Когда пришло поразительное известие, что королева Елизавета намерена, переодевшись, посетить Четсуорт, Мария призвала к себе своих женщин. Сетон должна сделать ей прическу. Какое платье ей лучше надеть? У нее оставалось совсем немного ювелирных украшений, но придется обойтись тем, что есть.

Сетон сказала:

— Она приедет в своих богатых нарядах, увешенная драгоценностями. Но не бойтесь, мы покажем ей, что вы и в дерюге красивее, чем она в платье из золота.

Мария засмеялась:

— Это неважно, Сетон. Единственное, что имеет значение, — это то, что наконец-то я поговорю с ней. Я уверена, что когда мы встретимся лицом к лицу, я заставлю ее понять.

Они ждали много недель. Но Елизавета так и не приехала в Четсуорт.


Елизавета не чувствовала себя спокойно. Она опасалась, что и в Четсуорте у королевы Скоттов слишком много свободы, и спустя несколько месяцев Мария вновь оказалась в шеффилдском замке.

Бесс вновь была с ними. Казалось, она совсем не изменилась, несмотря на месяцы, проведенные в Тауэре. Лишь в душе ее затаилась злоба из-за того унижения, которое ее заставили пережить.

Атмосфера в доме изменилась, как только Бесс вошла в него. Она ураганом промчалась по помещениям для прислуги, выискивая, что не было сделано.

— Как будто по дому прошелся сквозняк, — сказала Мария Сетон.

Бесс сидела с Марией за вышиванием гобелена. Графиня сказала, что им лучше остаться наедине, чтобы можно было свободнее поговорить; а поскольку Бесс не так давно разговаривала с Елизаветой, Марии очень хотелось услышать ее рассказ.

— Вначале она показала свое недовольство, — сказала ей Бесс. — Но это было недолго. Между нами существует определенная связь, которую она не может отрицать. Когда меня выпустили из Тауэра и она послала за мной, то прежде всего обвинила меня в чрезмерном тщеславии. Я созналась в этом, и она рассмеялась. Она прекрасно знает, что мои амбиции под стать ее собственным. Я была достаточно дерзкой и заявила ей: «Если бы вы, ваше величество, родились простой Бесс Хардвик, а не дочерью короля, то вы постарались бы устроить выгодные браки для ваших детей, если бы они у вас были».

— И она согласилась?

— Не столько на словах, но ее настроение по отношению ко мне изменилось, и мы заговорили о прежних временах.

— Кажется, — задумчиво произнесла Мария, — если только кто-либо сможет поговорить с ней, она готова его понять.

— Она всегда будет понимать только то, что захочет.

— Как вы думаете, у нее есть чувство справедливости?

Этот вопрос заставил Бесс рассмеяться.

— Я всегда знаю, что у нее на уме, — похвасталась она. — Королева — девственница! Вы верите в это?

— У меня нет оснований думать иначе.

— Ха! Посмотрели бы вы на нее рядом с Лестером. Бывают моменты, когда она не может держать руки подальше от него… гладит его по волосам, по руке. Это говорит само за себя. У нее было несколько детей… и не только от Лестера.

— Но это невозможно!

— Елизавете незнакомо слово «невозможно». Неужели вы, ваше величество, никогда не слышали о скандале вокруг Томаса Сеймура? Тогда она была еще совсем девчонкой. Говорят, что у них родился ребенок. О да, я первая могу поверить в это. Но то, что она испытывала к Сеймуру, ничто по сравнению с ее страстью к Лестеру. Фактически он — ее муж… конечно, без церковного благословения. Наша Елизавета не хочет делить с мужчиной трон… только постель.

Мария была шокирована. Потом она поняла, насколько сердита Бесс. Елизавета отправила ее в Тауэр, и Бесс не скоро забудет этот удар. Она ничего не могла сделать, чтобы отомстить Елизавете, кроме как припоминать все слышанные ею скандальные истории и пересказывать их королеве Скоттов, которой, как и ей самой, почти не за что было благодарить королеву Англии.


Однажды граф Шрусберийский пришел в апартаменты Марии и сказал, что у него есть новости, которые, как он полагает, поднимут ей настроение.

Ботуэлл, заключенный в замок Малмое, был смертельно болен водянкой и, чувствуя, что его жизнь подходит к концу, сделал признание, в котором опроверг причастность Марии к убийству Дарнли. Он написал: «Ублюдок Морэй задумал, Мортон состряпал план, а я совершил это убийство». И далее подтвердил, что Мария совершенно невиновна.

Сообщив эту новость, Шрусбери покинул Марию, которая была очень тронута. Воспоминания нахлынули на нее. Она не могла представить Ботуэлла смертельно больным. Она думала об их короткой и бурной совместной жизни и плакала о них обоих; и все же ее порадовало, что в последние часы своей жизни он помнил о ней и нашел в себе силы поступить правильно. Она всегда знала, что он был не совсем безумным. Бог наградил — или наказал — его, даровав ему вдвое больше жизненных сил, чем у большинства мужчин. Ботуэлл был виноват во многом; грубый нарушитель законов, он всегда добивался, чего хотел, не думая о последствиях. Казалось, изнасилование королевы значило для него не больше, чем изнасилование пастушки во вражеской приграничной полосе; и все же это было не так, поскольку, чувствуя муки смерти, он с нежностью вспоминал о ней.

