятно».

Потом он поворачивается и возвращается на свой пост.

Я выскакиваю наружу, и меня обжигает лютый манхэттенский холод. Я не понимаю, что делать. Куда идти? Куда я могу пойти? У меня нет работы и скоро не будет жилья. У меня нет парня, что само по себе страшно, когда тебя только что уволили и у тебя нет квартиры. Я поняла, что чувствовала Кати Пенбейкер, когда Нью-Йорк, этот огромный, сверкающий огнями город, перемолол ее в пюре и в таком виде вышвырнул обратно домой.

Кстати, я ее видела, когда ездила на Рождество к родителям. Она катила тележку с товарами в супермаркете «Крогер» и была такой бледной и уставшей, что я едва ее узнала.

Неужели и меня это ждет,

подумала я тогда, разглядывая ее, спрятавшись за стойкой с орехами и сухофруктами. Неужели меня перестанет волновать, что думают обо мне другие люди, я тоже буду ходить в магазин в безразмерной футболке с надписью «Ежегодная летняя ярмарка Наскар» и коротких тренировочных штанах (это зимой-то!)? Неужели я буду встречаться с парнем, у которого усы пожелтели от никотина и который только и мечтает, что нюхнуть дорожку кокса в выходные? Неужели я когда-нибудь тоже стану покупать редиску для салата или даже для гарнира?

Но, бредя по улице с опущенной головой, чтобы не поскользнуться и не упасть в ледяное крошево, я вдруг начинаю кое-что понимать.

И не потому, что оказываюсь у Рокфеллеровского центра с его катком и лежащей золотой фигурой — символом Нью-Йорка, — сияющей еще ярче на фоне рождественской елки.

Нет. Я понимаю, что такое со мной не случится. Никогда. Я никогда не надену на улицу коротких тренировочных штанов. И никогда не стану встречаться с человеком, у которого желтые от никотина усы. И редиска хороша только для такого.

Я не Кати Пенбейкер. И никогда не стану такой, как она.

Я все больше укрепляюсь в своей решимости, поворачиваюсь и тут же ловлю такси. С первой попытки! От Рокфеллеровского центра! Я знаю! Это просто чудо! Я называю шоферу адрес месье Анри.

Когда мы подъезжаем на место, я открываю сумочку и вижу, что у меня нет наличных, кроме десятидолларовой купюры, которую дала мне бабуля.

Разве у меня есть выбор? Я отдаю деньги водителю, отказываюсь от сдачи и бегу в ателье. Месье и мадам Анри сидят за столом за чашками кофе с молоком и рассматривают «Нью-Йорк джорнал», перед ними стоит вазочка с печеньем.

— Лиззи! — радостно кричит месье Анри. — Ты вернулась! Ты это видела? Видела статью и фотографии? Мы стали знаменитыми! И все благодаря тебе! Телефон звонит, не переставая! Но самая лучшая новость — Морис! Он закрывает ателье на нашей улице и переезжает в Квинс! И все благодаря тебе! И этой статье!

— Да? — Я разматываю шарф и сердито смотрю на них. — А меня из-за этой статьи уволили! Эта новость стерла улыбки с их лиц.

— О, Лиззи, — начинает мадам Анри.

— Все, больше ни слова. Сейчас вы послушаете меня. Первое: я хочу тридцать тысяч в год плюс комиссионные. Хочу двухнедельный оплачиваемый отпуск, полную медицинскую страховку, включая стоматологию. А еще я хочу жить в вашей квартире наверху, без арендной платы, с коммунальными расходами за счет ателье.

Супруги продолжают смотреть на меня с открытыми от изумления ртами. Месье Анри первым приходит в себя.

— Лиззи, — обиженно говорит он. — Ты, разумеется, заслуживаешь того, что просишь. Никто не может этого оспорить. Но я не понимаю, как ты можешь просить нас о…

Но мадам Анри перебивает его коротким «Tais-toi!». И пока муж с удивлением смотрит на нее, она говорит мне коротко и ясно:

— Но без стоматологии.

Ноги почти отказываются меня держать, такое облегчение я испытываю.

Но я беру себя в руки и с достоинством говорю:

— Договорились.

Потом я принимаю их приглашение выпить с ними чашечку кофе с молоком и печеньем. Когда сердце разбито, тут не до калорий.

У-у-уф! Вы вернулись домой после медового месяца. Самое время испытать блаженство, правильно?

Нет, не правильно. Вам предстоит сделать кое-какую работу. Вас не было дома, возможно, за это время вам прислали по почте открытки с благодарностями за приглашение. Почему бы вам не взять вашу новую именную бумагу и любимую ручку и не написать ответы?

Вы оказались предусмотрительной девушкой, и не стали дожидаться окончания медового месяца, и начали писать благодарственные письма сразу же после того, как получили подарки? Если по какому-то ужасному недоразумению вы предпочли с этим подождать, не теряйте времени и приступайте немедленно. Для этого вам нужно было сохранить подарочную упаковку от всех подарков и визитные карточки. Если вы это сделали — нет ничего проще написать пару благодарственных слов с указанием, за какой именно подарок вы благодарны данному гостю. Не забудьте подписать открытки именами обоих супругов.

Если вы понятия не имеете, кто что вам подарил, проведите небольшое расследование. Ведь если вы и не обратили на это внимания, то кто-то наверняка обратил. И этот кто-то, обычно это мама или свекровь, точно скажет, от кого какой подарок получен.

Вы обязательно должны упоминать в письмах о конкретном подарке, чтобы даривший точно знал, что вы его получили и рады. Написать: «Большое спасибо за подарок» — невежливо по отношению к дарящему, и почти наверняка, когда будут смотрины вашего первенца, вы от этого человека больше ничего не получите.

Да, вы должны надписать каждую открытку вручную. Никогда не отсылайте гостям письма, отпечатанные на принтере или размноженные на ксероксе.

Исключение: если гость подарил вам деньги, необязательно и даже невежливо называть в открытке сумму. Назовите это «щедрым даром».

Погоди-ка, — говорит мне Чаз, — он сказал, что не представляет себе будущего с тобой?

Я тащу по узкой лестнице, ведущей в мою новую квартиру, предпоследнюю охапку одежды. Чаз идет за мной и несет последнюю.

— Нет, — отвечаю я, — он сказал, что вообще не может себе представить будущего. Потому что оно очень далеко. Или что-то в этом роде. По правде говоря, я и сама не очень хорошо помню. Что само по себе неплохо, потому что не имеет никакого значения.

Я дохожу до конца пролета, поворачиваю налево, и вот я в своем новом доме. В квартире чисто, она обставлена с некоторым шиком, который, правда, немного обветшал. Картину довершают слегка потертый огромный розовый ковер и кремовые бумажные обои с розами, которыми оклеены все помещения, кроме ванной в бежевом кафеле, пол в ванной имеет даже еще больший уклон, чем в доме у Чаза. Здесь только четыре окна — два, расположенные в гостиной, выходят на Восточную Семнадцатую улицу, и два в спальне — в темный двор. Кухня такая маленькая, что туда может поместиться только один человек.