Маленькая ручка обхватила основание его мощного жезла. Темные опахала ресниц дрогнули и сомкнулись. Нетерпение будоражило его кровь, пока он наблюдал, как ее розовые пухлые губы раскрылись, когда она наклонилась ниже. И спустя мгновение горячий влажный жар окружил головку его мощного члена. И все, что он мог сделать, — это подавить глубокий стон благодарности. Устроившись меж его раскинутых ног, склонившись над его пахом, она дарила ему ни с чем не сравнимые ласки. Ее губы были божественно-мягкими, ее рот — горячим и влажным… Спутанные пряди темных волос дразнили внутреннюю сторону его бедер.

Втянув щеки, она всасывала его, почти подталкивая к оргазму, прежде чем скользнуть назад и проделать это снова. Стиснув зубы, Джеймс боролся с примитивным желанием выпустить семя ей в рот, решив не спешить и до конца познать всю сладость эксперимента.

Она сделала паузу. Кружа языком по головке, подхватила каплю, соскользнувшую с нее. От ее невообразимого искусства дыхание застревало в горле, его жезл ни на минуту не оставался без внимания.

Господи, прошли годы с тех пор, как Джеймс познал это удовольствие. Много лет назад, когда он посетил бордель, приехав на каникулы из Кембриджа. Но в том случае это была простая манипуляция женского рта с его членом, что быстро довело его до оргазма. И только.

Быстрым движением, не нарушая ритма, Роуз заправила волосы за ухо. Ее ресницы взлетели вверх. Пока розовые губы ритмично скользили по его члену, она удерживала его взгляд.

Легкие шелковистые прикосновения языка к головке его члена вызвали напряжение плоти, словно невидимая нить соединяла одну часть его тела с другой. Джеймс стонал, каждый мускул дрожал под этой бешеной атакой. Словно прочтя его мысли, Роуз осторожно убрала руку с его бархатистого жезла, чтобы уделить внимание и другим частям его мужской плоти. Ее хватка была совершенная — мягкая, легкая и достаточно уверенная, чтобы удовлетворить и эту часть жаждущей плоти.

Из ее уст вырвался грубый, резкий звук, отчего его вожделение стало еще сильнее. Вверх и вниз, следуя за толстой жилкой на внутренней стороне, она медленно проводила губами по всей длине его члена. Ее язык ласкал, дразнил… Затем, снова поймав его взгляд, она захватила губами его головку, взяв ее в рот.

Но на этот раз ее решительные действия не могли лишить его способности думать. Когда он лежал на ней, целовал ее глубоко и проникновенно, он не давал ей шанса подумать. Но сейчас, когда она…

Роуз сосредоточилась на том, чтобы доставить ему удовольствие. Но слишком сосредоточилась. Эти прикосновения пальцев слишком умелые. Каждое ее движение… слишком продуманно. Его пальцы разжались. Джеймс поднял руки, чтобы потянуться к ней, но в этот момент она втянула его член особенно сильно и маленькой ручкой сжала его мужскую плоть в том месте, о котором он не подозревал, и он задрожал в оргазме, который был не в силах остановить, даже если бы захотел.

Джеймс резко перекинул ноги на край постели и встал. Чуть покачиваясь и испытывая странное раздражение, подошел к умывальнику и опустил полотенце в фаянсовый таз с водой.

Конечно, он не был ее первым мужчиной. И это не должно беспокоить его, да еще так сильно, но почему-то беспокоило. И ему не нравилась мысль о том, как она приобрела такой опыт. Это царапало его нутро, болезненно и резко, как зазубрины скалы.

— Джеймс, я сделала что-то не так?

Джеймс выжал полотенце и вытерся.

— О, конечно, нет. Хотя… старая поговорка о том, что только благодаря практике можно достичь совершенства, права.

Бросив полотенце, он повернулся от умывальника и взглянул на Роуз. Она на коленях стояла посреди кровати. Подбородок опущен, плечи поникли, она натянула одеяло, стараясь прикрыть обнаженную грудь.

Повисло молчание, глухое и тяжелое, пока он быстро одевался. Натянул брюки и рубашку. Завязал простым узлом галстук. Надел жилет и сюртук. И все это время чувствовал на себе ее взгляд. Этот вопрошающий, полный боли и недоумения взгляд красивых голубых глаз. Но он не мог заставить себя извиниться за свою грубость.

— Куда ты идешь? — спросила Роуз, взвешивая каждое слово.

Опухшие губы были краснее, чем обычно. Темные пряди спутанных волос покрывали плечи. Женщина, обиженная до глубины души… сирена, которой ничего не стоит заставить даже самого строгого мужчину вернуться назад, желая большего.

— Мне казалось, ты сегодня хотел оставаться в постели…

Пуговицы на его сюртуке были уже застегнуты.

Джеймс на минуту задержался перед зеркалом, причесывая волосы.

— Мне нужно просмотреть утреннюю почту.

— Днем?

Его скулы потемнели от щетины, но бритье подождет. Сейчас главное — выйти из этой комнаты.

— И тем не менее почта ждет меня на моем столе.

Резко захлопнув дверь, Джеймс вышел в коридор. И эхо долго звучало в ее ушах.

