— Мы можем вернуться назад, если… Или я могу…

Она опустила руку с его плеча.

Он резко покачал головой, схватив ее руку, прежде чем она коснулась раскрытой ширинки его брюк.

— Ты говоришь о мерах предосторожности?

— Да, — ответила она, смирившись с требованием.

Такой мужчина, как Джеймс, должен быть с женщиной, которая любит его, которая воспользуется возможностью родить ему сына. А не с такой, как она.

— Я не хочу возвращаться в тот дом. Я хочу быть с тобой здесь, подальше от Керзон-стрит. — Он помолчал. — Ты доверяешь мне?

Она открыла рот, но не смогла произнести ни слова. Не так уж трудно было сказать, «да». Но Роуз сдержалась. Годы научили ее, что доверие не дается так уж легко.

— Я сумею остановиться… Даю слово. — Его дыхание овеяло ее щеку. — Если ты согласилась пойти со мной сюда, значит, ты доверяешь мне. Доверься мне и в этом. Прошу, пожалуйста!

Это был риск, на который она никогда бы не пошла. И никакая причина не заставила бы ее изменить решение. Но… с ним это не было риском. Ее взгляд прошелся по его лицу. Сильное, неприкрытое желание в соединении с уверенностью. Он не требовал. Он просил. Роуз знала в глубине души, что он не потребует от нее чего-то, что она не хотела бы дать. Если она откажет ему, он не станет давить на нее, а просто подчинится ее желанию. Джентльмен до мозга костей.

Ее ресницы дрогнули, и она кивнула.

— Спасибо.

Слова окружили ее, больше похожие на дыхание, чем на звук. И пришло облегчение, ясное, как ночное небо.

Его рот нашел ее губы, и страсть зажглась, обволакивая ее снова. Она выгнулась, прижимаясь к нему, желая его, отдавая ему каждый дюйм своего тела…

Медленно, очень медленно Джеймс продвигался вперед, стараясь доставить ей максимум удовольствия. Войдя полностью, он остановился. Дрожь пронзила его сильное тело.

— Роуз, ты… само совершенство.

От благоговейного трепета в его голосе дыхание остановилось у нее в груди. И он скользнул в ее глубину.

Его рот был на ее губах, на ее щеке, шее, самые красивые слова касались ее слуха, пока он ласкал ее медленным, целенаправленным проникновением. Никогда и жизни она не ощущала столь сильного удовольствия, хотя и чувствовала то усилие, которое он применял, чтобы сдержать себя. Оно чувствовалось и в его напряженных бицепсах под ее ладонями, и в хрипах и стонах, исходивших из его груди.

Роуз приникла к нему, утопая в бурном потоке чувственности и желая лишь одного — чтобы это никогда не кончалось. Ремень его брюк терся о нежную кожу ее бедер. Льняная рубашка стала влажной от прикосновений к ней, его движения становились все быстрее в соответствии с растущим желанием внутри ее. Он немного подвинулся, изменив угол своих движений, и теперь каждый раз, прежде чем погрузиться в ее глубину, он задевал чувствительный бутон. И так снова и снова, пока оргазм не накрыл ее, поднимая на волнах головокружительного удовольствия, обрушившегося на нее с сокрушительной силой. Ее высокий крик утонул в глубине его приоткрытого рта.

Ее тело все еще содрогалось от наслаждения, когда он внезапно остановился и, вынырнув из нее, перевернулся на спину. Беспрецедентное желание удержать его, не отпустить… Но она отбросила его и вместо того, чтобы испить его стон завершения, ощутила дрожь, бьющую его тело.

Он повернулся и теперь лежал на траве рядом с ней. Его частое дыхание, резкое и прерывистое, нарушало тишину ночи. Он нашел ее руку и потянул к себе.

— Иди сюда.

Роуз послушалась и теперь лежала на нем. Ее ноги раскинулись на его ногах, щека прижималась к его груди. Сильные руки обхватили ее, привлекая ближе. Она прикрыла глаза, чувствуя, как упоительная, томная нега обволакивает ее.

Ритм его дыхания постепенно замедлялся, пока не пришел в норму. Она чувствовала, как его губы касаются ее волос.

— Мне нужно проводить тебя домой. Не хорошо удерживать тебя здесь.

— Конечно, — согласилась она, но не двинулась с места, не желая покидать его, хотя и понимала, что Джеймс прав.

Она не могла оставаться с ним навсегда. Только одна ночь.

Роуз неохотно встала на колени рядом с ним, провела рукой по растрепанным волосам, пытаясь хоть как-то привести их в порядок. Поднявшись, Джеймс занялся своей одеждой: быстро натянул брюки, заправил рубашку, застегнул ремень, а затем пуговицы жилета. Она подала ему сюртук, и он надел его. Помог ей подняться на ноги, нагнувшись, потянулся за ее плащом, встряхнул его и набросил ей на плечи. Она улыбнулась, наблюдая, как его крупные руки никак не могут справиться с застежкой плаща.

— Повернись. — Заметив его нахмуренные брови, она пояснила: — Твой сюртук. Сомневаюсь, что ты хочешь принести домой травинки.

Роуз отряхнула сюртук на его спине, убирая малейшие напоминания об этой ночи. Сделав паузу, быстро помассировала его плечи и получила мягкое урчание, почти мяуканье в ответ. Затем, держась за руки, они вышли на берег озера и в полном молчании двинулись по тропинке к выходу из парка.