Она пошла к своей скамеечке для молитвы и стала молиться за его душу. В конце жизни Ботуэлл поминал ее добром, раз написал свое признание, и она воздавала хвалу Богу.

Вскоре пришла новая весть. Оказалось, что Ботуэлл несокрушим. Он оправился от своей болезни. Но признание уже было сделано.


С наступлением лета французский посол стал убеждать Елизавету позволить Марии снова посетить Бакстон, и под таким давлением Елизавета согласилась.

Курорт, как всегда, оказывал благоприятное воздействие на Марию, и она надеялась провести весь сезон в Нижнем Бак- стоне, принадлежавшем Шрусбери, как вдруг одно событие, случившееся при английском дворе, положило конец ее пребыванию там.

Лестер жаловался Елизавете, что неважно себя чувствует, и ее забеспокоило состояние здоровья фаворита. Она послала к нему личного врача и сама навестила его, чтобы посмотреть, как он поправляется. Когда она приехала, печальный Лестер поблагодарил ее за заботу и сказал, что ее присутствие помогает ему больше, чем что-либо. Всегда признательная за его комплименты, она погладила его по щеке и сказала, что он должен поскорее выздоравливать, так как в его отсутствие двор опустел.

Елизавету всегда беспокоили любовные похождения Лестера с другими женщинами. Она понимала, что поскольку сама не шла за него замуж, то ей следовало ожидать подобное, но была убеждена, что в любой момент может без труда призвать его к себе; и ей нравилось демонстрировать свою власть не только его любовницам, но и самому Лестеру.

То, что сказал далее Лестер, ее как громом поразило.

— Мои доктора приказывают мне попить воды Бак- стона и в течение двадцати дней попринимать там ванны. Они утверждают, что если я сделаю это — и только если я сделаю это, — то могу рассчитывать на выздоровление.

«Бакстон! — подумала Елизавета. — А разве королева Скоттов не в Бакстоне?»

У нее сузились глаза и поджались губы. Все слышали рассказы об очаровании этой женщины. Чего хочет Лестер? Она уже была готова резко приказать ему оставаться там, где он есть, но, взглянув на него, увидела, что у него действительно болезненный вид. Может быть, и правда, что ему необходимы воды Бакстона?

Видя, что он с некоторым трепетом ждет ее реакции, она улыбнулась:

— Хорошо, мой милый Роберт, — сказала она, — если эти воды Бакстона способны вылечить вас, тогда вы должны поехать туда. Но мы с неохотой отпускаем вас так далеко от нас.

— Это всего на двадцать дней, любимая.

— Хм! Если вы дольше задержитесь там, то мне самой придется совершить путешествие в Бакстон и посмотреть, нуждаетесь ли вы только в водах Бакстона.

Уйдя от него, Елизавета тотчас велела позвать к ней посыльного. Он должен был срочно доставить приказ графу Шрусбери в Нижний Бакстон. Королеву Скоттов надлежало немедленно перевести в замок Татбери.


— Татбери! — в отчаянии воскликнула Мария, глядя на графа.

— Боюсь, что так. Приказ ее величества.

— Только не в Татбери. Шеффилд и то достаточно неуютен, но я умру, если вернусь в Татбери.

Шрусбери тоже не испытывал ни малейшего желания возвращаться в Татбери.

— Я безотлагательно напишу Уолсингему, — сказал он, — и сообщу ему, что Татбери настолько нуждается в ремонте, что в настоящее время жить там невозможно. Но боюсь, что нам необходимо покинуть Бакстон.

— До окончания моего лечения! — ответила Мария.

— Если вы ведь предпочтете поехать в Шеффилд вместо Татбери, то это все, на что мы можем надеяться.

Шрусбери написал Уолсингему, который, посоветовавшись с Елизаветой, ответил, что королеву Скоттов необходимо увезти из Бакстона и что Шрусбери должен немедленно препроводить ее в шеффилдский замок.

Итак, Мария вместе со своими охранниками вернулась в Шеффилд.


Понимая подозрения Елизаветы и узнав, что королева Скоттов поспешно вывезена из Бакстона, Лестер подумал, что разумнее на несколько дней отложить свое посещение курорта и объяснить королеве мотивы до отъезда туда.

Опираясь на палку и стараясь казаться ужасно больным, он предстал перед Елизаветой, чувства которой к нему были намного глубже, чем к кому-либо, и та встревожилась.

— Но, Роберт, — обратилась она, — вы ведь действительно больны.

Когда он взял ее руку и поцеловал, она велела женщинам, сидевшим с ней, удалиться, чтобы поговорить с глазу на глаз со своим Робертом.

— Я плохо спал по ночам после нашей последней встречи, поскольку боюсь, что не был достаточно искренним с моей обожаемой королевой и повелительницей.