Прошло два часа, а стопка бумаг на его столе так и осталась нетронутой. Ему следовало ощущать блаженное оцепенение внутри и полностью сфокусироваться на бумагах, лежащих перед ним. Но Джеймс не мог преодолеть растущее раздражение и сожаление, его губы сложились в твердую линию, и, взяв перо, он так сильно сжал его, что переломил надвое.

На легкий стук в дверь он резко откликнулся:

— Да?

Затем, глубоко вздохнув, заставил себя смягчить тон и произнес:

— Войдите.

Держа кофейник в руках, миссис Уэбб вошла в кабинет.

— Добрый день, мистер Арчер. — Она налила кофе в чашку, поставила кофейник на стол и взяла пустой. — Я только что отнесла чай мисс Роуз.

Морщинки собрались вокруг ее рта, когда она отвернулась к окну.

Капли дождя стекали по стеклу, затмевая вид за окном.

Дождь, на время затихший, припустил с новой силой, барабаня в спокойном ритме, который должен был бы успокаивать при любых обстоятельствах. Погода ужасающая. Совсем не хочется вылезать из постели.

Он оставил свою постель, так же как и Роуз, если миссис Уэбб отнесла чай в ее комнату. Когда она ушла? Сразу после него, или ждала, думая, что он вернется?

Миссис Уэбб повернулась к нему спиной.

— Принести вам что-нибудь? Булочки только что из печи…

Тяжелый узел, завязавшийся внутри его, лишил Джеймса всякого аппетита.

— Нет, благодарю.

— Вам подать ужин в обычное время?

Не придумав другого ответа, Джеймс кивнул.

— Как хорошо изменить привычке и поужинать вдвоем. Компания делает еду приятней. — Миссис Уэбб улыбнулась, как будто ничто не могло сделать ее счастливее, чем мысль о том, что у него появится компания за ужином.

— Да, конечно, — ответил он ровным голосом.

Подвинулся на стуле, кожаная обивка заскрипела от его движения. Хотя у него возникло стойкое подозрение, что этим вечером он будет ужинать один. Собственно, он привык к этому, но сейчас остро ощущал отсутствие Роуз. И все это он устроил своими собственными руками.

— Не буду мешать вам, — вздохнула миссис Уэбб, кивая на бумаги на столе.

И, сказав это, вышла из комнаты.

Дверэ со скрипом закрылась.

Глубокое и тягостное чувство стыда охватило его. Он считал себя джентльменом. Он просил ее доверия. И что в итоге сделал?

Никогда прежде он не доходил до жестокости. Бросить такие слова другому человеку? Если кто-то и заслуживал такого обращения, то это Амелия. Но с ней он молчал, прикусив язык, сдерживал желание ответить на ее оскорбления. А с Роуз, единственной женщиной которую обожал, которая заставила его снова почувствовать себя мужчиной, которая приняла его таким, какой он есть, позволил себе такое. Как он посмел?

Он оскорбил ее. Задел за живое. Унизил несколькими словами. Ударил в самое сердце, напомнив, кто она есть, используя это против нее как причину собственного гнева.

Джеймс уронил голову на руки, и перо упало на стол. Как он мог так поступить с ней? Он хорошо знал, что значит быть униженным. Знал, что чувствует человек, когда почва уходит из-под ног. Ему знакомо было инстинктивное желание уйти в себя, когда ты не в состоянии сделать ничего, кроме как спрятать боль внутри.

Он не имел права расстраивать ее. Разве он не знал о ее профессии? Ведь познакомился с ней в соответствующем заведении. И конечно, Роуз имела дело с другими мужчинами… и будет с ними и после него.

Эта мысль не понравилась ему.

Нет, он ничего не мог поделать с этим, разве что смириться. Если он не в состоянии принять это, принять ее такой, какая она есть, то нет смысла продлевать это путешествие. А он так мечтал провести с ней эти дни! Погулять по полям… разумеется, когда погода наладится. Посмотреть направо и увидеть ее рядом с собой за обеденным столом. Засыпать, держа ее в объятиях. И первым делом, просыпаясь утром, видеть ее красивое лицо.

Неужели несколькими словами он разрушил все? Что ж, это хороший урок для него. Когда это касалось Роуз, темное чувство ревности ослепляло его. И сколько бы он ни уверял себя, что все напрасно, он не мог отделаться от этого чувства и погрузиться в спокойный сон.

Невозможно было сладить с собой и сегодня. Никто не овладевает таким искусством без соответствующей практики. Роуз обладала теми знаниями в области чувственности, которые он только начал постигать. Но в глубине души он хотел быть ее первым, ее единственным. Это желание никогда прежде не посещало его. Господи, он не был первым у своей жены и не имел никаких иллюзий на этот счет. Что, если бы Амелия сделала ему такой подарок? Но его душа молила о таком подарке от Роуз, подарке, который, увы, уже никогда не будет принадлежать ему…

Итак, он может допустить, чтобы это разрушило их планы, или может продолжить поездку, временно изгнав жестокую реальность из жизни. И чтобы сделать это, ему нужно полностью смириться с ее прошлым.

Жесткая складка пролегла между бровями.