Бесс громко расхохоталась при этой мысли. Она часто подшучивала над своим мужем насчет Марии, но она никогда не воспринимала это всерьез. А если бы это оказалось правдой, то какие чувства она должна была бы испытывать? Ревность? Конечно. Бесс желала безраздельно властвовать всеми членами своей семьи. Ей хотелось от них абсолютного повиновения, полного восхищения и такой любви, на какую они только способны.

Нет. Это не любовная связь. Это просто легкомысленные романтические отношения, поскольку королева, хоть и очень красивая, но беспомощная женщина.

Дело не зашло дальше этого, да и зайти не должно. Бесс заставит графа понять это. Она сама станет проводить больше времени с Марией, когда они переедут в Четсуорт; она будет самой близкой подругой королевы… а не Джордж.

И она, не колеблясь, поднимет на смех привязанность Джорджа. Она даст понять ему и Марии, что, хотя граф официально является ответственным за королеву, на самом деле судьба предназначила эту роль Бесс Хардвик. Она будет главенствовать везде, где бы ни оказалась.


Солнечным майским днем королева со своей свитой в сопровождении графа и графини и всех их домочадцев выехала из Татбери, направляясь в Четсуорт. Мария была очарована, когда увидела это прекрасное поместье. Она ехала верхом по стране, которая была одновременно дикой и величественной, но вот показался дом, и она поняла, почему Бесс так гордилась им. Он был расположен на восточном берегу реки Дервент, почти у подножия холма, поросшего густым лесом. Приближаясь к четырехугольному зданию с башенками, Мария задавала себе вопрос: как надолго оно станет ее новой тюрьмой.

Когда они подъезжали к зданию, к ним присоединилась группа всадников, состоявшая, как сказала Марии графиня, из знатных соседей, которые, услышав о предполагаемом приезде королевы, поспешили засвидетельствовать ей свое почтение. Мария была приятно удивлена таким вниманием. Она попросила представить ей приехавших, что и было сделано в холле Четсуорта. Группу возглавляли два сына графа Дербийского, Томас и Эдвард Станлей, и известный сэр Томас Герард; там были также мистер Роллестон и мистер Холл, местные землевладельцы.

Благодаря великолепной погоде и оттого, что она покинула ненавистный Татбери, настроение у Марии было прекрасное; и все заметили, как она очаровала молодых людей.

Когда они уехали, Марию проводили в ее апартаменты, и она была признательна Бесс, предоставившей ей анфиладу комнат в соответствии с ее званием. Бесс, решившая завоевать доверие Марии, с удовольствием приняла благодарность королевы.

— Мне бы очень хотелось предложить вашему величеству лошадь для прогулок верхом, — сказала она, — но вы же знаете, что, поступив так, я бы пренебрегла последними указаниями королевы Елизаветы. Но недалеко от дома есть небольшой сад, который я могу предложить вам, где, как я надеюсь, вы сможете счастливо проводить время, пока вам предстоит оставаться в Четсуорте.

Мария попросила, чтобы ей показали сад, и Бесс повела ее из дома к маленькому озеру, почти скрытому густой листвой. В центре озера находилась башня, добраться до которой можно было по каменному мосту. Вместе с Бесс Мария вошла в башню и по винтовой лестнице поднялась на плоскую крышу, на которой были посажены цветы и даже деревья. Вокруг сада проходила красивая резная балюстрада, от которой открывался изумительный вид на окрестности.

— Здесь очень красиво, — прошептала Мария.

— Тогда на время вашего пребывания здесь с нами это будет ваш сад.

— Благодарю вас. Я буду наслаждаться им. — Мария печально улыбнулась. — Не сомневаюсь, что смогу приходить сюда только в сопровождении охранников. Они будут ждать меня у моста, но, возможно, они не пойдут со мной в сад на крыше башни, поскольку я все равно не смогу убежать оттуда.

— Я умоляю ваше величество не отчаиваться, — успокаивала ее Бесс. — Теперь, когда мы избавились от ревностного Хантингдона, я постараюсь добиться у королевы некоторых привилегий для вас. Я знаю, со временем она согласится на то, о чем я попрошу.

Мария положила свою руку на руку Бесс.

— По крайней мере, — с улыбкой сказала она, — если у меня должен быть тюремщик, то не могло бы быть более доброго, чем вы.

Вскоре она очень привязалась к своему саду, в котором посадила цветы, выбранные ею. Она часто ходила туда с Сетон или с Джейн Кеннеди и Мари Курсель. Как приятно было смотреть на окрестности с вершины башни, даже если она и знала, что охранники дежурят у моста и вдоль всего озера, будут сопровождать ее обратно в дом и расставлены во всех важных точках поместья.

Она оставалась узницей, но жить в Четсуорте было намного удобнее, чем в Татбери.

Вскоре после приезда в Четсуорт Сетон принесла ей письмо.

— Мне передал его слуга, друг которого служит дворецким у графа Дербийского, — сказала она ей.

