— Ты не виновата, — убеждает меня Шери.

— Нет, — говорю я. — Виновата. Мне нужно было спросить его об этом раньше, еще во Франции, просто спросить, что он думает о женитьбе. Знаешь, всего бы этого не случилось, если бы я не играла в свою дурацкую игру с лесным зверьком. Это был бы единственный случай, когда я открыла бы рот и избавила бы себя от множества неприятностей и боли.

— Да, — подтверждает Шери. — Хотя это и не бесспорное утверждение.

— Ты, как всегда, права, — всхлипываю я.

— Так лучше? — спрашивает Шери, прикладывая к моему лбу мокрое полотенце.

Я киваю. Я лежу на кушетке ее подруги Пат в красивой большой квартире на Парк-Слоп. Слева от меня — огромный лабрадор Скутер, он совершенно черный, а справа — золотистый ретривер Джетро.

Я полюбила их сразу же, как только увидела.

— Кто тут хороший мальчик? — интересуюсь я у Джетро. — Кто?

Явижу, что Пат с беспокойством смотрит на Шери. Шери говорит:

— Не волнуйся, с ней все будет в порядке. Просто у нее небольшой шок.

— Все будет хорошо, — уверяю я их. — Завтра я уезжаю домой к родителям. Но я вернусь. Я не останусь в Энн-Арборе. Нью-Йорку не удастся меня пережевать и выплюнуть. Я вам не Кати Пенбейкер.

— Конечно, вернешься, — говорит Шери. — Мы же с тобой летим одним рейсом в воскресенье, помнишь?

— Точно, — отвечаю я. — Я вернусь, и все будет хорошо. Я приземлилась на все четыре ноги, как всегда.

— Разумеется, — уверяет меня Шери. — А сейчас мы пойдем спать, ладно, Лиззи? Ты останешься здесь, с Джетро и Скутером. Если тебе что-то понадобится — все равно что, — смело буди нас. Кстати, я оставила в коридоре свет. Хорошо?

— Да, — бормочу я. Джетро тщательно лижет мою руку своим длинным языком. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — хором желают мне Шери и Пат, выключают свет и выходят.

Я слышу, как Пат шепчет Шери:

— Он что, действительно подарил ей швейную машинку?

— Да, — шепчет в ответ Шери. — Она была уверена, что он подарит ей обручальное кольцо.

— Бедняжка, — бормочет Пат.

Потом я уже ничего не могу расслышать, так как они входят, в спальню и закрывают за собой дверь.

И вот я лежу и таращу глаза в темноту. Я вышла из дома матери Люка, поймала такси и попросила водителя отвезти меня на Парк-Слоп. Я позвонила Шери, чтобы узнать точный адрес. По моему голосу она поняла, что это особый случай, и велела мне приезжать, даже не расспросив о подробностях. Именно для этого и существуют лучшие друзья.

Квартира Пат оказалась очень красивой и удобной. Она располагается на первом этаже и отделана деревянными панелями и обоями цвета полыни. С потолка свисают ампельные растения в корзинах. Стены увешаны картинами с изображениями уток. Даже на пледе, который она накинула мне на плечи, увидев, что я дрожу, и то была дикая утка.

В этих утках было что-то очень уютное. Лично я не стала бы украшать свой дом утками, но здесь они мне понравились.

Лежа между Джетро и Скутером, чье горячее дыхание грело душу так же, как и утки, я думаю. Что, если Шери и Пат пригласят меня пожить с ними? Хотя бы пока я не найду квартиры. Это было бы здорово — три девушки против всего мира. Мира мужчин. Мужчин, которые не уверены, входит в их планы свадьба или нет…

— Я сама во всем виновата, — твердила я Шери, переступив порог. — Как я вообще могла подумать, что он решит на мне жениться? Ведьмы знакомы всего шесть месяцев.

— Даже если женитьба не имеет для него никакого значения, — ядовито сказала Пат, — он должен был понимать, как это важно для девушки, посвятившей свою жизнь свадебным платьям.

— Я пока еще не посвятила, — сообщила я.

— Вот крысеныш, — обозвала его Шери. — На, выпей. Виски помогло. То, что Шери обозвала Люка крысенышем, — нет. В глубине души я знаю — он не такой. Он просто парень, еще до недавнего времени не знавший, чем будет заниматься в жизни. Или, вернее, знавший… но не хотевший пробовать, чтобы не рисковать. И тут появилась я…

Наверное, это у него комплекс. Может, он просто боится рисковать, боится допустить, что есть девушка, с которой можно провести всю жизнь. Конечно, эта девушка — не я. Возможно, несмотря на все слова, которые я себе говорила в течение этих шести месяцев, мы с Люком просто не подошли друг другу. Может, я просто еще не нашла свою половинку. Или уже нашла, но потеряла.

Или, как говорил Чаз, единственной своей половинкой можешь быть только ты сама.

А если замужество — не самое главное в этой вселенной? Полно неженатых и абсолютно счастливых людей. И они не расстраиваются по этому поводу. Скорее радуются. Что плохого в том, чтобы быть одной…

…Вот что я говорила маме и сестрам на следующий же день, когда вернулась в Энн-Арбор. Потому что по моим опухшим, красным глазам всем было видно, что у меня не все в порядке.

— Мы с Люком расстались, — сказала я им. — Он не был готов сделать мне предложение, а я была.