Они добрались до заднего дворика заведения мадам Рубикон быстрее, чем хотела бы Роуз. Она остановилась темноте, подальше от света, падавшего из окна кухни.

— Я увижу тебя снова? — проговорила она и тут же захотела взять слова обратно.

Зачем она так рискует? Что, если он скажет «нет»? Собравшись с силами в ожидании неизбежного отказа или неопределенного, уклончивого ответа, она отвернулась к двери.

— Да, если ты хочешь этого.

Она снова подняла на него глаза.

— Правда?

— Ты хочешь, чтобы я вернулся?

— Да, пожалуйста.

О Боже, опять она говорит как отчаянная, влюбленная девчонка.

— Тогда я приду. Завтра.

Все, что она могла сделать, — это не ответить на его прикосновение, когда он потянулся, чтобы заправить завиток за ее ухо.

— Я обещаю.

— Я не буду возражать, если ты оставишь свой письменный стол раньше, чем обычно.

Он кивнул:

— Это не такая уж невыполнимая просьба. Спокойной ночи, Роуз. — Наклонившись, он взял ее руку и поднес к губам. — До завтра.

Глава 7

Проскользнув в узкую дверь кареты, Джеймс занял место на скамье, обитой черной кожей. Проделав это с осторожностью, чтобы, не дай Бог, не задеть ногами юбки дорогого платья Амелии из шелка цвета слоновой кости. Честно говоря, он удивился, когда она выбрала место напротив него. Обычно она старалась сохранять дистанцию насколько возможно, словно его близость позорила ее.

Дверца захлопнулась. Лакей занял место рядом с кучером, и карета, тихо позванивая упряжью, двинулась вперед, оставляя позади толпы людей, а также несметное количество карет, выстроившихся перед зданием театра «Друри-Лейн».

— Представление было очень милое, не правда ли, Джеймс?

— Да, вполне.

Он согласно кивнул.

Набросив легкую голубую шаль на плечи, Ребекка повернулась к Амелии, сидевшей рядом, и завела по разговор о прошедшем вечере. Открытость и искренняя радость на ее лице контрастировали с капризной, холодной элегантностью Амелии. Свет от маленькой медной лампы, висевшей на стене кареты, высвечивал золотые блики в каштановых волосах Ребекки, собранных в узел на затылке. Трудно представить, насколько две женщины могут отличаться друг от друга, но его младшая сестра обожала Амелию. Джеймсу оставалось только надеяться, что выход в свет не превратит г Ребекку в двойника его жены.

Как он и предполагал, усилия Ребекки переубедить отца увенчались успехом. Впрочем, Джеймс не сомневался в исходе дела. Это был всего лишь вопрос времени, прежде чем она появилась на его пороге с чемоданном, в котором лежали туалеты для предстоящего сезона. Хотя он немного удивился, когда получил записку, где она сообщала о своем приезде. Все его мысли принадлежали одной Роуз, ни о чем другом он думать не мог, тупо глядя на бумаги, лежавшие перед ним на столе. Пока Джеймс ждал визита сестры, напоминание о начале сезона резко вернуло его к реалиям жизни. И надежда на то, что у него впереди несколько свободных вечеров, испарилась вместе с ее последней запиской.

«…и Амелия обещала провести вечер в театре, чтобы отпраздновать мой приезд в Лондон».

И этот вечер подразумевал и его присутствие. У него была ложа в театре «Друри-Лейн». Скорее, она имела большее отношение к Амелии, чем к нему, но в прошлом он несколько раз брал туда Ребекку. Джеймс знал, что она обожает эти выходы. Она была одной из тех, кто следит за происходящим на сцене, а не приходит в театр показать себя и таращить глаза на соседние ложи. И он с удивлением должен был признаться, что шокирован участием Амелии в жизни сестры, то есть тем, что она помнила любовь Ребекки к театру. Оказывается, она способна думать о ком-то другом, кроме себя.

Разрываясь между желанием увидеть сестру и необходимостью провести несколько часов в обществе Амелии, он вышел из офиса задолго до захода солнца. Не то чтобы он не планировал уйти раньше, но все же не так рано. Он дал слово Роуз. Слово, которое должен сдержать, хотя еще не было восьми часов. После посещения театра он проводит сестру и Амелию домой, возьмет деньги, которые оставил в ящике комода около кровати, и затем отправится на Керзон-стрит. К Роуз.

Выглянув из окна кареты, он опустил руку в карман, поглаживая кончиками пальцев сеточку для волос. Вечернее небо служило прекрасным фоном для зданий, мимо которых они проезжали. Когда они Въехали в район Мейфэра, дома выстроились в аккуратный ряд, чередуясь с ухоженными скверами. Они миновали Ганновер-сквер и затем повернули на Дэвис-стрит.

Направо?

Он быстро взглянул на Амелию.

— Но это не дорога домой…

Прямая линия ее плеч напряглась. Она отвернулась от Ребекки. На ее лице сохранилось выражение радушия, именно такое, какое он видел, когда они куда-то выходили вместе, и то, которое могло обмануть его сестру, но только не его. Светло-голубые глаза были полностью лишены тепла.