Мария прочла письмо со страстным обращением от Томаса и Эдварда Станлей, заявлявших, что готовы умереть за нее. Они готовили планы ее побега. Другие дворяне, имевшие честь видеть ее по приезде, тоже на их стороне; и они предлагали переписываться с помощью шифра, разработанного для них священником из дома мистера Роллестона. Позволит ли она им заняться составлением планов? Они смогут организовать доставку писем в дом и из него.

Однако она помолвлена с герцогом Норфолкским и не может ничего предпринять без его согласия. Она напишет ему об их предложениях и тогда даст им ответ.

Ответ Норфолка звучал уклончиво; он не совсем отвергал идею использовать молодых людей из Дербишира. Герцог писал, что, возможно, сейчас не время вмешиваться молодым людям, поскольку Елизавета, вероятно, готовится обращаться с ней подобающим образом. Но если этот план осуществится, то сыновья Дерби — именно те люди, которых он хотел бы видеть во главе этого мероприятия.

Вдохновленные конспираторы ознакомили с этим планом Лесли, епископа Росского, а поскольку он жил рядом с Елизаветой, был недавно ее узником и лучше знал, чего можно ожидать, оказавшись в ее руках, то собирался продумать возможности побега.

Таким образом, летние месяцы были оживлены этими планами. Можно было радоваться, когда письма благополучно доставлялись в дом, а поскольку без подобных событий жизнь казалась бы невыносимо тоскливой, Мария вновь позволила себе мечтать о побеге.

План прорабатывался. Марии предлагали бежать из окна с помощью веревки; лошади будут наготове, и ее проводят в Харидж, где корабль будет готов к отплытию во Фландрию.

Вести об этом плане разнеслись по всей округе и обсуждались во всех гостиницах и тавернах во владениях герцога Норфолкского. Сам он оставался в Тауэре, и его люди ворчали, что несправедливо держать герцога в тюрьме только за то, что он хотел жениться.

На ярмарке в Гарлестоне на помосте стоял человек и обращался к толпе. «Где наш герцог? — требовал он ответа. — Где это видано, чтобы благородного герцога — нашего герцога Норфолкского — держали узником в Тауэре? Место герцога в Норфолке, с его людьми».

Раздались крики в поддержку оратора, и вскоре собралось несколько сот человек, выкрикивающих неодобрительные возгласы в адрес королевы, которая бросила в Тауэр их герцога, не совершившего никакого преступления.

— Мы двинемся на Тауэр, — закричал первый оратор. — Мы подожжем тюрьму и вернем нашего герцога в Норфолк, где ему и следует находиться.

Толпа двинулась; но прежде чем они прошли несколько миль, их перехватили солдаты королевы. Они арестовали зачинщиков и повесили их на ближайших деревьях, а остальные бунтовщики развернулись и побежали, спасая свои жизни.

Беспорядки закончились, почти не успев начаться. Но когда вести об этом дошли до Елизаветы, ей стало не по себе. Ничто так не угнетало королеву, как выступления подданных против нее. Она не боялась своих министров, потому что знала, как обращаться с ними. Первый шаг — в Тауэр, а следующий — на плаху. Но она постоянно опасалась потерять популярность у простого народа.

Когда подобное случалось — хоть в самой незначительной мере, хоть сколь угодно далеко, — она всегда понимала, что необходимо предпринять какие-то меры, пусть даже для самоуспокоения.


В мрачной тюрьме Тауэра Норфолку становилось все более не по себе.

Всякий раз, когда он получал письмо, часто спрятанное в пробке бутылки с элем, его охватывала дрожь; его волновало, что когда-нибудь это обнаружат. Ему казалось иронией судьбы, что его, клявшегося, что он никогда не будет обвинен в государственной измене, поймали на интриге, связанной с Марией, королевой Скоттов.

Брак с ней сулил большую выгоду, поэтому, может быть, и стоило рискнуть пару раз.

Но бывали моменты, когда, глядя на решетку в своей камере или прислонившись к холодной каменной стене, он задумывался, освободят ли его когда-нибудь, а если это и произойдет, то не для того ли, чтобы совершить самое короткое путешествие в жизни до Тауэр Хилла, где топор палача повернется к нему острием.

В тюрьме началась эпидемия чумы. В таких условиях она может распространиться, как огонь во время бури, так что вполне возможно, что его вынесут отсюда в гробу.

Сэр Генри Невил, который специально был назначен королевой охранять его, относился к нему с уважением, подобающим его званию; но герцог знал, что если королева прикажет казнить его, то Невил, не колеблясь, сделает то, чего от него потребуют. А у Норфолка почти не было надежды когда-либо покинуть эту тюрьму, если только Елизавета не смягчится.

Невил зашел в его камеру; они сидели за столом и играли в карты, чем занимались довольно часто, пытаясь скоротать время.

— Как там чума? — спросил Норфолк.

— Плохо… очень плохо.

Норфолк рассматривал карты, но не думал об игре.