Роза и Сара не смогли удержаться и съязвили по этому поводу. Роза:

— Я знала, что это долго не продлится. Ты же встретилась с ним на каникулах. Отпускные романы не бывают долговечными.

Сара:

— Парни никогда не хотят делать предложения. И приходится срочно беременеть. Как только он понимает, что дело пахнет керосином, тут же сдается. Или когда их мамаши узнают, что в ближайшем будущем станут бабушками.

Мне не хотелось бы выйти замуж тем же самым способом, каким вышли Сара и Роза. Это было бы нечестно, это что-то вроде моей теории по поводу лесного зверька.

Сами знаете, что из этого вышло.

К счастью, предрождественское признание Шери по поводу своей любовницы отвлекло от меня всеобщее внимание. Об этом стало известно очень скоро, миссис Денис тотчас же позвонила моим. Доктор Денис, как я позже узнала, лишь плотно сжал губы и отправился за выпивкой.

Миссис Денис очень быстро сориентировалась и стала членом Ассоциации сексуальных меньшинств.

— Эта ассоциация поддерживает родителей, семьи и друзей лесбиянок и геев, — гордо объявляет она моей маме за рождественским ужином. — Это общенациональная организация, ратующая за здоровье и благополучие геев, лесбиянок и бисексуалов, а также их семей и друзей.

— Как мило, — замечает мама.

— Хочешь присоединиться? — спрашивает миссис Денис. — У меня с собой есть наш буклет.

— О, — говорит мама и кладет на тарелку вилку с недоеденным йоркширским пудингом, — с большим удовольствием.

Шери подмигивает мне с другого края стола. «Он звонил?» — шепчет она одними губами. И все потому, что Шери абсолютно уверена, в отличие от меня, что между мной и Люком не все еще закончено, что он мне обязательно позвонит, мы поговорим и все наладится.

Шери вечно витает в облаках. Наверное, это утки во всем виноваты.

На Рождество дом Николсов всегда превращается в зоопарк. Мама пригласила всех своих детей, внуков, не говоря уже о бабуле и Денисах, и еще одного папиного аспиранта, который не смог купить билеты на самолет, чтобы съездить домой. Он пришел к нам с блюдом, которое принято готовить на его родине (поэтому наш рождественский обед состоит из говядины по-веллингтонски, малайских котлеток и корзинки свежеиспеченных пури).

Мне некуда деться от истошных криков компашки детей младше шести лет, от бесконечно повторяемой маминой любимой записи «Каролины с куклами», от вдумчивого рассказа папиного аспиранта о том, что дефокусирующий эффект полярного радиального градиента компенсируется наклонными кривыми магнитуды, которые азимутально изменяют поле, а еще от Розиной истерики по поводу того, что она сделала тест на беременность и он показал две голубые полоски вместо одной, и негодования-Сары, которая просила мужа подарить ей диадему из белого золота, она подошла бы к ее сережкам, а он подарил из желтого. (Он что, дальтоник?)

И все-таки я все время сжимаю в руке мобильный телефон, и время от времени мне кажется, он звонит, но это бьется мое сердце.

Люк так и не позвонил, даже чтобы поздравить меня с Рождеством.

И я тоже ему не позвонила, просто не смогла.

Я сумела немного отвлечься от потока слез и шушуканья по этому поводу всей семьи, только когда припала к бабуле, которая не могла оторваться от телевизора последней модели, купленного родителями по ее просьбе. Показывали «Эту прекрасную жизнь» в оригинальной, черно-белой версии.

— Привет, бабуля, — говорю я и бухаюсь на диван. — Это Джимми Стюарт, да?

Бабуля хрюкает, я успеваю заметить бутылку у нее в руке. Это одна из тех бутылок с безалкогольным пивом, которые купил специально для нее Анджело, муж Розы. Хотя какая разница, алкогольное оно или безалкогольное? Все равно бабуля возьмет свое и напьется.

— Они знали, — как делать настоящее кино, — говорит бабуля и машет бутылкой в направлении экрана. — Этот, например. Или тот, другой, в котором был Рик. Как он назывался? Правильно. «Касабланка». Вот это были настоящие фильмы. Ничего не взрывается. Нет этих говорящих обезьян. Просто интеллигентные беседы. Теперь никто не умеет делать такое кино. Как будто в Голливуде все поголовно впали в маразм.

Мне кажется, что телефон завибрировал. Только кажется. Через секунду, мне приходится опустить голову, чтобы спрятать слезы.

— Это хороший парень, — продолжает бабуля, показывая бутылкой на Джимми Стюарта. — Но мне больше нравится Рик, у которого было кафе в Касабланке. Вот это настоящий мужик. Помнишь, как он помог мужу той девчонки деньгами, и ей не пришлось спать ради денег с тем французом? Вот каким должен быть твой мужчина. Что помогло Рику выпутаться из всех неприятностей? Ничего особенного. Немного ума, и все. Не то что этот балабол Бред Питт. Что он умеет, только снимать рубашку? Рик никогда не снимал с себя рубашки. Ему это было не нужно! Чтобы понять, что он настоящий мужик, не требуется видеть его голым! Вот почему я считаю, что Рик даст сто очков вперед этому Бреду Питту. Он настоящий мужик, и ему не нужно ничего доказывать, снимая рубашку. Почему ты ревешь?